Арэг Демирханов: "Малый зал я строил для Ивана Шпиллера, а большой для Михаила Годенко"

Наше знакомство и сотрудничество с известным архитектором Арэгом Демирхановым началось в 2012 году. По его проекту была построена Аллея Памяти в честь учеников нашей школы, погибших в годы Великой Отечественной войны. Связь с этим выдающимся человеком школа не теряет до сих пор.

Но мало кто знает, что Арэг Саркисович не только прекрасно владеет архитектурным искусством, но и пишет стихи. О том, что значат для него архитектура и поэзия, мы спросили самого Арэга Саркисовича.

— Арэг Саркисович, в Вашей жизни органически сосуществуют на первый взгляд два диаметральных направления в искусстве — архитектура и поэзия. Чем, по-Вашему, архитектура отличается от поэзии?

— Сразу отмечу: то, что Вы называете поэзией, я скорее считаю самоиронией. А архитектура от поэзии отличается материалом. Не формой создания, не идеей, не темой, а лишь материалом: в одном случае бетон, в другом слово. Есть слова, которые оживляют человека, а есть и те, которые покруче камня, которые могут смертельно обидеть. Так и в архитектуре: есть примитив абсолютный, который можно назвать только крышей над головой, а есть то, что даёт эстетический комфорт. Так, к примеру, есть бесчисленное количество одинаковых панельных многоэтажек. Но мы знаем и настоящие дворцы, построенные в разных архитектурных стилях: модерн, классика, ампир, конструктивизм. То же касается организации слова. Либо это строгий доклад, в котором должно быть чётко ясно главное и второстепенное, либо поэзия, о которой мы сегодня беседуем. А материал ведь один и тот же — слово. Поэтому речь, и поэзия в том числе, в каком-то смысле тоже архитектура.

— На Ваш взгляд, в чём сложность профессии архитектора?

— В отличие от живописца, музыканта сочинения архитектора исполняет не он лично. Произведения архитектора исполняют тысячи людей. Согласитесь, второстепенных нет на стройке. Плохо наклеенные обои, драная штукатурка вас не устроят… И я всем объясняю, что самое трудное — это защитить проект. Музыкант не защищает своё произведение, его экзаменуют обычные люди, слушатели. А здесь ещё до проектирования ты должен защитить свою концепцию в профессиональной сфере, а это и защита денег в том числе. Все мои проекты защищались в Москве, в самых высоких инстанциях. Мало того, как только ты защитил проект, начинается спор у строителей, а самое страшное — форсирование сроков.

В строительстве тебе повезёт, если ты попадёшь к сильному руководителю. Архитектура всегда была и будет прерогативой власти. Вообразите, Пётр I собирает общественное собрание, на котором спрашивает, будем ли строить на болоте самый красивый город в мире… Для подобных затей требуется властное решение. Мне повезло с Павлом Стефановичем Федирко. Потрясающий, строгий руководитель. Сам проводил архитектурно-строительные штабы на стройках. Но он доверял партнёрам. И вы видите результат нашей совместной работы: в нашей филармонии выступают самые выдающиеся музыканты мира, которые дают нашей площадке самые высокие оценки. В общем, нам с вами не стыдно…

— Когда было написано Ваше первое стихотворение?

— В детском саду. (Смеётся.) Я детским садом называю любимый институт. Это была целая постановка и носила следующее название: “Сказка про Ивана и его декана. Где Иван родился, где Иван учился. Как Иван стал зодчим, и о всяком прочем”. Но я и в школе писал, конечно. Поэзия, как и архитектура, всегда была для меня внутренней, естественной и обязательной потребностью.

— Можете ли Вы описать те ощущения, которые охватывают Вас при написании стихов?

— Напряжение. Если при физической работе вы чувствуете усталость тела, то при работе над стихотворным сочинением трудится ваша душа, вы испытываете мощнейшие эмоции. Это очень тяжёлая работа, несмотря на то, что это можно делать, сидя в комфортной обстановке. В стихах ты либо улыбаешься над собой, либо оплакиваешь другого. Вся поэзия рождается в переживаниях, которых не стоит бояться, они неизбежны. Стоит воспринимать их как человеческую данность.

— Похожи ли эти ощущения, когда Вы создаёте архитектурные произведения?

— Конечно похожи. Но архитектура более рутинна. Здесь много механической, технической работы, которая несопоставима с поэзией. Хотя при написании стихов вы можете в поисках необходимого слова обложиться безмерным количеством словарей, — это тоже рутина, но не сравнимая с архитектурной.

— Как Вы считаете, нужна ли поэзия людям?

— Человек вряд ли может жить без поэзии. Любого она, как минимум, забавит или интересует. А то, что она нужна, подтвердили века существования этого высочайшего искусства. Поэзия нужна обязательно, она существует во всём. В городских ансамблях, что в конечном счёте тоже являются поэзией. В вашей душе, в вашем разуме, когда вы пытаетесь организовать своё поведение. Это тоже поэзия, притом высочайшая.

— В Ваших стихотворениях есть образ русской берёзы, является ли она для Вас чем-то особенным?

— Является. Берёзой. (Смеётся.) Если серьёзно, избрание своего идола, в хорошем смысле, индивидуально. Как я уже сказал, я дитя войны. Мы нередко прятались в лесах, поэтому с берёзой у меня связаны романтические воспоминания, но они не всегда мажорные.

— В Ваших стихах ощущается рисунок. Видите ли Вы этот рисунок?

— Я не просто вижу, я его изображаю. Задача любого поэта — определить тон его сочинения. Хотите вы человека рассмешить, или подбодрить, или успокоить. Этот тон должен быть во главе. Смысл вашего творчества должен быть направлен. Я недаром адресую все свои стихотворения. Не обязательно называть имя или называть стихотворение открытым письмом, но у него должен быть адресат обязательно. Тогда рождается соответствующий ритм, стилистика, формулировки, образы.

— А важна ли адресность в архитектуре?

Безусловно. Везёт архитектору, когда он с любовью относится к тому, кто будет эксплуатировать его творение. Малый зал я строил для Ивана Шпиллера, а большой для Михаила Годенко. Совместная работа постепенно переросла в крепкую дружбу, и я написал несколько эссе для своих друзей.

МИХАИЛУ ГОДЕНКО

Когда берёт за горло грусть,

А мышцы боль таят,

Я рассуждаю: “Ну и пусть, —

Мои дома стоят!”.

Но где-то, в самой глубине,

Не устаёт болеть,

Что не пришлось при жизни мне

Свой вес преодолеть!

Я в обученье к Вам хочу!

Пусть будут пота реки.

Хоть на мгновение — взлечу!

И отключусь — навеки…

И пусть меня за это чтут

Свои и иностранцы,

Когда в надгробии прочтут:

“Вот этот умер в танце”.

— У Вас есть стихотворение “Моё богатство”. Что для Вас есть богатство?

— К старости у каждого человека сформировывается своё понятие о богатстве. Это уже не из области поэзии, а из области жизненной прозы. Возможно, мало кто поверит, но у меня нет личного автомобиля или загородного дома. У меня действительно, как сказано в моём стихотворении, одни книжки, собранные на протяжении шестидесяти лет.

“Мои года — моё богатство”

(из Кикабидзе)

Моё богатство — не года!

На пыльных полках в беспорядке

Одна сплошная ерунда:

Игрушки, книжки и тетрадки.

И это всё моё наследство!

Ничем другим не обладал.

Мне говорят: “Впадаешь в детство!”

…Я из него не выпадал!

— У В. П. Астафьева учителем литературы был поэт Игнатий Рождественский, который много дал будущему писателю. Был ли в Вашей жизни такой учитель?

— У меня были великолепные учителя в школе. Мои школьные годы совпали с годами войны, мы писали на газетной бумаге, в холоде. Прошло почти 80 лет, а я помню имена и отчества своих учителей литературы. Они свято служили своему ремеслу, это вдохновляет меня по сей день.

— В одном из стихотворений, которое называется “Навсегда”, Вы упоминаете спокойствие и терпение как компоненты достижения цели. Какие ещё человеческие качества Вы считаете для этого необходимыми?

— Обязательно любовь к своему делу и преданность своей цели. Цель должна существовать. Но если осязаемой цели нет, обязательно должен быть идеал. Нужно стремиться к нему. Служение своему идеалу — это ещё одна внутренняя необходимость. Этот идеал может быть в образе человека, в образе мечты. Также нужно нести в своём сознании мысль о том, что у вас хватит сил на всё, в том числе и на поэзию. Нужно бороться с недоверием к самому себе и слабостью. Многие говорят: “Я так не смогу”. Ничего подобного! Ты всё сможешь при соответствующей концентрации сил и нацеленности на определённое дело.

— Когда Вы учились в школе, была ли литература Вашим любимым предметом?

— Была и есть. Я уже говорил, что учёба моя проходила в военные годы. И мы, полуголодные пацаны, для бодрости читали книжки. Мы прятались где-то на крышах и рассказывали друг другу о прочитанном. Я чуть ли не наизусть знал книжку про Спартака, автора Джованьоли. Литература тогда спасла меня. Поэтому я всегда любил и продолжаю любить это искусство. Но архитектуре я служу с не меньшей преданностью, это мо профессиональное занятие.

Даниил РЕМПЕЛЬ, школа № 36, 11-й класс