"Наша работа - всегда на острие конфликта". Экс-прокурор Красноярска Николай САРАПУЛОВ о девяностых, законе и искусстве

Николай Сарапулов был прокурором Красноярска в непростое время — с 1995-го по 2002 год. Его руководство началось в “лихие девяностые”, а завершилось ликвидацией структуры — тогда городские прокуратуры решили упразднить. Красноярцам Николай Кириллович хорошо известен и как фотохудожник. Его персональные выставки проходили в выставочных залах, музее Ряузова и во многих учреждениях города. В рамках проекта, посвящённого 85-летию прокуратуры Красноярского края, которое будет отмечаться в 2020 году, рассказываем о прокурорах нашего города. На этот раз гостем редакции стал Николай Сарапулов.

— Николай Кириллович, Вы помните свой первый рабочий день на новом месте — в городской прокуратуре?

— Конечно, помню. И своё волнение, которое старался скрыть, и желание понравиться прокурорским работникам. Построить отношения с коллективом — вот что было тогда моей первоочередной задачей. Я считаю, что сам по себе прокурор мало что может, ведь хорошо должен трудиться весь аппарат. И вот когда я познакомился со своими новыми коллегами, то понял, что здесь работать смогу и работа пойдёт.

Меня предупреждали, что заместителем будет жёсткий, волевой сотрудник — Ирина Лапицкая. Сейчас она федеральный судья Ленинского района. Ирина Васильевна — молодец, мы прекрасно отработали с ней с первого и до последнего дня, до момента ликвидации городской прокуратуры.

Вообще, со мной работали замечательные люди, которым я очень благодарен. Надзором по делам о ДТП занималась Валентина Николаевна Колосова. Она выполняла огромный объём работы, проверяла законность принятых решений по отказным материалам, прекращённым делам, изучала дела, поступившие с обвинительным заключением… Никогда никого не подводила. После ликвидации городской прокуратуры Валентина Николаевна перешла в краевую, где трудится до сих пор. Также теперь в краевом ведомстве работает Галина Георгиевна Дозорцева, занимается жалобами и обращениями жителей региона. Многие перешли в судебную систему — Ирина Васильевна Лапицкая, Владислава Николаевна Стащук. В общем, никто не потерялся.

Отмечу, что в те годы функционал прокуратуры города в принципе серьёзно не отличался от существующего. Мы были организационным звеном, которое управляло семью районными прокуратурами, осуществляло надзор за деятельностью администрации города, органами внутренних дел. И вдруг как гром средь ясного неба решение о ликвидации нашей структуры…

Идеология тогдашнего генерального прокурора России Владимира Устинова сводилась к следующему: появилась новая задача — поддержание гособвинения, и чтобы подыскать кадры — ликвидируем городские прокуратуры. Я всегда считал и считаю, что это было абсолютно неграмотное, поспешное решение. Незадолго до начавшейся ликвидации состоялась коллегия Генеральной прокуратуры России, куда пригласили прокуроров регионов и только двух городских — меня и прокурора Екатеринбурга. На трибуну пустили меня одного, и я прямо сказал, что это решение ошибочно. Устинов, комментируя моё выступление, сказал, что свою позицию он не меняет, а прокуроры регионов сами решат, ликвидировать городские подразделения или нет. В итоге мне пришлось выполнять малоприятную процедуру — расформирование прокуратуры. Но я понимал, что всё ещё вернётся. Так и случилось: сменилось руководство Генпрокуратуры — и городские прокуратуры восстановили.

— Тогда сотрудники прокуратуры не только надзором занимались, но и расследовали уголовные дела. Расскажите, пожалуйста, о тех, которые запомнились Вам больше всего.

— Городская прокуратура тогда имела небольшой следственный аппарат — пять или шесть сотрудников. Он выполнял особые поручения краевой прокуратуры, занимался наиболее сложными делами, в том числе о неочевидных убийствах, а также расследовал уголовные дела, связанные с сотрудниками милиции.

Когда я возглавил городскую прокуратуру, сразу столкнулся с необходимостью разбираться с “мыльными пузырями” — речь идёт о финансовых пирамидах. Уже тогда было понятно, что это блеф. Но доказать, что это мошенники, было непросто. Пример — торговый дом “Селенга”, который обманул тысячи людей. И сотрудники прокуратуры, и наши коллеги-правоохранители тогда работали на износ. Мы занимались сбором первичных материалов на территории края, и результатом нашего труда стало возбуждение уголовного дела. Но поскольку “Селенга” находилась не у нас, а в Волгоградской области, мы были вынуждены отдать это дело. Волгоградская прокуратура расследовала его два с лишним года, в итоге организаторы “Селенги” получили по девять лет лишения свободы.

Были и свои местные компании рангом меньше, но доставлявшие нам множество проблем, в первую очередь потому, что вкладчиками являлись престарелые, малоимущие красноярцы. Помогали пенсионерам как могли, добиваясь возвращения вложенных средств.

Но, к сожалению, ментальность русских такова: нет ни одного обманутого вкладчика, которого нельзя обмануть ещё не один раз. И финансовые пирамиды продолжают открываться, только под другими этикетками. Люди, а особенно представители старшего поколения, не учатся на ошибках — ни на своих, ни на чужих.

Немало седых волос у меня появилось после расследования уголовного дела, возбуждённого против Виктора Гитина. Это было первое в истории новой России уголовное дело против депутата Государственной думы. Сначала его расследовала наша прокуратура, поскольку Гитин обвинялся в получении взяток на территории краевого центра, но, к сожалению, довести дело до суда не удалось. Уголовное дело забрали в Генпрокуратуру, где оно и закончило существование. Хотя я до сих пор уверен: состав преступления был доказан. Дело Гитина для меня стало испытанием на прочность. Меня часто спрашивали: чей заказ я выполняю? Отвечал, что честь и совесть не продаю.

Работа прокурора всегда находится на острие конфликта — обязательно затрагивает чьи-то интересы, конфликты групп. А ты должен принимать абсолютно законное решение, несмотря на то, что иногда возникает огромное желание отойти в сторону, спрятаться от происходящего.

Когда Александр Лебедь был губернатором края, в сфере энергетики шла даже не холодная, а практически горячая война. Силами правоохранительных структур предпринимались попытки остановить поставку глинозёма на КрАЗ, давались установки отключить электроэнергию на этом заводе, что могло привести к параличу предприятия. Интересы команды Лебедя не совпадали с интересами собственника, и дело доходило до абсурда. Например, накануне выходных выдаётся предписание об отключении электроэнергии на заводе в течение трёх часов, а ответственное лицо, которое его издаёт, тут же ложится в больницу. Что делать? Выезжал в клинику, вручал протест на незаконные действия. К счастью, эту войну удалось остановить.

Нужно всегда следовать тому, что написано в законе, а также не забывать, что предназначение прокурора — служение интересам людей.

— Когда Вы занимали пост прокурора Красноярска, кто-нибудь пытался Вам угрожать, заставить изменить решение?

— Напрямую мне никто не угрожал. Угрожают, когда чувствуют слабость и надеются её использовать или видят незаконность твоих действий. Но если понимают, что ты действуешь справедливо, что тут угрожать…

Отмечу, что, когда я был прокурором Красноярска, спрос со стороны краевой прокуратуры был жесточайший. И, к великому сожалению, к кадрам бережно в те годы не относились.

В те нелёгкие времена мне приходилось не только защищать своих работников, но и хоронить лучших среди них.

— Вы не жалеете, что оставили работу в прокуратуре?

— С тех пор прошло много времени. Сейчас я возглавляю палату правозащитных организаций Гражданской ассамблеи Красноярского края. Не так давно приехал на встречу с жителями Кировского района. Я рассказываю им про участие общественности в профилактике правонарушений, коррупции, а они начинают вспоминать про “мыльные пузыри”, “Селенгу”, задают мне вопросы не как общественнику, а как прокурору. Значит, красноярцы всё ещё помнят меня как прокурора города.

Иногда я думаю — а стоило ли тогда хлопать дверью? Ведь меня очень возмутило отношение к городским прокурорам. И я сказал: увольняйте в связи с ликвидацией прокуратуры. Хотя мне предлагали перевод в другой регион, повышение по службе. Но я отказался, сказал, что из Красноярска никуда не уеду.

Не могу утверждать, что после ухода из прокуратуры жизнь стала веселей, но у меня появились возможности, которыми я ранее не мог пользоваться в полной мере. Я ведь всю жизнь занимался творчеством — фотографировал, готовил публикации в специализированные издания, преподавал, но это в те времена краевой прокуратурой не приветствовалось.

Пожалуй, художественная фотография стала той отдушиной, которая позволяла сохранить, не потерять себя — и в годы работы в прокуратуре, и потом. Потому что только трудовой деятельностью жизнь не заканчивается.

Работа в прокуратуре ответственна, разнообразна и интересна. Но при этом система бывает безжалостной по отношению к своим сотрудникам. Работаешь до поздней ночи, забыв, что есть дом, семья. Но если ты выбрал такой путь, должен добросовестно выполнять свои обязанности. Что я и делал без малого тридцать лет.