Актёр Пётр Мамонов в Красноярске: "Мне за «Царя» отвалили денег, я на них дом в деревне отгрохал"

Во вторник, 18 февраля, в Театре музыкальной комедии выступил Пётр Мамонов. Известный русский музыкант, актёр и поэт представил красноярцам свой новый спектакль «Дед Пётр и зайцы».

Мальчишкой он был отчислен из двух средних школ за то, что постоянно «устраивал цирк». Без кривляния не обошлось и в тот вечер. То под воздушной пушкой у него дыбился парик, то он кувыркался на сцене и передразнивал свою тень. В слайдах на фоне пейзажа играли на гитарах целых два Мамонова. Потом он расскажет, что иллюстративную подборку придумал и сделал его сын. «Получилось так-то современно. Обычно если современно, то мёртво, но тут мне понравилось», - признался артист. Третий, настоящий Мамонов, пел песни и читал стихи.

После спектакля объявили, что Пётр Николаевич через десять минут выйдет к зрителям и пообщается со всеми желающими. Так и случилось.

Он спустился со сцены в зал, при этом, не установив никакой дистанции со зрителем: девушка слева упиралась ему прямо в плечо, парень справа чуть было не касался своим носом шеи актёра. Так и сидели все друг на друге, лишь бы было слышно и видно Петра Николаевича. А видно было одно, человек он простой. Чудаковатый. Худощавый. Одет просто: во всём чёрном. Да, и, кажется, всего с одним зубом. Оттого он немного оговаривался и заикался. Улыбаться не стеснялся, шутил на радость молодёжи.

Речь Мамонова можно было сравнить разве что с проповедью священника, точнее, монаха Анатолия, роль которого он сыграл в фильме "Остров". Всё-таки в первую очередь он православный христианин. В основном его в тот вечер окружала молодёжь, но, глядя на неё, подбиралась одна характеристика: молодёжь эта думающая.

Всех он называл «миленькими», «ребятишками» и «моими хорошими».

Предлагаю фрагменты из его речи.

«Любовь это не чувство – это добро-детель. Это когда от себя любимого оторвал и дал. У меня получается один раз из тысячи, но получается…»

«Внуки уже взрослые. Шесть и четыре года. Старший Миша так долго за мной наблюдал, а потом говорит: «Бабушка, а ведь дедушка у нас умный…»

«Я очень люблю свою страну. Правда. Я вот езжу по разным городам, всю страну объездил, уже где только не был, и повсюду вот такие лица и такие люди… Сижу один дома и всё думаю-думаю, как бы что для вас, моих дорогих, придумать…»

«У меня есть коллекция удивительных виниловых пластинок. Вот сейчас начал записывать радиопередачи о виниле, о музыке, о судьбах артистов. Многие это делают, и Боря Гребенщиков, и Костя Кинчев. Ну, мы все разные, пусть будет много. Мне надо сделать двенадцать выпусков, чтобы их отдать и выпускать целый сезон в каждую пятницу. Но, то какая-то интонация тихая, то ещё что-нибудь не так… Труднейшим делом оказался дикторский спокойный чистый текст. Не знаю, когда будет, пока сделал восемь выпусков. Дело уже наработано, поэтому знаю точно, что доделаю. Мне нравится, тем, кто слушали, тоже. Такая музыка удивительная у меня там есть. И судьбы. А почему? Так ведь музыканты все ранимые, незащищённые, тонкие. Как говорил замечательный митрополит Антоний Сурожский, ныне покойный: «Крест – это незащищённость и риск».

«Виниловые пластинки - это же физика, игла идёт по пластинке. Природный звук, приближен к естественному. Цифровое качество – это как раздробить орех на сто миллионов частичек и опять его склеить. Цифра – это дроблёный сигнал».

«Детям я ничего не ставлю, вот ещё, буду им ставить. Пусть они мне ставят. Я теперь дожил до того, что в том магазине, где долгое время покупал винил, мне его дают бесплатно. До 500 рублей любой диск могу брать даром. Вот я и набираю у них коробками советские мелодии, под которые артисты читали детские сказки. Как правило, это гадость. Но есть супер-вещи. Из последних записал «Кошкин дом» и «Айболит». Я с этих пластинок оцифровываю диск и внучкАм даю».

«Человеческий род – такое удивительное образование. А оно начинает делиться. Делиться на евреев, русский, татаров, армян… Что за бред! Всё что касается крови, уже давным-давно перемешалось. Графа национальность появилась не так давно, в начале 19 века, что ли... Вот так, мои дорогие. С таким светом в наших измученных сердцах, но всё-таки, давайте эту свечечку не будем гасить своею злобой, раздражением, настаиванием на своём. Вот где дьявол находится – «я прав», «а как она могла», «а что же она». Поэтому, давайте, свои глазки обратим в себя и посмотрим: «Мы этот день прожили, туда-сюда сходили, всё успели, а кому-нибудь сделали хорошо?» На кухне сегодня на табуретку сядем и подумаем».

«Как говорил Блок: «Литература – это образ жизни». Поэтому я встаю утром и у меня пошло… Или книжечка, или песенка, или обдумываю что-то. Часто говорят «я сейчас отдыхать буду». Как это отдыхать, я не понимаю... Ну водку пить ясно, сели отдыхать. «Так ведь отдыхать, это лежать», – говорят мне. Это как? Я не врубаюсь… С утра подскакиваю и записываю что-то. Так уж я устроен. Мне очень интересно жить, мне не хватает дня, я сплю по пять часов».

«Я сейчас такой дом огромный построил в деревне. Мне за «Царя» отвалили денег, я на них особняк отгрохал. И хожу, полочки сам там делаю, придумываю разные потайные кладовочки. У знакомого столяра лежала у дороги через топь напиленная ангарская лиственница, он мне её подарил. А она в воде пролежала лет десять уже и стала удивительного цвета. Напилил из неё столиков, крутых подставок для аппаратуры. Я как внучок, он у меня кубики складывает, а я вот это».

Уже где-то в двенадцатом часу ночи сзади к Мамонову подкралась его жена и виновато произнесла: «Петь, мы на поезд опоздаем…». «Простите, ребятишечки, мне пора», – словно всех разом обнимая, попрощался Пётр Николаевич.

P.S. Зрители из другого города воспоминают, что пока уборщица, вредная и ворчливая бабуля, не погнала шваброй всех из Дома Культуры, и не начала намерено бренчать эмалированным ведром, Мамонов со зрителями не расстался.