Иван Булава: «Выступающая из тумана скала снится до сих пор»

Его не надо просить: «Капитан, капитан, улыбнитесь!» Он и так улыбчив. Добрые глаза лучатся светом, голос мягкий, звучный и низкий… Сколько раз Иван Булава бороздил просторы Енисея за его более чем полсталетнюю речную одиссею, уже и не счесть. Президент Ассоциации судовладельцев Енисейского бассейна, заслуженный работник транспорта России, почётный работник речного флота, он прошёл путь от штурмана до генерального директора Енисейского речного пароходства. 16 сентября Иван Антонович Булава отметил свой 75-летний юбилей.

- Иван Антонович, речники у нас всегда были в почёте, поскольку от них в буквальном смысле зависит жизнь обширных районов края, куда они доставляют грузы. Однако вряд ли, поступая в речное училище, молодой мальчишка задумывался об этой миссии. С чем же был связан Ваш выбор профессии?

• Всему причиной голодное и трудное военное и послевоенное детство. Родом я из белорусского хутора. Во второй половине 30-х годов рядом с местом, где мы жили, решили организовать колхоз. Крестьян туда сгоняли насильно с окрестных хуторов. Появившуюся таким образом деревню и колхоз назвали по иронии судьбы Свободой. Мой отец трудился на обслуживании грунтовых дорог в районе и вступать в колхоз отказался, за что его репрессировали. А маму с нами, семью детьми (старшей сестре было тогда 10 лет, а младшему брату всего шесть месяцев), увезли в деревню Свобода. Уже на другой день мы сбежали назад в хутор. Потом началась война, оккупация, затем освобождение.

Школа, где я учился уже после войны, находилась в семи километрах от моей деревни, ходить туда приходилось пешком, да ещё и одному. Но я всё же выдержал этот марафон и первым из нашего села окончил десять классов. А когда определялся с выбором профессии, основными критериями были жильё, питание, одежда. В Рижском речном училище предлагалось полное государственное обеспечение: кормили, поили, одевали, по окончании присваивали воинское звание. И специальность хорошая. Это меня вполне устраивало.

- При этом саму жизнь курсанта речного училища нельзя назвать беззаботной. Строгая дисциплина, чёткий распорядок дня, малейшее нарушение - и наряд вне очереди обеспечен…Что больше всего вспоминается из студенческой поры?

• Наряды вне очереди давали за самоволку, опоздание в строй при подъёме на зарядку, неряшливо заправленную койку, нарушение формы одежды. В те годы курсанты любили пощеголять в клёшах, вшивали неимоверной величины клинья от колен к низу брюк, что было категорически запрещено. Поэтому построение на увольнение в город всегда сопровождалось вырезанием этих клиньев. То же самое было и перед отправлением в отпуск. В строю все выглядели так, как положено по уставу. Но только садились в вагоны, сразу же вытаскивали погоны другого фасона, все мыслимые и немыслимые знаки отличия, вшивали клинья, меняли кокарды на фуражке. В таком наряде меня и задержал военный патруль на одной из станций, о чём сообщили тут же в училище. Благо, только начался второй семестр, и всё обошлось. А ещё часто вспоминаю, как расформировывали наше учебное заведение, после чего мой курс перевели в Омское речное училище. Очень комичной оказалась наша первая перекличка. Сначала называли омичей: Иванов, Петров, Сидоров, - словом, обычные русские фамилии. Затем стали перечислять нас, белорусов. - «Скребло!» - «Я!» - «Булава!», - рота начинает тихонько хихихать. Когда дошли до Сосны, у всех уже слёзы от смеха текли из глаз. «А ну признавайся, какая у тебя фамилия на самом деле?» - нервничает ротный. «Да Сосна я, Сосна!» - уверяет командира мой земляк. И тут откуда-то вдруг появился пьяный прохожий, встал навытяжку перед ротой и громко так произносит: «Смирно! Я адъютант Колчака!» Здесь уже от хохота просто все сложились пополам.

- Наверное, Ваше первое плавание было таким же весёлым?

• Свою первую практику я проходил в Верхне-Днепровском пароходстве. Тогда я впервые прошёл по своей родной Припяти на пароходе «Пионерская правда». Капитан для нас, практикантов, был вторым после Бога. Вся команда в форме, это впечатляло. Но одновременно с гордостью за выбранную профессию заедала зелёная тоска. Берега-то рядом. А там, особенно по выходным, столько молодёжи. Веселятся, пляшут, песни поют. От милых сердцу картин сельской жизни хотелось выть, прямо хоть за борт бросайся! Я думал, что никогда не привыкну жить вдали от родных мест. Кстати, после этой практики многие ребята забрали документы и бросили учёбу в училище. А меня ещё долго потом не покидало чувство тоски. Совсем другое впечатление было, когда впервые оказался на Енисее. Я сразу ощутил, насколько это могучая река. После окончания училища я выбрал Енисейское речное пароходство и отправился в Игарку на ледокол «Енисей» в должности третьего штурмана. А это уже морские условия плавания. Там я в полной мере познал, что такое шторм, когда нужно спасаться от большой волны, сильного ветра. Помню, как попал однажды в такую штормовую катавасию. Я работал уже на пассажирском теплоходе «Чкалов». В районе Диксона с севера на нас шла просто гигантская волна. Для захода в Диксон надо было менять курс, но в штормовых условиях делать это крайне опасно. И тут вижу - идёт контейнеровоз «Петровский». Я его прошу сделать вокруг нас оборот. Как только он пошёл по кругу, высокую волну удалось сбить, и мы тут же следом за ним повернули на нужный нам курс. Капитан «Петровского» сразу же сообщил о том, что он оказывал помощь пассажирскому теплоходу «Чкалов», в Москву в главный центр по безопасности мореплавания. В столице по поводу ЧП начались разбирательства, но к тому времени я уже работал в Красноярском речном командном училище, меня пригласили возглавить учебное заведение. Спустя пять лет вновь вернулся на флот заместителем начальника Енисейского речного пароходства по кадрам.

- И больше с флотом не расставались?

• Честно признаюсь, что за чрезмерную активность я нажил себе немало врагов. Начались различные придирки, претензии, и через два года я ушёл работать в крайком инструктором отдела транспорта и связи. Но по прошествии четырёх лет понял, пора идти обратно во флот. Вернулся я туда в конце 80-х годов первым заместителем начальника пароходства. Вскоре началась перестройка, приватизация. Я к тому времени стал уже гендиректором Енисейского речного пароходства. Это был очень сложный период, нам пришлось выдержать серьёзный бой за право акционироваться единым целым. Все предприятия во всех бассейнах разбрелись по своим каморкам, каждый стал самостийным. Мы же не потеряли ни одной организации: порты, заводы стали дочерними, а ремонтные базы филиалами. Тогда нас упрекали, что мы всё зажали и не даём им никакой самостоятельности. И только сейчас стали признавать, что это было верное решение, благодаря которому сегодня пароходство существует как единая структура. Выстояли мы и в середине 90-х: когда начались неплатежи за перевозки, мы первые внедрили бартер. Помню, приехала комиссия из Москвы, и спрашивают нас: «А что это вы какую-то серу возите? Наверное, вам это выгодно?» Я говорю: «Конечно, в условиях, когда за перевозки вообще не расплачиваются, мы за свои услуги берём серу, поставляем её в Кемерово. Взамен нам дают удобрения, которые мы отдаём колхозам, а те нам поставляют хлеб и мясо. По крайней мере, есть чем людей накормить». Вот такая дикая картина была. Немного позднее стали отправлять флот за границу. Появилась валюта, за счёт которой уплачивали налоги и выдавали работникам зарплату. Когда встали на ноги, за нами началась охота. С одной стороны глаз на пароходство положил Лукойл, с другой - Норильский никель. Понимая, что Лукойлу мы нужны постольку-поскольку, мы выбрали Норильский никель. И вновь не ошиблись. Сегодня пароходство стабильно развивается и строит флот. Сейчас я - президент Ассоциации судовладельцев Енисейского бассейна. В этой сфере есть масса вопросов, от решения которых зависит жизнеобеспечение отдалённых территорий края. В частности, попытка Дудинского порта перейти на четырёхдневную рабочую неделю. И это в период, когда на Север идут грузы с овощами. Пока портовики будут три дня отдыхать, на судах вся картошка перемёрзнет. Поэтому наша ассоциация категорически против сокращения рабочих дней в Дудинском порту.

- Вы столько лет посвятили речной одиссее. Интересно, а что вообще для Вас значит река?

• Я всегда смотрел на реку как на своё рабочее место. И даже когда работал в училище. Ехал утром через мост на работу, и если видел, что на Енисее клубился туман, сразу отворачивался в другую сторону, смотрел на дорогу и вспоминал себя на капитанском мостике… Как метался на воде в таком же густом тумане и искал, где встать на якорь, как опасался налететь на скалу. Это переживание осталось на всю жизнь. Мне и сейчас снится по ночам этот туман и резко выступающая из него скала, от чего вскакиваешь весь в поту и думаешь, слава Богу, это всего лишь сон! У меня подрастают два сына. Одному сейчас 15, другому 6 лет. Жена категорически заявляет, что в нашей семье достаточно одного капитана. И я с ней в какой-то степени согласен. Сегодня у специальности речника уже не те функции. Капитан, конечно же, остался капитаном, но условия работы изменились. Он уже может не выходить из рубки на капитанский мостик в тулупе и с биноклем, искать в густом тумане огонёк или бакен. Матрос уже не кричит: «Провоз! Провоз! Табань!» Современные радионавигационные приборы выводят на мониторе малейшее отклонение от судового хода. Точные приборы снижают риски, и это хорошо. Речники по-прежнему выполняют одну из важнейших задач по доставке грузов в отдалённые уголки нашего края, но вот былой романтики уже нет.