Женечка, снаряды и орден

Стахановка боялась телефона и взглядов

«Видите, ленточка совсем перетёрлась, наверное, от времени, надевала-то я его очень редко, - показывает свой орден Ленина Евгения Павловна. - Я вообще поначалу не очень понимала ценность этой награды, а когда случилась перестройка, и вовсе стеснялась, что она у меня есть - ведь все ругали и Ленина, и Советский Союз… А потом подумала и решила, что это неправильно, историю, какая бы она ни была, нельзя переделать, а помнить и знать нужно».

Купались до упаду

Родилась Евгения Павловна Мордовина в Красноярске в 1926 году. Когда она вспоминает своё детство, глаза у Евгении Павловны становятся молодыми, лучистыми и тёплыми.

• Жили мы тогда на Ломоносова, на берегу Енисея, - рассказывает она. - Росли вольно - целый день на улице. В районе железнодорожного моста тогда был чудесный остров - песчаный берег, там черёмуха, кислица росла, щавель, луговой лук… Мы с ребятишками переплывали туда и целый день купались, загорали, играли. Когда проходил мимо пароход, поднимались волны, и в песке образовывались ямки, где было много мальков. Так мы загребали руками этих мальков и в Енисей спускали. В общем, росли мы вольно. Особенно было красиво на Енисее весной, когда цвела черёмуха. Окна откроешь, и в дом врывался головокружительный запах реки и черёмухи, аж дух захватывало.

Этого острова больше нет. Сначала случилось наводнение, которое смыло часть острова. Но окончательно остров уничтожила война - все росшие там деревья были вырублены на дрова. С приходом войны закончилось и детство Жени. Ни о каком трудовом подвиге Евгения Жакова (такую фамилию носила она в девичестве) и не помышляла.

• Во время войны мы с мамой остались вдвоём - отец умер в 1939 году, сёстры выросли и разъехались, - вспоминает Евгения Павловна. - Я была самая младшая, осталась с мамой. В семье было шестеро детей, мама была домохозяйкой, отец обеспечивал нас. Когда его не стало, нам пришлось туго. А тут ещё и война, когда магазины пустые, хлеб по талонам, продукты можно было достать на рынке за бешеные деньги, которых у нас не было. Триста рублей на базаре стоила булка хлеба и 850 рублей - килограмм масла. Мама была уже пожилая, да к тому же никогда не работала, пенсия у неё была в то время всего 95 рублей. Что на это можно было купить?.. А хлеба мы получали всего 400 граммов на человека в день. А хлеб, знаете, какой тогда был? Он состоял из жмыха, картошки мороженой. Его резали смоченным водой ножом, чтобы хлеб не тянулся за ножом. Голодали мы. Поэтому я устроилась на работу - мыла полы в той же школе, где училась.

Жаковское движение

А потом, не закончив и семи классов, ей пришлось бросить и учёбу, пойти на завод, который остро нуждался в рабочих руках. Хлеба рабочим давали побольше. Рабочая карточка - 800 граммов. Но Евгения Жакова как передовик получала карточку на килограмм, кормила себя и маму.

В феврале 1943 года она встала к станку стратегического объекта № 863 - тогда на базе будущего Краслесмаша было налажено военное производство - эвакуированный из Карелии Онежский тракторный завод в Сибири делал снаряды для пушек.

Сначала Женю поставили на самую простую операцию. Скоро смышлёной и ловкой девчонке доверили более сложную работу - подрезать донышки у снарядов, а после и самую ответственную операцию № 28, чистовую. Евгения Жакова работала на японском токарном станке «Сузуки». Работа была точная. Норма на человека - 100 снарядов в день. А Женя, освоившись, стала делать 400. Работали без выходных, по 12 часов в день, а в пересменок и все 18.

Посмотрев, что оборудование простаивает, девушка решила попробовать работать одновременно на двух, а потом и на трёх, и даже на четырёх станках. Маленькая, худенькая, она бегала от станка к станку, вставляла болванки снарядов. Пока шла обработка снаряда на одном станке, бежала к другому, и так по кругу. Так Женя Жакова стала не только стахановкой, но и основательницей целого жаковского движения - движения многостаночников на железоделательном производстве Красноярского края.

Снаряды, с которыми так ловко управлялась девушка, были тяжеленные - 27 килограммов. Для того чтобы правильно поднять снаряд, требовался специальный навык: «На руку вот так кладёшь - и в станок вставляешь». От этой многократной операции рука Жени со временем стала чёрной от кисти до локтевого сгиба - въевшиеся микрочастички металла было ничем не отмыть, не отскрести. «Думала, что так чёрной рука на всю жизнь останется, - говорит Евгения Павловна. - Стеснялась одежду с коротким рукавом надевать, да, впрочем, кроме завода и дома я нигде и не бывала. После работы одно желание только было - поспать, сил ни на что больше не хватало. Но постепенно, когда уже ушла со станка, чёрные точки исчезли сами собой».

О том, что её наградили орденом Ленина, она узнала в сентябре 1945 года. Самой высокой награды СССР девушка была удостоена за доблестный труд и укрепление обороноспособности Родины. Евгению вызвали в заводоуправление к телефону, она, которая была на ты с японским оборудованием и боевыми снарядами, испугалась… телефона. Еле уговорили взять телефонную трубку. Так Женя не только узнала о награде, но впервые поговорила по телефону. Вручили орден Ленина ей на следующий год, в строгой деловой обстановке, в кабинете председателя крайисполкома Евгения Калущинского. «Зашла, мне вручили орден, пожали руку, вот и всё торжество», - смеётся Евгения Павловна.

Не смотрите на меня

• Вообще, мы хотя и работали за станками наравне со взрослыми, оставались детьми, - дивится сейчас сама себе Евгения Мордовина. - Я так совсем дикая была, всех стеснялась. Если замечу, что на меня смотрят, руками лицо закрывала. Один раз такой случай был. Вижу, идут начальник цеха с директором завода и на меня смотрят. Я от страха станок остановила, а сама по него спряталась. Начальник засмеялся и говорит директору: «Пойдём, а то она там всю смену просидит и работать не станет». Когда они прошли, я вылезла и начала работать. Мне тогда семнадцать лет уже исполнилось, а вот какая-то дурость во мне была.

Самой большой мечтой девушки во время войны было… Нет, не любовь, не танцы и кино, не наряды, а наесться досыта.

• Уже после войны мы с мамой купили в коммерческом магазине настоящего хлеба, наварили супа и устроили пир, - говорит она. - Это был настоящий праздник.

Как красноярцы радовались известию о Дне Победы, Евгения Мордовина помнит, как будто это случилось вчера. Счастью не было предела. На заводе об этом узнали в шесть утра. Рабочие побросали включенные станки - чуть всё оборудование не угрохали - и побежали домой переодеваться. И все нарядные, не сговариваясь, бежали на Красную площадь. Незнакомые люди все обнимались, целовались.

После Победы производство снарядов на Краслесмаше остановили, Евгению Павловну перевели в другой цех на инструментальщика. Но тонны снарядов за два года войны подорвали здоровье. Врач, осматривавший её, схватился за голову и чётко дал понять, если она хочет родить ребёнка в будущем, ей нужно уходить из цеха. В общем, с криком, руганью со стороны начальства (на заводе не хватало рабочих рук) и слезами со стороны Жени ей всё же нашли «лёгкую» работу. В 1947 году её направили в производственный отдел, где Евгения Павловна и трудилась до самой пенсии. Ценного работника даже не учёбу не хотели отпускать: начальство говорило, что её институты - это производство. А в работе Евгения Мордовина, имея лишь семь классов школы, могла самых учёных мужей за пояс заткнуть.

***

Сегодня Евгения Павловна живёт одна. Она схоронила мужа и сына, внучка живёт в далёкой Москве… Помогает ей соседская семья, которая и продукты купит, и в больницу, если надо, отвезёт, и на помощь придёт в экстренной ситуации. В мире много добрых хороших людей, уверена Евгения Мордовина. На судьбу не жалуется, считает, что всё у неё хорошо. Только вот поговорить не всегда есть с кем. «Жизнь так изменилась, порой смотрю телевизор, а некоторые слова, которые там говорят, совсем не понимаю, - говорит Евгения Павловна. - Раньше мне сын всё объяснял, он хоть и работал в Москве, каждый год ко мне приезжал погостить, а теперь-то просветить меня особо-то и некому».