Как красноярский Кулибин стране помогал

Днём чинили драги, вечером - тазы и вёдра

«Всю жизнь работает, - сетует на мужа Валентина Ивановна. - Бывало, домой приходил с завода и в два, и в три часа ночи. Придёт да ещё за кульман сядет чертежи свои делать. Да и сейчас, хотя и возраст солидный, и здоровье пошаливает, без дела не может. Всё что-то мастерит».

Впрочем, строжится супруга не всерьёз - своим мужем она гордится. И по праву. Ведь её Дмитрий Игнатьевич - уважаемый человек, более полувека он проработал слесарем на одном предприятии - Красноярском гидролизном заводе. За свой труд, инициативу, смекалку и золотые руки Дмитрий Попов получил звание заслуженного рационализатора России и множество наград. Среди них и самая высшая награда Советского Союза - орден Ленина.

Руки сбивали в кровь

• Свою профессию я очень люблю, - говорит Дмитрий Игнатьевич. - Считаю, что нет лучше дела для мужчины, чем слесарить. Да и мужика, который ничего не умеет делать руками, и мужиком-то считать нельзя. Работал я не за награды, а для себя. Нравилось мне на предприятии. О том, что получу какой-то орден, даже и не помышлял, работал себе и работал. О награде узнал, когда гостил у сестры на Севере. Возвращаюсь с охоты-рыбалки, а она мне газету «Известия» показывает, где написано, что я награждён орденом Ленина. Это был 1966 год.

Наградой Дмитрий Попов был удостоен за то, что сделал для завода специальное оборудование - полуавтоматический станок для ремонта баллонов для сжиженных газов. Ни на одном предприятии Союза такого не было.

• Меня направили в углекислотный цех, - рассказывает Дмитрий Игнатьевич. - На пуск, монтаж и на его обслуживание. Это было после войны, всё с нуля начинали. Когда я посмотрел проект, понял: все работы тут должны делаться вручную. И заполнять баллоны и ремонтировать. А попробуйте продавить баллон при помощи ручного насоса на 190 атмосфер!.. Один баллон испытаешь, а потом сидишь - отдышаться не можешь. Для того чтобы вентиль из баллона вывернуть, брали метровый ключ и крутили. Женщины в кровь руки сбивали. Посмотрел я на это и задумал сделать станок, чтобы ускорить и облегчить процесс. Занимался этим несколько лет. Для этого даже специально самостоятельно изучил чертёжное дело. Но сделать чертёж - это ещё полдела, надо было подобрать определённый материал для станка. В общем, спустя шесть лет собрал я станок. Председателем комиссии по рационализации был директор завода, я к нему подошёл (на заводе уже были воплощены несколько моих идей) и говорю: у меня есть предложение по внедрению станка в углекислотном цехе. Он выслушал и говорит: «Дело хорошее, только вот затратное, когда этот станок сделаем, неизвестно». Я в ответ: «Не расстраивайтесь, а приходите в цех и посмотрите. Я уже его сделал». Тот удивился, но пошёл в цех. Моё изобретение испытали и внедрили в производственный процесс.

Только патент на своё изобретение Дмитрий Игнатьевич так и не оформил. Говорит, дело очень хлопотное, долгое: бумаги разные оформлять надо правильно уметь... «Мне, человеку с начальным образованием, все эти бланки ой как непросто давались, - вспоминает рационализатор. - Четыре раза пытался получить патент, а потом бросил это дело». Были, правда, доброжелатели, которые приходили к Попову на завод и предлагали всяческое содействие. Взамен просили о скромном одолжении - включить их в соавторы. Рассердился Дмитрий Игнатьевич на благодетелей и сказал своё твёрдое «нет». А чтобы изобретение никто не присвоил себе, он опубликовал статью, где раскрыл все свои карты. «Мне ведь ни славы, ни денег не нужно было, просто хотел людям помочь, труд их облегчить», - говорит Дмитрий Попов.

После публикации в журнале Дмитрию Игнатьевичу стали приходить письма с просьбой прислать чертёж и описания его чудо-станка. Ему, простому рабочему из Сибири, писали главные инженеры и директора крупнейших предприятий - всего он получил около сорока посланий. Он копировал чертежи и посылал материалы в разные уголки СССР.

О судьбе своего станка заслуженный рационализатор России говорит с горечью. Когда гидролизный завод, как и многие предприятия, после перестройки оказался на боку, имущество предприятия стали распродавать - оборудование распиливали и сдавали на металлолом. Скорей всего, в утиль попало и изобретение Дмитрия Попова. Чего стоило ему, простому рабочему, сделать это уникальное оборудование, знает только он. Да его супруга, которая переживала, что муж не спит ночами, осваивая чертёжную грамоту.

Забирай, мамаша, самовар!

Надо сказать, до всего Дмитрию Игнатьевичу пришлось доходить своим умом. Жизнь так и не дала ему возможности не только получить инженерное образование, но и даже закончить обычную школу. За плечами сибирского паренька, уроженца деревни Малый Кантат Большемуртинского района, было только пять классов. Война и нужда заставили Дмитрия покинуть школьную парту и пойти работать. В семье было восемь детей, отец-инвалид с одним глазом, нужно было как-то выживать. В 1943 году, когда Дмитрию исполнилось пятнадцать лет, он пошёл работать. Решение принимал сам, никто не заставлял - жалко было родителей, которые тянули жилы, чтобы прокормить и одеть-обуть семейство. Да и в школу ходить было не в чем - с младшим братом одни штаны на двоих носили по очереди. В общем, Дима устроился учеником слесаря. Вместе с мастером поехал в командировку на Север на золотые прииски, где нужно было ремонтировать драги.

• Так как я был учеником, то зарплаты никакой не получал, - вспоминает Дмитрий Игнатьевич. - Поэтому кормиться должен был сам. Пошли мы на местный базарчик, видим, а на улицу кто-то старинный самовар выбросил. Подобрали. Выяснили, что у него течёт носик. Мы его с мастером отремонтировали и опять пошли на базар, думаем, может, продадим кому-нибудь самовар. Только встали, подходит к нам старушка и с подозрением приглядывается к нашему товару. И говорит: «Ой, это ж мой самовар! Как она сюда попал, я же его выбросила?» Я ей: «Забирайте, мамаша, свой самовар, он вам ещё послужит». В общем, эта бабушка растрезвонила везде, что приехали умельцы, которые чинят утварь. И к нам пошли люди - у кого-то ведро прохудилось, у кого-то таз… Днём мы на драге работаем, а вечером починкой занимаемся. Рассчитывались с нами местные жители молоком, сметаной, картошкой… А вот с хлебом трудно было.

Именно там, на Севере, он увидел и понял, что значит настоящий мастер - учителя у него, признаётся, были отменные, настоящие чудеса творили своими руками мужики. Именно тогда он всем сердцем и прикипел к слесарному делу. Надо сказать, что квалификационный разряд слесаря получил, будучи мальчишкой. И в 1946 году, когда пришёл на Красноярский гидролизный завод восемнадцатилетний Дмитрий Попов, он был не просто специалистом, а уже имел высший - шестой - разряд.

Если бы не война

Боевое крещение на заводе вспоминает со смехом.

• Кладовщик забыл дома ключи, а ему нужно материалы выдавать, - рассказывает Дмитрий Игнатьевич. - Что делать? Бросился за помощью - помогите открыть замок, а то если домой за ключами поеду, то не раньше двух часов дня вернусь - попадёт от начальства. Иди, говорит начальник мне, попробуй открыть. Я повозился-повозился, замок сложный оказался, но отмычку сделал. В общем, склад мы открыли. Тот на радостях в знак благодарности протягивает стакан местного спирта и луковицу. «Только, - говорит, - пей залпом и луком закусывай сразу». А я - непьющий, толком не знал, что такое спирт из опилок - думал, как вино, сладкий. Ну, маханул, луковицей закусил - и у меня в глазах потемнело - весь пищевод себе обжог. Такой вот казус произошёл. Больше на подобные удочки не попадался.

• Повезло мне, - признаётся Валентина Ивановна. - Муж достался не только работящий, но и непьющий, и некурящий. А ещё он знаете, какой веселый - на мандолине, гитаре, баяне играл. Один раз поехал на курорт и там гитару выиграл - так лихо цыганочку отплясывал.

Музыка - ещё одно страстное увлечение Дмитрия Игнатьевича.

• Может, - говорит слесарь-рационализатор, - если бы не война, то стал бы я музыкантом. Больше всего мне из инструментов нравился баян. Я услышал его ещё пацаном. Во время войны была радиопередача «Огонь по врагу!», где играл легендарный слепой баянист из Новосибирска Иван Маланин. Как услышал я его - не стало мне покоя. Что бы я ни делал: иду в школу, например, а сам в уме на баяне играю. Отец, который сам играл на гармошке, заметил мою склонность, купил мне балалайку - понятно, что баян достать по тем временам в Сибири было невозможно, да и денег на него не было. Потом у меня появилась мандолина, потом - гитара. Свою заветную мечту о баяне я исполнил много лет спустя - был в Ленинграде и купил себе инструмент.

Надо ли, говорить, что освоил баян красноярский Левша, сам, без посторонней помощи?..