Персона
Владимир Лепёхин: «То, что не сделали мы, получилось у китайцев»
Недавно в Красноярске было торжественно открыто региональное отделение Всемирного русского народного собора (ВРНС). Мы встретились с одним из участников этого события — руководителем Дискуссионного клуба ВРНС философом и политологом Владимиром Лепёхиным.
Недавно в Красноярске было торжественно открыто региональное отделение Всемирного русского народного собора (ВРНС). Мы встретились с одним из участников этого события — руководителем Дискуссионного клуба ВРНС философом и политологом Владимиром Лепёхиным. Помимо работы в ВРНС он является руководителем института ЕАЭС, основная задача которого — изучение и анализ интеграционных и цивилизационных процессов на постсоветском пространстве. У Владимира Анатольевича своё видение прошлого и будущего России, которым он и поделился с нами.
— В одной из своих публикаций Вы поставили на одну доску Проханова и Жириновского как апологетов возрождения России в виде новой империи.
— Это не совсем так. У Проханова действительно есть своя концепция пятой империи, которую он продвигает вполне осмысленно. Я отношусь к Александру Андреевичу с большим уважением, но, как политолог, не поддерживаю эту идею, поскольку она скорее эмоциональная, чем научно выверенная. Что касается Жириновского, то я всегда считал его высказывания квазирусскими, квазипатриотическими, квазиимперскими по той причине, что в их основе политическая конъюнктура — привлечение голосов патриотически настроенных избирателей.
Как директор института ЕАЭС, я бываю на всём постсоветском пространстве. И там все высказывания господина Жириновского воспринимают как “глас Кремля”, причём тот глас, который всем не нравится. При этом объяснения, что человек выражает не мнение российского политического руководства, а своё собственное, никого не убеждают.
— Почему сторонники западного выбора для России при всех их разногласиях достаточно консолидированы и эффективны, а патриотически настроенные силы не могут создать эффективной политической партии? Вместо неё мы уже третье десятилетие наблюдаем структуры, которые используют этот потенциал в конъюнктурных целях.
— В результате перестройки и последующих событий произошёл перехват власти. К управлению государством пришла прозападная элита, кровно связанная с западными корпорациями. Многие говорят о том, что Россия попала в полуколониальное, а по некоторым позициям в колониальное положение. Этот класс занял все ключевые позиции в сфере информации, экономики, финансов.
С какой стати им было позволять формироваться здоровым политическим силам, предлагающим реальную альтернативу? Зато “зелёный свет” открыли псевдоструктурам, привлекающим избирателей либо патриотическими, либо левыми лозунгами, но не намеренными реально воплощать их в жизнь.
Однако в 2011 году президент РФ Владимир Путин провозгласил новый курс, заявив, что у нас есть национальная идеология, и она заключается в патриотизме. Естественно, либеральный класс начал “переобуваться”, “перекрашиваться”, брать на вооружение патриотическую риторику. Но суть ситуации от этого не изменилась. Народ, который воспринимает политику в основном через телевизор, слышит эту риторику, потом смотрит вокруг и видит те же безобразия, что и раньше. То есть если раньше здравые идеи национального развития просто блокировались, то сегодня другой формат сопротивления — они имитируются и забалтываются.
При этом некоторые вещи просто поражают. Значительная часть нашей экономической элиты и сегодня продолжает бредить идеей спасительных иностранных инвестиций, в то время когда страна уже несколько лет находится под санкциями.
— При всём том у сторонников “европейского выбора” существует концепция, куда должна двигаться Россия. А вот у противоположного лагеря попытки создать устраивающее всех видение места России в мире со времён споров западников и славянофилов успехом не увенчались.
— У каждого времени своя специфика. Например, ситуация в начале прошлого века и сейчас во многом схожа, но во многом и различна. Тогда наша сословная элита была слишком консервативна, не готова к необходимой стране модернизации. На фоне допущенных политических ошибок, прежде всего вступления в Первую мировую войну, это привело к краху.
Сегодня на самом деле всё есть, всё разработано, все технологии существуют. Но для того, чтобы эти технологии заработали, необходим субъект, который начнёт их внедрять, преодолев сопротивление прозападной элиты.
Что касается идеологии, трудно выработать такую, которая устраивала бы всех. Люди привыкли традиционно относить себя к либералам, консерваторам, левым или правым. Разделяют общество и политические партии. Ведь само слово “партия” переводится как “часть”. Объединиться мы можем на основе ценностного подхода и признания такого феномена, как русская цивилизация. Всегда, когда страна выбирает путь развития (а мы по-прежнему находимся в таком состоянии), стоит вопрос, как обозначать субъектность, политическую или геополитическую.
Была Русь, было Московское царство, Российская империя, СССР — всё это обозначения некоторых субъектов. А что сегодня? Демократическая республика? В общем да. Но есть и апологеты возвращения к имперской модели развития. Вновь введён в употребление термин “Российская империя”.
Есть достаточно много сторонников трансформации России в некое подобие Орды. Всевозможными аргументами доказывается, что у нас ордынская история, и политическая система во многом также оттуда.
В 2014 году в связи с событиями на Украине стало популярным понятие “Русский мир”.
На мой взгляд, наиболее точным и всеобъемлющим является предложенное Всемирным русским народным собором понятие “Российская цивилизация”. Это многонациональная общность людей, объединённых цивилизационными ценностями, культурой и русским языком как средством общения.
— А в чём отличие наших ценностей, к примеру, от европейских?
— Оно связано с историей этноса. Славяне издревле были народом земледельцев. Наши национальные черты создавались нашей географией и способом хозяйствования, формируя неагрессивный, созидательный тип поведения. Крестьяне не стремились к захвату чужих земель, но могли уйти от хозяина на неосвоенные земли в поисках лучшей жизни. Так было освоено огромное пространство Сибири и Дальнего Востока.
Что же касается Европы, то там с течением времени стал доминировать торговый капитал, а впоследствии рынок. А рынок всегда стремится к захвату, к увеличению прибыли. Но это невозможно без агрессии, обмана.
— Однако сегодняшняя Россия уже не крестьянская страна. Мы пытаемся стать органичной частью мировой рыночной системы. И если среда формирует национальный характер, не значит ли это, что правы те, кто объясняет наши особенности отсталостью от “цивилизованного мира”, а наше желание их сохранить ленью и тупостью?
— Ещё при Екатерине 94 процента населения России пахало землю. Это означает, что формирование нашего цивилизационного типа продолжалось никак не меньше тысячи лет. Именно он позволил в Советском Союзе в кратчайшие сроки провести индустриализацию, которая также была созидательным процессом. Таким образом, при изменении условий хозяйствования глубинная сущность цивилизационного типа не изменилась. Поэтому, когда начался переход к западной модели “всё на продажу”, выяснилось, в частности, что русские не очень охотно занимаются сферой услуг, где по большому счёту ничего не создаётся. И не особо это у них получается. Исторически у нас не развито умение прислуживать.
Поэтому если бы ставилась задача развития бизнеса как созидательная, то всё бы получилось. Но реформаторам меньше всего нужна была творческая энергия людей. Однако то, что не сделали мы, получилось у китайцев, которые в итоге стали “фабрикой мира”.
— Одной из главных сил, способствующих сохранению Российской цивилизации, по праву является православная церковь. Но при всем понимании нравственной силы религии как могут обратиться к ней люди, воспитанные в духе атеизма? Нет ли в этом определённого лицемерия?
— Сегодня мы видим попытки столкнуть людей верующих и тех, кто воспитывался на советских идеалах. Но, во-первых, эти идеалы во многом схожи с христианскими. Во-вторых, если человек способен верить в светлое будущее для всего человечества, то он в принципе предрасположен к вере. Ведь и атеизм тоже форма веры. Конечно, процесс этот достаточно сложен. Его начало — в постижении основ христианской этики. Затем, если есть желание, можно глубже постигать религиозные истины. Но в любой момент можно остановиться и сформировать внутри себя определённый баланс: я верю, например, в гуманистические идеалы. Но я верю и в нашу православную культуру.
Фото с официального сайта института ЕАЭС