Он служил делу правды и свободы

Он служил делу правды и свободы

130 лет назад 10 сентября 1882 года на поселении в Новгороде в возрасте 38 лет умер один из основоположников сибирского областничества Серафим Серафимович Шашков.

С тех пор вышло более тысячи публикаций, посвященных Шашкову - воспоминаний, статей, публицистических книг, научных монографий, изданных в Москве, Петербурге, Казани, Томске, Иркутске и во всех других крупных сибирских городах. За исключением Красноярска. В нашем городе особого интереса к памяти выдающегося ученого и общественного деятеля как-то не наблюдается. В дореволюционной периодике есть несколько публикаций к круглым датам его смерти или рождения, да в 1930 году вышла небольшая статья замечательного красноярского краеведа Вячеслава Петровича Косованова.

В начале 90-х годов активно работала годонимическая комиссия (бюрократически она называлась «комиссия по наименованию и переименованию внутригородских объектов»), свои предложения она, кстати, публиковала на страницах газеты «Городские новости». В 1995 году администрация города совместно с педагогическим университетом выпустили специальный справочник «Красноярск современный», там был и список предлагаемых новых названий улиц. Одну из них в Центральном районе предлагалось назвать именем Серафима Шашкова. Но улица Шашкова (как и предлагавшиеся улицы В.П.Косованова и многих других) так в Красноярске и не появились. Красноярск, кстати, единственный крупный город Сибири, где нет улиц Щапова, Ядринцева и Потанина. Хотя в начале ХХ века была Ядринцевская улица, а Г.Н.Потанин в 1915 году в честь 80-летия получил звание почетного гражданина Красноярска - сейчас на мемориальной доске со списком почетных граждан в здании городского Совета депутатов его имя по непонятным причинам отсутствует.

Между тем именно Красноярск сыграл особую символическую роль в рождении, или точнее - в оформлении сибирского самосознания. То, что сейчас называют сибирской идентичностью, своеобразный менталитет сибирского образованного общества, некая сибирская гражданская идеология, конечно, появились не одномоментно. Еще в 1822 году сибирский губернатор М.М.Сперанский писал, что «Сибирь - это просто Сибирь», прекрасное место для ссыльных, но не для жизни и гражданского образования. Формирование самосознания образованного общества Сибири справедливо связывают с движением областников. Но нельзя назвать конкретную дату появления этого движения. Еще до областников был первый сибирский историк П.А.Словцов - он писал об особом сибирском народе. Потом был великий Афанасий Прокопьевич Щапов, в Казанском университете с 1852 года существовал кружок сибирских студентов, потом такой же появился в Петербурге. До судебного процесса Потанина, Шашкова и Ядринцева происходило много событий. Однако одно из них с полным правом можно назвать символическим рождением сибирского областничества - это публичные выступления Серафима Шашкова в Красноярске в 1864 году.

Сын очень образованного кяхтинского священника Серафим Шашков родился в Иркутске, там же окончил духовное училище, потом духовную семинарию. Уже в 16 лет в «Иркутских губернских новостях» стал публиковать первые научные работы по верованиям и фольклору бурят, на которые и сейчас ссылаются этнографы. В Казани стал учеником А.П.Щапова, из Казанской духовной академии его исключили за участие в митинге и панихиде по расстрелянным бунтовавшим крестьянам. После этого поступил на восточный факультет Петербургского университета, жил на квартире Щапова, который тоже переехал в столицу. Там и познакомился с будущими «подельниками» - Ядринцевым и Потаниным, который через полвека писал в «Воспоминаниях»: «Знакомство с Шашковым нас особенно порадовало. Только что появилась его статья о Сибири в «Библиотеке для чтения», и мы увидели в нем новую грядущую сибирскую литературную силу».

Но нужда, преследовавшая Шашкова всю жизнь, заставила его вернуться в Сибирь. Осенью 1863 года он поселился в Красноярске. Преподавал всеобщую историю в женском училище. Открыл частную школу, но неудачно, через год она закрылась: это был класс для мальчиков и девочек, обучение в котором велось по программе гимназии, учителями были в основном политические ссыльные.

Шашков прочитал в Красноярске несколько публичных лекций по истории Сибири, которые взорвали сначала красноярское, а потом и все сибирское общество. Вероятно, это была первая систематизированная пропаганда идей сибирского областничества. Красноярские чиновники в «Енисейских губернских ведомостях» резко осудили Шашкова, он им ответил. «Ведомости» (как и немногочисленные издания в других сибирских регионах) выписывали тогда по всей Сибири. Быстро распространялись и слухи. Находившиеся тогда в Томске Потанин с Ядринцевым пригласили Шашкова в Томск прочитать те же самые лекции для томских жителей. Удалось выхлопотать разрешение томского губернатора, несмотря на сопротивление чиновников и протесты Томской казенной палаты (Шашков вынужден был встречаться с губернатором и утверждать у него тексты лекций). Эти пять выступлений Шашкова, особенно последнее, закончившееся демонстрацией слушателей- семинаристов, превратили областничество из идейного в общественное движение.

В начале 1865 года Шашков вернулся в Красноярск. А уже в мае Потанин с Ядринцевым были арестованы, у них изъяли бумаги. Последовали аресты в Омске, Томске, Москве, Петербурге, Иркутске, Уральске, в Красноярске был арестован Шашков - вместе с Ядринцевым и Потаниным один из трех главных обвиняемых (остальные позже будут признаны «соблазненными») по знаменитому делу «Об отделении Сибири от России и образовании республики подобно Североамериканским Соединенным штатам». Следствие проходило в Омске (там находилась резиденция генерал-губернатора Западной Сибири), но им занималась и специальная следственная комиссия сената.

Дело, безусловно, было политическим (не в смысле политических обвинений, а потому, что рассматривалось не по правовым основаниям). Областники не были реальными сепаратистами (хотя даже в советской историографии утверждалось, что они «готовили восстание» и выдвигали «реакционный лозунг отделения Сибири от России»). Их «сепаратизм» четко сформулировал Г.Н.Потанин: «Областничество включает в себя сепаратизм не только в области культуры, но и в области политики, за исключением только самого крайнего акта (покушение на целость государства), который на обычном общепринятом языке называется политическим сепаратизмом; последний недопустим с государственной точки зрения; но областнический сепаратизм не угрожает целости государства, хотя может заходить очень и очень далеко». Однако еще до возвращения в Сибирь, в Петербурге 20-летний Ядринцев и Шашков, который был лишь на год старше, неосторожно оказались замешаны в одной авантюре. Член сибирского землячества иркутский купец Попов, видимо, провокатор (он потом и напишет на Ядринцева и Шашкова донос) изготовил прокламацию «патриотам Сибири», которую друзья с юношеским максимализмом зачем-то отредактировали. Там действительно были слова о свержении самодержавия (что для студенческой молодежи 1863 года было лозунгом обычным) и провозглашении независимой сибирской республики.

Специально прокламацию никто не распространял, но через два года дежурный офицер Сибирского кадетского корпуса в Омске при случайном обыске у одного из воспитанников -12-летнего брата офицера-областника Ф.Н.Усова (воспитатель искал в карманах папиросы) обнаружил листовку с этим текстом. Листок этот кадет случайно захватил вместе с тетрадками из письменного стола брата. Несколько подростков были арестованы (они тоже три года провели на омской гауптвахте), а уже за ними последовали аресты Потанина, Ядринцева, Шашкова (всего 44 человека). Авторство прокламации тогда было неизвестно - донос Попова поступил позже.

Дело было шито белыми нитками - детские показания перемешивались с лекциями Шашкова, статьями в официальных «Томских губернских новостях» о необходимости университета в Сибири (редактора Кузнецова тоже посадили вместе с 4-летним сыном-сиротой, под судом был даже цензор - томский вице-губернатор пустой и глупый П.Фризель), говорилось о разветвленной сети сепаратистов (студенческие землячества в Москве и Петербурге, переписка между иркутскими, омскими, томскими областниками) и т.п. Естественно, никакой организации и заговора не было, но в справке III Отделения от 21 февраля 1866 года отмечалось: «Открытые в Сибири заговорщики имели целью распространение нигилизма и отделение Сибири, корни их заговора пущены глубоко; в нем участвуют служащие по Министерству народного просвещения чиновники, даже купечество и золотопромышленники…». В общем, классический пример выдуманного заговора. Но в феврале 1868 года к 12 годам каторги был приговорен Ядринцев. Весной каторжные сроки получили Потанин и Шашков.

Вскоре каторгу заменили ссылкой, Ядинцев, Шашков, братья Усовы, казачий офицер Шайтанов, иркутский мальчик Золотин, у него тоже была злосчастная прокламация (он показал ее своему учителю Щукину, который потом сошел с ума на омской гауптвахте) отправились этапом в Архангельскую губернию (Потанин находился в каторжной тюрьме в Свеаборге). Все шли пешком, только уже тогда потерявший здоровье Шашков передвигался на телеге. Вероятно, это была первая ссылка из Сибири.

Больше уже Серафим Шашков в горячо любимую Сибирь не вернулся. Он написал сотни научных и популярных работ по истории, этнографии, социологии, литературоведению, международным отношениям (Потанин и Ядринцев называли его самым образованным из областников), был основоположником гендерной истории (его книги по женскому вопросу - «Исторические судьбы женщины, детоубийство и проституция», «Очерк истории русской женщины» до сих пор считаются классикой, в прошлом году были переизданы в очередной раз). Но в первую очередь он был все-таки сибирским мыслителем, сибирским историком и гражданином Сибири.

Незадолго до смерти в Новгороде его посетил Н.М.Ядринцев, который потом писал: «Ноги у него отнялись, и он переползал от кровати к столу. Его окружала груда книг, и он неутомимо работал. Вся жизнь его сосредоточивалась на умственном труде, в журнальной работе. Никто не подозревал, какой больной и слабый организм работал над жгучими статьями по всем отраслям знаний. Можно было дивиться этой борьбе духа с телом в предсмертной агонии». Серафим Шашков написал в предсмертном письме: «Все время я служил делу правды и свободы».