Новости
Марсианские хроники на Енисее
Где-то в Латинской Америке…
Красноярская художница Ольга Боенко считает себя горожанкой до мозга костей. «Много раз слышала: «Вот был бы я художником, то обязательно рисовал бы природу», - говорит она.- Я природу хотя и люблю, но не нахожу в ней творческого стимула. Едешь на электричке или поезде, за окном - поля, холмы, перелески, всё очень красиво, но рисовать нет желания. Но вот начинается пригород, появляются какие-то строения - заборчики, водонапорные башенки, электроподстанции, разноплановые домишки - и сразу появляется желание рисовать».
Ольга Боенко признаётся, что много, где побывала и влюблена во многие города. Но своё сердце раз и навсегда отдала только одному - Красноярску. И не только потому, что это её родина, потому что здесь родилась и выросла, но и потому, что Красноярск не похож ни на один город мира и обладает уникальной энергетикой и ярко выраженным своеобразием.
- Своеобычность во многом ему придаёт природа, сибирский колорит. Мы находимся в предгорье Саян. Не каждый город расположен в таком шикарном обрамлении - нас окружают горы, сопки. В Красноярске парадоксальное сочетание различных, даже можно сказать, противоречивых качеств: с одной стороны - это широта, размах, мощь сибирской природы, с другой - узкие улочки и переулки, их пестрота. Считаю, что именно в этой камерности и пестроте улиц заключена прелесть. В первую очередь, я, конечно, имею в виду старые районы, хотя понимаю, что есть города с более роскошной архитектурой. Но для меня Красноярск - это родина. Когда я говорю о старине, то не обязательно веду речь об историческом центре. Дело ведь не только в отдельно взятом доме - красивом и старинном, а в прелести целого райончика. Взять ту же Николаевскую слободу - место, где я часто бывала в детстве с братом и которое хорошо знаю. Это очень своеобразный район - здесь раньше селились рабочие железнодорожных мастерских. Конечно, сегодня он поменялся, но все приметы прошлого в нём читаются до сих пор.
- В известном советском фильме «По семейным обстоятельствам» мама героя-художника, которого играет Евстигнеев, заставляет писать старые дома, которые согласно генплану Москвы должны скоро снести. А что для Вас является мотивом написать то или иное место? И что больше привлекает?
- Старина, безусловно, впечатляет и даёт вдохновение. Конечно, старые дома и особняки, в стенах которых живёт история, человеческие судьбы. Люблю двухэтажные особнячки с угловыми башенками. Причём больше люблю каменные дома, отношусь к ним с особой нежностью. Деревянные строения меня пугают: они быстрее ветшают, чем каменные, и в них есть что-то страшное, зловещее.
- Вы помните свою первую работу, где изобразили город?
- Трудно сказать. Городской пейзаж был одной из обязательных тем, которые мы должны были освоить в детской художественной школе. Но в те годы меня больше интересовали люди, которых я рисовала бесконечно. Мой роман с городом, скорей, начался в юности. Именно в этом возрасте мне захотелось выразить романтическое чувство и настроение, которым питал меня город. Именно тогда я почувствовала поэзию города. Особенно дороги мне были неяркие дни, без солнца, когда звуки в природе замолкают, и на улицах становится меньше людей, архитектура выступает на переднем план. В юности думала так: попишу городские пейзажи какое-то время, а потом вновь вернусь к рисованию людей, сюжетов, композиций. Но вот уже три десятка лет я рисую города и никак не могу остановиться.
- Есть ли у Вас любимое место, к которому возвращаетесь?
- Это перекрёсток проспекта Мира и улицы Сурикова. Там, на мой взгляд, средоточие, квинтэссенция Красноярска - его настроения и характера. С одной стороны, старая церковь - Покровский храм - жемчужина архитектуры нашего города, с другой - здание XX века, где находится Дом быта. Опять же здесь расположен Дом художника, родной для меня. Здесь наглядно ощущается, что жизнь не стоит на месте. Но это нормально, всё должно меняться, что-то умирать, а что-то рождаться.
- Кто из мэтров городского пейзажа для Вас наиболее близок по духу?
- Любимых много. Но я бы, наверное, среди них выделила французского живописца Мориса Утрилло, художника, который воспел свой родной город Париж. А в Красноярске у нас масса чудесных художников, и каждый из них прикасался к городской теме. Это и наш классик Борис Яковлевич Ряузов, и график Николай Сальников.
- А что касается новой архитектуры - из стекла и бетона, Вы обращаете внимание на здания, построенные в наше время, есть ли в них эстетика, или это за гранью художественного взгляда?
- Не могу сказать, что современные строения так уж меня вдохновляли, но я всеми силами стараюсь сочетать, соединить старое и новое. Я обращаю на эту тему внимание, но не могу сказать, что уже это сделала. Пока только в мыслях, мечтах. Я работаю в детской художественной школе в новом районе, где вообще нет старых домов… И если днём в сутолоке и спешке красота этих мест не видна, то поздно вечером, когда шум утихает, включается освещение, то новые строения, торговые центры, башни-высотки показывают себя с иной стороны. Они становятся красивы. Например, я отметила, что торговый центр «Июнь» очень эффектен на закате, и мне уже захотелось его изобразить. Это действительно архитектура XXI века. Когда в начале семидесятых я подростком читала Рея Брэдбери, например, те же «Марсианские хроники», о том, каким будет мир в 2000 году, думала: «Неужели так будет?» И так стало. Города на Марсе, которые описывал Брэдбери, можно увидеть в Красноярске.
- Ваши работы в основном выполнены тушью, акварелью. Почему Вы отдаёте предпочтение именно этим техникам?
- На этот вопрос трудно ответить. Вообще, я не чистая акварелистка, во всех моих работах сочетание туши, акварели и пастели. Думаю, что не я выбрала тушь, а она меня. В детстве мне хотелось быть писательницей. Но когда эта мечта родилась, я ещё не умела писать. В 1960-е годы, когда мои братья учились в старших классах, не было ещё шариковых ручек, писали чернилами. И в доме в каждой комнате стояла масса бутылёчков, пузырёчков с тушью и чернилами, перьевые ручки. Братья, уходя в школу, набирали в свои ручки чернила. И я следила за этим процессом с алчностью. Но чернила и пёрышки мне не давали, потому что где чернила, там и клякса… Я очень хотела, чтобы всё это богатство было моим. И вот наступил момент, я пошла в школу, и эти сокровища появились и у меня. Хотя тогда уже появились шариковые ручки, но детское желание обладать тушью осталось во мне навсегда. Я настолько её полюбила, что не расстаюсь с ней и по сей день. До сих пор испытываю наслаждение, когда раскладываю акварель, открываю тушь и чернила и начинаю смачивать листик бумаги кусочком ваты. Даю ей чуть-чуть подсохнуть, обмакиваю пёрышко в тушь и провожу по увлажнённой бумаге. И тушь нужного цвета - шоколадный, лиловый - мягко расплывается… Так моя детская страсть соединилась с темой города.____
- Есть ли город, на который был бы похож Красноярск?
- Я бы сказала, что нет, он единственный и неповторимый. Я говорю это не из конъюнктурных соображений. Например, те же города Русского Севера что-то имеют общее. То же самое можно сказать и про юг России. Если следовать данной логике, то что-то объединяющее должно быть и в городах Сибири. Тем не менее Красноярск не похож ни на Новосибирск, ни на Тюмень, ни на Омск, ни на Иркутск. Не похож он ни на Енисейск, ни на Минусинск. Мне всегда казалось, может, выскажу дикую, парадоксальную мысль, что город, подобный нашему, должен быть где-то в Латинской Америке. Но где, я не знаю.