Вместо симптомов — лёгкая эйфория. А потом ИВЛ

Педиатр, торакальный хирург, пульмонолог — врачи таких разных специальностей помогают пациентам инфекционного госпиталя многопрофильной клинической больницы № 20 имени И. С. Берзона справиться с болезнью. Пульмонологический центр на базе этого учреждения работает с начала апреля. За это время здесь сменилось несколько бригад сотрудников, и добровольцы-медики, готовые работать в изоляции, по-прежнему очень нужны.

“Увидел, к чему это приводит”

Педиатр Андрей Нечаев вошёл в бригаду молодых врачей, которые добровольно вызвались работать во взрослом пульмонологическом центре.

— Видел, что госпиталю нужны врачи, необходимо помочь коллегам лечить пациентов, — говорит он. — Собственно, ради этого я и учился в медицинском университете. Естественно, что ко всему неизвестному подходишь с осторожностью. Сначала я испытывал волнение, особенно когда сталкивался с тяжёлыми случаями. Но постепенно привык работать в сложных условиях.

…В этом году Андрей Романович завершает обучение в ординатуре. В детском приёмном отделении клинической больницы № 20 он трудится с осени прошлого года.

— У меня уже был опыт работы вдали от дома и близких, — рассказывает врач. — Когда окончил университет, поступило предложение временно замещать врача-педиатра в Эвенкии, в посёлке Байкит. Там я работал и в поликлинике, и в стационаре. Приходилось даже выполнять функции неонатолога: обычно всех беременных накануне родов стараются отправить в Красноярск, но иногда случаются непредвиденные ситуации, и тогда я, как неонатолог, осматривал детей сразу после рождения.

В инфекционном госпитале 20-й больницы Андрей Романович работал пульмонологом.

— Хотя терапию в университете я изучал, в реальности всё оказалось сложнее, — говорит доктор. — Например, серьёзно отличаются препараты для лечения взрослых и детей. В терапии их спектр шире, чем в педиатрии. Какое-то время мне приходилось уточнять лекарства и дозировки, делать заметки для себя. При этом в работе терапевта и педиатра есть и общие моменты: я и раньше много общался со взрослыми — родителями, законными представителями детей. Но вот особенности психологии взрослых пациентов другие.

Андрей Романович рассказывает, что большую долю больных в госпитале составляют пожилые, часто одинокие люди. Лечение занимает длительное время, что негативно влияет на их психологическое состояние. Таким пациентам очень нужна поддержка со стороны врачей.

— Часто приходится и подбадривать больных, и успокаивать, — говорит доктор. — На настрой пациентов влияет и то, что мы работаем в закрытых защитных костюмах. Да, наши голоса разные, но людям сложно распознать, с кем именно они разговаривают. Встречи с родственниками запрещены. Передачи получать можно, но личного общения они не заменят. Так что нашим пациентам не позавидуешь. Но и сотрудники работают в таких же условиях. К слову, на Севере я тоже долго жил в незнакомом месте, без общения с близкими людьми. Ещё и интернета не было: видеозвонки домой были недоступны.

Во время работы в госпитале Андрей Романович размещал в Инстаграме заметки о своей жизни в изоляции.

— Мне задавали вопросы, оставляли слова поддержки, — рассказывает он. — Тема медицины, в принципе, интересует людей, а тут ещё такое исторически значимое событие происходит! Меры, принятые сегодня для того, чтобы остановить эпидемию, заставляют многих задуматься: это действительно так серьёзно? Сказать по правде, сначала и я сам относился к ситуации довольно скептически. В интернете читал, что дети и молодые люди в основном болеют легко, поэтому за себя не переживал. Но когда начал работать в госпитале, мнение изменилось: ситуация серьёзная. Вирус легко передаётся, а бессимптомность не позволяет вовремя начать лечение. У многих наших пациентов с большим поражением лёгочной ткани не было даже повышения температуры!

Врач отмечает: тяжелее всего болеют пациенты с сопутствующими патологиями: сердечно-сосудистыми и бронхо-лёгочными заболеваниями, хроническим гепатитом С, ВИЧ-инфекцией, а также алкоголизмом и наркоманией...

— В детской практике наркомания и гепатит С практически не встречаются, поскольку связаны с образом жизни, — рассказывает Андрей Нечаев. — А в инфекционном госпитале я увидел и эти болезни, и то, к чему они приводят. Это произвело сильное впечатление.

“Папа уехал на море?”

Торакальный хирург Александр Дударев работал в первом пульмонологическом отделении инфекционного госпиталя. Параллельно, в изоляции, дистанционно проводил занятия у студентов и принимал экзамены у врачей-курсантов, поскольку он — ассистент кафедры хирургических болезней КрасГМУ. После карантина Александр Александрович вернулся на своё основное рабочее место — в отделение торакальной хирургии 20-й больницы.

— В госпитале наше отделение принимало пациентов, которые ещё не знали, есть ли у них коронавирус или пневмония, — отмечает он. — Мы проводили диагностику. Затем тех, у кого подтверждался коронавирус, а таких было большинство, переводили в другие отделения. Я курировал палату интенсивной терапии, где лежали тяжёлые пациенты, многие из которых нуждались в кислородной поддержке. Работа в госпитале значительно отличалась от той, к которой я привык. По специальности я торакальный хирург. Можно сказать так: обычно работаю руками, а здесь — в терапии — больше занимался “теорией”.

Иногда приходилось выполнять небольшие хирургические вмешательства, например, вскрывать флегмону ВИЧ-инфицированному пациенту. Но необходимости в проведении серьёзных операций в госпитале не возникало.

— Также к нам привозили на консультацию заболевших коронавирусной инфекцией, если у них подозревали наличие хирургической патологии, — говорит Александр Дударев. — В обычные стационары доставлять таких пациентов нельзя. Мы проводили осмотры, ставили диагнозы. Но, повторю, больших операций проводить не пришлось. Продолжительность моего рабочего дня в госпитале не отличалась от привычной: с 8 до 16 часов плюс дежурства. Мы жили в профилактории недалеко от больницы, куда нас доставляли на автобусе. Комнаты были рассчитаны на двоих, так что условия для отдыха были хорошими.

Перед тем как войти в красную зону, сотрудники госпиталя обязательно надевали защитные костюмы.

— Поскольку в нашем отделении проводилась диагностика и мы не знали, кто из пациентов заражён, красная зона была везде, — поясняет Александр Александрович. — Сначала, когда госпиталь только открылся, пациенты пугались наших “космических” костюмов, но потом, когда о нашей работе начали рассказывать СМИ, стали относиться к нашему виду спокойно, понимая серьёзность происходящего. Я хирург, много времени провожу в операционной, поэтому у меня уже сложилась привычка работать в маске и спецодежде. Кроме того, мы, врачи, имели возможность снимать костюм во время смены. Сделал обход, вышел из красной зоны и заполняю медицинскую документацию — пишу назначения уже без костюма. Сложнее было санитаркам и медсёстрам, они постоянно находятся на передовой — в палатах. Лежачих больных много, хрупкие молодые девочки переворачивают огромных мужчин, помогают друг другу. В костюмах жарко, душно, очки запотевают… Этим девочкам памятник ставить надо. СМИ рассказывают про докторов, но настоящие герои — средний и младший медицинский персонал. Они на первой линии фронта.

Доктор вспоминает: когда стала поступать первая информация о коронавирусе из Уханя, говорили, что в основном заболевают пожилые люди. Но, как оказалось, возраст значения не имеет. Другое дело, что люди старшего возраста тяжелее переносят вирус, потому что у них уже накоплены хронические заболевания.

— В моей практике были случаи, когда и молодые пациенты болели очень серьёзно, — рассказывает Александр Александрович. — Однажды в реанимацию пришлось переводить тридцатидвухлетнего мужчину. У него не было хронических заболеваний, но развилась тяжёлая пневмония — было поражено 80 процентов лёгких. Его спасли.

Пациентам госпиталя морально тяжело постоянно находиться в изоляции: из палат выходить нельзя, встречи с родственниками запрещены. Многие из больных удивлялись, что и медицинский персонал работает в таких же условиях.

В изоляции Александр Дударев больше всего скучал по жене и детям. “Моей дочке пять лет, каждое утро она спрашивала у мамы: когда уже папу отпустят? Сначала думала, что я уехал без неё отдыхать на море, и обижалась. Потом всё поняла, очень ждала меня, — говорит он. — Когда после смены в госпитале и двухнедельного карантина я вышел на улицу, возникло ощущение, что люди живут в другом мире. Они не осознают серьёзности происходящего. Даже мои друзьям сначала звонили мне и уточняли: а больные есть на самом деле, это всё не надумано? Нет, не надумано, диагнозы не плюсуют, и всё происходящее — не сказки”.

Но паниковать не нужно, считает врач, потому что с вирусом можно справиться. А любой страх только ослабляет иммунную систему. Так что необходимо соблюдать меры профилактики, относиться к вирусу с опасением, но не бояться его.

— Да, вирус очень контагиозен. Для сравнения: по статистике, один заболевший гриппом заражает 1,2—1,4 человека, а пациент с коронавирусом — троих, — поясняет Александр Александрович. — Инкубационный период при коронавирусной инфекции в среднем занимает 14 дней, он может проходить бессимптомно, а человек при этом заражает окружающих. Коварство вируса и в том, что при незаметном течении болезни развивается пневмония, которая тяжело лечится и может привести к летальному исходу.

Заранее невозможно предугадать, как будет развиваться болезнь у конкретного пациента. “У нас был больной, который, когда поступил к нам, чувствовал себя удовлетворительно. Говорил: ничего не беспокоит. А через два часа оказался на ИВЛ, — вспоминает врач. — Пневмония уже разрушала его лёгкие, а кислородное голодание вызвало чувство лёгкой эйфории. Поэтому пациент ни на что не жаловался”.

Доктор предполагает, что, скорее всего, будущая вакцина от коронавируса может действовать наподобие прививки от гриппа: после неё заболеть возможно, но в лёгкой форме. А коронавирус никуда не денется, теперь он будет с человечеством всегда, как ОРВИ.

— Любой вирус со временем теряет свою вирулентность — заразность. Скорее всего, мы будем жить с COVID-19 как с гриппом, — говорит он. — Неизвестно, формируется ли у переболевшего коронавирусом стойкий иммунитет. В Барнауле был зафиксирован такой случай: пациентка выздоровела, а через 14 дней анализ снова показал коронавирус. Стали обсуждать: это рецидив или повторное заражение? Пока пришли к выводу, что рецидив, продолжение болезни. К сожалению, индекс самоизоляции (этот индекс показывает, сколько людей находится на улице в данный момент. — Прим. ред.) говорит, что многие красноярцы живут, пренебрегая изоляцией. А это очень рискованно сейчас — пока вирус не побеждён.

Лечим и изучаем

Пульмонолог Анатолий Аверьянов зашёл в изоляцию уже во второй раз. Его первая смена началась в апреле, потом он сам переболел коронавирусной инфекцией. Сейчас вернулся в госпиталь для работы во втором пульмонологическом отделении, где помогают самым тяжёлым пациентам.

— Я и раньше занимался лечением пневмоний, но сейчас работать сложнее в психоэмоциональном плане, — говорит он. — Во-первых, обычной пневмонии пациенты боятся меньше. Во-вторых, пневмония, вызванная коронавирусом, почти не изучена. Если рекомендации для врачей по обычным пневмониям в среднем обновляются раз в три года, то с момента, когда мы столкнулись с коронавирусом, выпущено уже шесть обновлений. Причём достаточно серьёзных — касающихся и клинических проявлений, и лечения, и классификаций... Это говорит о том, что некоторые моменты до сих пор остаются непонятными. Сколько лечим, столько и изучаем заболевание.

Анатолий Борисович называет ещё одно отличие: курс лечения среднестатистического пациента с обычной пневмонией составляет две недели. Пациенты с пневмонией, вызванной коронавирусом, задерживаются в отделении гораздо дольше — иногда до 30 дней. Это тяжело в психоэмоциональном плане, учитывая, что в это время они не могут выходить даже за пределы палаты.

— Первый пациент с коронавирусом в нашу больницу поступил в начале апреля, — говорит врач. — Вскоре была организована первая смена инфекционного госпиталя. Моё отношение к пандемии изменилось за эти месяцы. Когда началась эпидемия в Китае, особое внимание этому мы не уделяли. Вирус распространился по всему миру, в Красноярске начали фиксировать случаи заболевания, и стало тревожно: коронавирус изучен мало, информация о нём неоднозначная, мнения экспертов разнятся, и никто не знает отдалённых последствий этого заболевания. После того как сам переболел коронавирусной инфекцией, мне стало легче работать в психологическом плане. Сейчас, когда в госпиталь приходят новые врачи, видно, как они переживают. Риск заразиться очень высокий, даже учитывая, что мы используем средства индивидуальной защиты.

Но когда Анатолий Борисович сам заразился коронавирусом, сильно не испугался. “Определённая тревожность была, поскольку понимал, что заболевание мало изучено. Больше волновался за родителей, которые случайно узнали о моей болезни и переживали за меня, — вспоминает он. — Дело в том, что я прописан в их квартире, им позвонили из Роспотребнадзора и сообщили о результате моего анализа. Сам говорить родителям об этом я не собирался. Или сказал бы потом — когда выздоровел. А так вышла неприятная ситуация”.

Своих родителей Анатолий Борисович не видел уже давно — с 8 марта.

— Мои родные живут в соседнем городе, я привык довольно часто приезжать к ним, — говорит он. — Очень скучаю по этим поездкам, по своему родному городу, мне важно там периодически появляться, чтобы восполнять силы. Тяжело от такой долгой разлуки. Не хватает друзей, с которыми тоже давно не виделся. Понятно, что все устали от изоляции. Но пока сам не столкнёшься с коронавирусом, ситуацию не понять.

Врач отмечает: часто говорят о лёгких формах заболевания, не стоит забывать, что есть и среднетяжёлые, и тяжёлые.

— В стационаре мы видим только таких пациентов, и их много, — поясняет он. — И вирус гриппа, и COVID-19 вызывают развитие тяжёлых пневмоний, но во втором случае — гораздо чаще. Сложно давать прогнозы, когда вирус уйдёт. Ситуация нетипичная. Обычно вирусы имеют сезонность и к лету утихают, а зимой не начинаются. Их сезоны — осень, весна. Первые случаи коронавируса были зафиксированы в декабре, сейчас июнь, а пациентов у нас меньше не становится… Конечно, устал и персонал госпиталя. Но наш настрой, несмотря ни на что, остаётся рабочим.