Он хотел написать историю Красноярска

8 октября исполняется 130 лет со дня рождения Сергей Владимировича Бахрушина

Красноярск — один из немногих, а может, и единственный крупный город в России, который не имеет своей написанной академической истории. Даже у городов значительно моложе Красноярска, меньше его и элементарно беднее, как у Читы, Благовещенска, Хабаровска, не говоря, уже, естественно, об Иркутске или Томске; историография значительно богаче.

Причём такая ситуация была в Красноярске всегда. До конца XIX века вообще не существовало ни одной специальной книжки по городской истории. Попытки, конечно, какие-то предпринимались. Замечательный исследователь Сибири Николай Васильевич Латкин (автор нескольких десятков статей в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона об Енисейской губернии — “Красноярск”, “Енисейск”, “Минусинск”, “Туруханск”, “Нижняя Тунгуска”, “Енисей”, “Норильские озера” и т. п.) в 1875 году даже презентовал Красноярск на международной арене. Он собрал свои публикации в “Енисейских губернских ведомостях” о нашем городе, переработал их и издал на французском языке для Международного географического конгресса, на котором он выступал с докладом о Красноярском округе. В 1892 году он выпустил эту книжку, несколько расширив и на русском языке (вместе с двумя другими — “Енисейская губерния, её прошлое и настоящее” и “Очерк Енисейской губернии”). Но Латкин был географом и статистиком, а не классическим историком, и задуманную книжку о Красноярске он так и не написал, уехав из нашего города в столицу. Красноярцы почему-то не оценили заслуг Н. В. Латкина: он передал городу свой архив, помогал финансово красноярскому подотделу Русского Географического общества и краеведческому музею; в Архангельске он стал почётным гражданином города, а в Красноярске — нет.

В 80-годы XIX века во многих сибирских городах выходили книги знаменитой серии “Материалы по истории российских и сибирских городов XVII—XVIII столетий”, через тридцать лет проект продолжился и был доведён до начала ХХ века. Выходили книги по истории Иркутска, Томска, Тобольска, Якутска, Нерчинска, Селенгинска, а вот истории Красноярска не получилось. Красноярский библиофил и меценат Г. В. Юдин пытался привлечь сибирских историков, один из лучших наших градоначальников городской голова Николай Александрович Шепетковский сам хотел возглавить эту работу, но история города так и не появилась.

Наконец в 20-е годы ХХ века, готовясь к 300-летнему юбилею Красноярска, городские власти решили заказать исследование одному из самых крупных российских историков того времени — Сергею Владимировичу Бахрушину. Инициатива принадлежала краеведу и секретарю Красноярского городского Совета Всеволоду Афанасьевичу Смирнову. Идея, скорее всего, возникла во время Всесибирского съезда краеведов, на котором Бахрушин выступил с программным докладом. Бахрушин поддерживал связь с красноярскими музейщиками, археологами, краеведами, переписывался с В. П. Косовановым и Н. А. Ауэрбахом, встречался со Смирновым. Депутаты городского Совета одобрили предложение Смирнова, были выделены средства. Проект с энтузиазмом поддержал тогдашний глава города Павел Иванович Персиков — человек очень искренний и деятельный, популярный среди населения, но плохо ориентирующийся в общем политическом курсе своей партии.

Красноярск готовился встречать 300-летие. Директор краеведческого музея Александр Николаевич Соболев написал сценарий праздничных мероприятий (они не были полностью реализованы, поскольку торжества перенесли на декабрь, когда было уже холодно проводить карнавалы на Стрелке). Были изданы две брошюры Смирнова о 300-летней истории Красноярска (Бахрушин только приступил к работе, составил развёрнутый план 3-томника, собирал источники). Торжества прошли пышно, 2 декабря 1928 года депутаты горсовета переименовали переулок Парижской коммуны в улицу Андрея Дубенского — основателя Красноярска. Вообще-то, до революции она по инициативе губернатора Степанова так и называлась, но в 1921 году произошло массовое переименование улиц, большинство из них получили “революционные” названия.

Персиков, Смирнов и депутаты горсовета по тем временам совершили тягчайшую политическую ошибку. Официальный идеологический курс конца 20-х годов был на искоренение исторической памяти (“царская история не нужна трудовому народу”). Главная газета Сибирского края, в который тогда входили все территории Красноярья, “Советская Сибирь” уже на следующий день вышла с разгромной статей “Красноярский совет увековечил память царского колонизатора”. Её перепечатал “Красноярский рабочий”, который вынужден был каяться за собственное участие в торжествах 300-летия города. Мемориальную табличку с именем Андрея Дубенского пришлось снять, улице вернуть название Парижской коммуны (и только через полвека, совсем в другую эпоху, в Советском районе Красноярска всё-таки вновь появится улица имени основателя нашего города). Были сделаны и оргвыводы. Из городского Совета ушёл Смирнов. Через некоторое время “вычистили” и Персикова (позднее он стал жертвой сталинских репрессий).

300-летний юбилей Красноярска пришёлся как раз на пик борьбы “на историческом фронте”, в это время громили старую (“буржуазную”) историческую науку, музейщиков и краеведов. Все, кто готовил празднование юбилея — кто раньше, кто позже, — стали жертвами этого погрома. В 1930 году покончил с собой директор краеведческого музея Александр Соболев (самоубийство не было напрямую связано с юбилеем, но общая атмосфера того времени, конечно, сыграла свою роль). В следующем году был арестован и Всеволод Смирнов (“Красноярский рабочий” перед арестом писал о нём как о “монархисте и контрреволюционере”, критикуя его брошюру “300 лет города Красноярска”), через три года он скончался в заключении.

Косвенной жертвой юбилея стал и Сергей Владимирович Бахрушин. В печати он подвергался резким нападкам за то, что “уводил историков и краеведов от насущных проблем социалистического строительства в никому ненужную областную историю” (ещё его обвиняли в “зоологическом национализме”). Красноярский проект не упоминался, достаточно было того, что Бахрушин формально возглавлял московских краеведов и был представителем дореволюционной школы историков. Однако в результате этой кампании Бахрушину так и не удалось написать историю нашего города. Он неоднократно возвращался потом к теме, собирал материалы, в 1959 году, через девять лет после его смерти, неоконченная рукопись, вернее заметки, которые должны были стать первой частью трилогии, были опубликованы под названием “Очерки по истории Красноярского уезда в XVII в.”. Работа эта до сих пор считается классической, но, кстати, никогда не издавалась в Красноярске (а вот в Якутии, например, работы Бахрушина по якутской истории переиздавались неоднократно).

Бахрушин был арестован 8 августа 1930 года (первый раз большевики арестовывали его в 1918 году) по так называемому “делу Академии наук”, или “делу историков”, которое состояло из серии дел: 155 человек были арестованы в Ленинграде и Москве, и ещё несколько сотен в других городах. ОГПУ обвиняло Бахрушина в участии в “московской секции Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России”. Эта организация существовала только в бумагах самого ГПУ. Сам Сталин относился к старым историкам снисходительно, в арестах видел “воспитательную” функцию и на открытый процесс, как предлагало ГПУ, не пошёл. В это время он уже задумывал резкий поворот в идеологии.

При этом происходили какие-то совершенно невероятные, запредельные вещи. Иван Берсенев поставил во 2-м МХАТе спектакль по пьесе Алексея Толстого о Петре Первом. Постановка вызвала бурную реакцию, в “Правде” вышла статья “Реставрация мережковщины”. Берсенев и Толстой обвинялись в царизме, монархизме, контрреволюции и во всех грехах. Актёры каялись, а Берсенев оставался спокоен, потому что на премьере был Сталин и сказал ему, что это “очень хорошая пьеса”. В Институте красной профессуры РАППовские критики и “пролетарские” историки устроили обсуждение. Опять же ругали за монархизм. Но на трибуну вышел один из организаторов из ЦК и сказал: “Товарищ Сталин велел передать, что пьеса хорошая; вам он рекомендовал читать Бахрушина, у него всё хорошо написано про русский феодализм и русскую историю”. Но сам Бахрушин в это время сидел в тюрьме. Ровно через год после его ареста, 8 марта 1931 года, коллегия ОГПУ приговорила его к 5-летней ссылке в Казахстан. В Семипалатинске Бахрушину даже разрешили преподавать в местном педагогическом институте (он читал историю русского языка).

Через два года Бахрушина из ссылки отозвали по приказу Сталина, вернули в Москву, привлекли к работе над школьными и вузовскими учебниками истории (до середины 30-х годов историю в школах не преподавали, а в вузах не было истфаков). Он получил Сталинскую премию как один из авторов “Истории дипломатии”, его избрали членом-корреспондентом Академии наук. Конечно, тюрьма и ссылка даром не прошли, Сергей Владимирович в угоду Сталину восхвалял Ивана Грозного, писал о “централизованном государстве”, к месту и не к месту вспоминал марксизм — как лучший ученик Ключевского, близкий к кадетам (при поддержке этой партии он был избран в Московскую думу до революции), на самом деле к марксизму он относился прохладно, хотя признавал значение классовой борьбы. Тем не менее именно в 30—40-е годы Бахрушин написал большую часть своих классических трудов, создал современную школу сибириведения. Сталин его любил (если это слово вообще приемлемо в этом контексте) и как основоположнику современного подхода к истории русского города поручил к 800-летию столицы писать историю Москвы (в юбилейный комитет входили Берия, Вышинский, Будённый, и только один историк — Бахрушин).

Историю Красноярска Бахрушин не успел написать, но как основоположник современного научного сибириведения (первые работы по сибирской историографии он издал ещё до революции), автор десятков хрестоматийных трудов о Сибири, в том числе о Енисейской губернии, о енисейском Севере, енисейских туземцах и сибирских городах, енисейских кыргызах и Минусинском крае, как основатель школы сибирских историков; он, безусловно, является нашим классиком. И может быть, уже пришло время именно в Красноярске переиздать его “сибирские” труды, в том числе те, которые не вошли в собрание сочинений 1952—59 годов.