Шанхай почти не виден

Кто заказал “12 стульев”?

“В пятницу 15 апреля 1927 года Ипполит Матвеевич, как обычно, проснулся в половине восьмого и сразу же просунул нос в старомодное пенсне с золотой дужкой…” В эту же страстную пятницу скончалась тёща Воробьянинова, и бывший предводитель дворянства начал “охоту за табуретками”.

Событие, казалось бы, не историческое, а сугубо литературное. Есть, однако, другая точка зрения. Современные публикаторы и авторы комментариев к бессмертным романам Ильфа и Петрова Михаил Одесский и Давид Фельдман пишут в предисловии: “На тезисах официальной пропаганды и строится сюжет “Двенадцати стульев”. Действие в романе начинается 15 апреля 1927 года, “шанхайский переворот”, главная газетная новость обсуждается героями, однако обсуждается, между прочим, как событие вполне заурядное, никого не пугающее и не обнадёживающее, все соображения героев романа о “международном положении” подчёркнуто комичны”.

О чём идёт речь? Одесский и Фельдман напрямую связывают так называемую “Шанхайскую резню” с началом романа “12 стульев”. 12 апреля 1927 года китайская националистическая партия Гоминьдан во главе с Чан Кайши разорвала соглашение с китайской компартией, и начались погромы коммунистов. Это действительно было очень важным событием политики того времени, тогда внимание мировой общественности было приковано к китайской революции. Не менее важным оно было и для внутрипартийной борьбы в СССР. Сталин присоединил Гоминьдан к Коминтерну, Чан Кайши считал революционером, другом и товарищем. А его главный оппонент Троцкий был против такой позиции, считал это предательством китайских коммунистов и мировой революции. Шанхайские события показали, что он был прав.

Одесский и Фельдман пишут: “Весной 1927 года у оппозиционеров появились новые аргументы. Неудачей завершились многолетние попытки “большевизировать” Китай, где шла многолетняя гражданская война, широко обсуждавшаяся советской прессой. 15 апреля советские газеты пространно-истерично сообщили о том, что в Шанхае недавние союзники — китайские левые радикалы националистического толка — изменили политическую ориентацию и приступили к уничтожению соотечественников-коммунистов”.

Давид Маркович Фельдман и Михаил Павлович Одесский — известные учёные, доктора наук, их безусловной заслугой являются, в частности, подготовка и публикация полного варианта романов Ильфа и Петрова без купюр, сделанных цензурой или поздних сокращений самих сатириков. Однако их версия о том, что “12 стульев” строились на “тезисах официальной пропаганды”, не представляется убедительной. Все их многочисленные публикации по этому поводу можно свести кратко к следующему.

Основатель журнала “30 дней” и директор издательства “Земля и фабрика” (роман печатался в журнале, а потом вышел в этом издательстве), известный литературный деятель Владимир Нарбу то ли по собственной инициативе, обладая острым политическим чутьём, то ли по просьбе вышестоящих товарищей заказал Ильфу, Петрову и Катаеву (или одному Катаеву) сатирический роман, высмеивающий троцкистскую оппозицию Сталину. В одном из интервью “Независимой газете” Фельдман говорил следующее: “Всерьёз полемизировать с Троцким трудно… Сталин и Бухарин выбрали другую тактику: Троцкого стали высмеивать… так началась сатирическая кампания против Троцкого. Власть разрешает высмеивать леворадикальные лозунги советской пропаганды, которые воспринимались как троцкистские. Разрешалось смеяться над радикальными экспериментами левых — в области искусства, театра, живописи, литературы. Нужен был сатирический роман, антилевацкий, антитроцкистский. Именно такой роман и написали Ильф и Петров”.

Поэтому, как считают Фельдман с Одесским, и была выбрана символическая дата — 15 апреля — для начала действия романа. Они так и пишут: “Под патронажем Нарбута они написали книгу о том, что в Шанхае ничего особенного не случилось. И таким образом выполнили партийную директиву”. У Ильфа и Петрова действительно есть эпизод, который в поздние издания “12 стульев” не вошёл. Провизор, у которого Воробьянинов покупал контрабандный товар, дающий радикально чёрный цвет при покраске волос, говорит Ипполиту Матвеевичу: “Как вам нравится Шанхай? Не хотел бы я теперь быть в этом сеттльменте… Они скоро всю Хэнань заберут, эти кантонцы. Сватоу, я знаю. А?” _Собственно, это всё обсуждение китайской революции. _

Вообще говоря, 15 апреля ничего особенного и не происходило, Сталин ещё пытался удержать Чан Кайши, несмотря на гибель китайских коммунистов. По инерции ещё 16 апреля верный сталинец Эрнст Тельман защищал “честное имя товарища Чан Кайши” от империалистов. И только 23 апреля сталинское руководство пришло в себя от потрясения, а сам Сталин нагло заявил, что “события полностью подтвердили правильность тактики Коминтерна”. То есть 15 апреля не может иметь в романе какой-то символический смысл. Но дело даже не в этих нюансах. Если “12 стульев” были заказаны, пусть тонко в самой деликатной форме, сталинской властью, то почему официальная пропаганда этого не заметила? Что-то вроде ответа на этот вопрос у Фельдмана с Одесским есть: “К лету 1928 года роман уже не казался столь злободневным, как в 1927 году: политическая обстановка изменилась, “левая оппозиция” была сломлена, Троцкий удалён с политической арены”. Но почему тогда роман получил официальное признание, когда на “левые” позиции перешёл сам Сталин? Ильф и Петров писали роман как раз в тот момент, когда Троцкий потерпел окончательное поражение — в октябре 1927 года его исключили из партии, а в январе отправили в ссылку. Роман писался осенью, а начал публиковаться в журнале “30 дней” в январе “с колёс” главами. Какую роль “заказной” роман мог сыграть в борьбе с уже поверженным Троцким?

Вряд ли Ильф и Петров ставили целью обличение троцкизма или левой оппозиции. Да и вообще такое обличение трудно найти в романе. Бюрократы, очковтиратели, демагоги — это есть, но это скорее критика сталинского режима. А уж “Эллочка Людоедка”, Никифор Ляпис-Трубецкой, завхоз Альхен или Виктор Михайлович Полесов точно не имеют никакого отношения к “левому уклону”. При всём желании мне так и не удалось найти ни одного троцкиста в романе. Весьма сомнительно, что Ильф и Петров планировали писать политический памфлет.

Автор идеи романа, которому он и посвящён, — старший брат Петрова — Валентин Катаев, возможно, и попытался бы исполнить какой-нибудь заказ. Он был мужественным, смелым человеком, кавалером двух Георгиевских крестов, но конъюнктурщиком. В юности симпатизировал черносотенному Союзу русского народа (потом “исправил” свою и официальную и художественную биографию в повести “Белеет парус одинокий” — якобы с детства любил большевиков), после 1917 года стал революционным поэтом, но в Одессу пришли белые — стал белым, потом пришли красные — стал вновь красным; поддерживал Троцкого, потом Сталина; восхвалял наркома Ежова, но создал замечательный журнал “Юность”. Его взгляды менялись в зависимости от того, кто находился у власти и что этой власти требовалось (за исключением старческой повести “Уже написан Вертер”, которая разозлила Андропова).

Сначала Катаев хотел использовать своего 23-летнего брата и их общего друга Илью Ильфа в качестве литературных помощников. Он изложил им идею, позаимствованную у Конан Дойла (“Шесть Наполеонов”), сюжетные линии, поручил писать черновик, по которому собирался “пройтись рукой мастера”, и уехал отдыхать на море. Там загулял, а когда вернулся, увидел, что “подмастерья” хорошо справились и без него. Пришлось даже переделывать договор с журналом и издательством с трёх авторов на двух (в качестве компенсации осталось посвящение в романе, и с гонорара ему подарили золотой портсигар). Гипотетически можно предположить, что Катаев мог получить какой-то заказ от Нарбута. Но это вряд ли, как сам Катаев утверждал в старости, он хотел написать коммерческий авантюрный роман; а главное, он никак не контролировал процесс написания, Ильф и Петров всё изменили в замысле, придумали главного персонажа Остапа Бендера.

В отличие от брата Евгений Петрович Катаев не был конъюнктурщиком, и уж совсем безупречную память о себе оставил Илья Арнольдович Файнзильберг. Сегодня, кстати исполняется 75 лет со дня его смерти. Ильф умер от туберкулеза 13 апреля 1937 года, в самом начале большого террора. Евгения Петрова сломали в 1938 году. Он присутствовал на процессе Бухарина — Рыкова, писал отчёты в “Литературную газету”. Потом в 1939 году написал очерки “Как польские офицеры сожгли два села” и “Подлинная демократия” (о выборах в Верховный Совет на Западной Украине). В этом была трагедия писателей сталинской эпохи. Он не дожил до 1949 года (погиб в 1942-м: немцы сбили самолёт, в котором он летел из Крыма), когда “12 стульев” и “Золотой телёнок” были подвергнуты жесточайшей критике и запрещены.

Однако фактом остаётся, что в 1929—1930 годах Ильф и Петров не участвовали в кампании обличения кулаков и вредителей, не подписали ни одного письма в поддержку политических процессов, так же как во время зиновьевского и пятаковского процессов в 1936-м и январе 1937 года, в отличие от большинства своих коллег-литераторов, в том числе Б. Пастернака, Бабеля, Платонова, Вс. Иванова, Новикова-Прибоя, Маршака, Шкловского, требовавших “раздавить гадину”. При том, что они были официальными сотрудниками “Правды”.

В 1933 году они участвовали в знаменитой поездке писателей во главе с Горьким по Беломоро-Балтийскому каналу под эгидой ГУЛАГа. По итогам поездки была написана позорная книга. За редким исключением (очерк Зощенко о реально перевоспитавшемся международном аферисте) книга призывала “добить классового врага”, прославляла ГПУ-НКВД, ГУЛАГ и подневольный труд. Зловещего Ягоду прославляли Толстой, Катаев, Шкловский, Б. Ясинский и все другие участники поездки, включая дедушку Пришвина. И только два человека — Ильф и Петров — отказались что-либо написать в эту книгу и даже вообще написать о поездке.

Из крупных литераторов первыми гениальность романа “12 стульев” за границей признал Набоков, а в СССР — Осип Мандельштам. Но в 1970-е годы вдова поэта Надежда Мандельштам по какой-то непонятной причине обвинила Ильфа и Петрова в “пасквиле” на интеллигенцию. С тех пор в определённых кругах принято считать, что Ильф и Петров оскорбили, оплевали, оклеветали старую добрую русскую интеллигенцию (обычно в этом контексте речь идёт об образе Васисуалия Лоханкина из “Золотого телёнка”). Потом постепенно акценты стали усиливаться, и писателей начали превращать в апологетов большевистского режима. Это удивительно, поскольку в 1920—30-е годы их активно печатали русские эмигранты, во-первых, потому что видели в этих произведениях критику советского строя, во-вторых, из-за художественных достоинств. Ильф и Петров ещё при жизни стали всемирно знаменитыми. По “12 стульям” ставились спектакли, роман несколько раз экранизировали — даже в фашистской Германии вышел фильм (правда, действие там было перенесено в Австрию, а авторство не указано из-за еврейского происхождения Ильфа).

Заказ на “12 стульев” был, это был заказ общества на талантливую весёлую книгу.