Тренер школы “Вертикаль” Александр Ерофеев о шахматах, поездках и воспитанниках

О сплавах по рекам

— Вы недавно вернулись из тайги. Это хобби такое?

— Можно и так назвать. В 1977 году, когда я работал научным сотрудником экономической лаборатории в министерстве цветной металлургии, у нас сложилась компания, которая частенько выбиралась на природу. Мы выбрали Сисим и по нему сплавлялись к Красноярскому морю — он параллельно Мане идёт. Последние несколько лет традиция не соблюдалась, но недавно мне предложили её возродить — мол, надоело сидеть дома, надо ехать на природу. И я рванул вместе со всеми. Две недели по тайге — красота!

— В палатках жили?

— Да, и палатки тоже ставили. Вдобавок к этому рыбачили — на природе всегда хочется хорошей рыбки поесть. Ну и про сплавы не забывали. А там речка быстрая, есть всякие перекаты, и ещё четыре порога преодолеть надо. Настоящее испытание.

— Тут ещё и слаломный опыт иметь надо.

— Соглашусь. Хорошо, что обошлось без последствий, и все остались живы-здоровы. (Улыбается.) А затем нас забрали в Приморске, и мы вернулись в Красноярск.

О работе на карантине

— В тайге по шахматам не скучали?

— Честно говоря, не до них было. Но я приехал домой и сразу окунулся в шахматы. Сейчас проводится онлайн-турнир “Одиннадцать друзей Карлсена”, который организован чемпионом мира Магнусом Карлсеном. Там хорошие спонсоры, большие премии и известные игроки. Буквально вчера смотрел, как Магнус играл четыре партии с нашим Яном Непомнящим. Я хоть и обычный зритель, но для себя какие-то ходы и розыгрыши беру на заметку, чтобы потом применить на тренировках.

— И много таких моментов набирается?

— Я свою картотеку веду с 1982 года, как только начал работать тренером. Недавно разбирал квартиру, так на дачу несколько мешков макулатуры увёз — там и тетрадки, и советские журналы, и какие-то карточки! (Смеётся.) Сейчас удобнее давать задания в компьютерном варианте — я не силён в технике, но нужный мне минимум освоил. Правда, некоторые моменты по привычке пишу от руки, а на компьютере провожу анализ партий.

— В марте начались ограничения из-за пандемии. Как работаете в таком режиме?

— Я организовал турнир на онлайн-платформе Lichess, где играли только мои ученики. Потом к нам присоединились ребята из других школ, а затем количество соревнований резко выросло. Недавно сборная края, куда входит много моих детей, сыграла несколько матчей с китайцами. И про занятия не забывал: допустим, с утра я отправляю ученикам какие-то этюды или позиции, а они потом отправляют решения. В этом, кстати, плюс шахмат: они более приспособлены к онлайн-формату, и можно сохранять свою форму. В футбол дистанционно не поиграешь. (Улыбается.)

— Дети скучают по “живым” занятиям?

— Конечно. Кто-то даже сильно скучает и хочет поскорее вернуться в школу. Куда ж без этого?

— Вы только со школьниками работаете?

— В основном да. Правда, есть у меня несколько мастеров — тот же Дима Аниконов, который показывает себя уже на взрослом уровне. Но в основном ко мне приходят дети, которым ещё нет 14 лет.

О воспитанниках

— У вас хватает достижений. Тех же Кирякова с Заблоцким воспитали. — Это был пик моих достижений. Пока я копил опыт, росли талантливые ребята и девчата. Одна из них сейчас хорошо известна — это международный гроссмейстер Маша Фоминых, которая работает журналистом в Москве и популяризирует шахматы. А ещё были Варя Кириллова, Аня Лямкина, Таня Авдеенко... В 2001 году я их возил в Суздаль на юниорское первенство России, и они тогда проиграли только мальчишкам из Екатеринбурга, которые потом стали гроссмейстерами. Тот период был очень плодотворным, и я понимал, что из детей выйдет толк. И Петю Кирякова с Серёгой Заблоцким сюда тоже можно отнести.

— Были ли у них шансы вырасти до мирового уровня?

— Честно говоря, не уверен. Во-первых, периферия. Во-вторых, у того же Кирякова мягкий характер, а в спорте нужно быть голодной и безжалостной акулой. Заблоцкому, возможно, не хватило позиционного фундамента, и время на его выстраивание было упущено. А вот Фоминых могла стать мировой звездой шахмат, но сама этого не захотела.

— Почему?

— Видимо, потеряла мотивацию. Недавно смотрел матч по телевизору с её комментарием, и она сказала: “Когда я жила в Красноярске, мне тренер отправлял задание 31 декабря в 23.30, и я ворчала, но решала. А потом переехала в Москву, и стало лень”. Она училась на журфаке в РГСУ, хотя её звали на отделение шахмат, и там был тренер, которому без разницы, ходишь ты на занятия или нет. В итоге её результаты пошли вниз. Но хорошо, что она выполнила норматив международного гроссмейстера. У меня, кстати, лежит журнал из девяностых годов, в котором написано: “Маша — будущий гроссмейстер”. Угадали, выходит. (Улыбается.)

— А зачем вы отправляли задание за полчаса до Нового года?

— Чтобы ученик чувствовал, что шахматы не менее важны, чем праздник. (Смеётся.) Если ты готов отдать новогоднее время любимому делу, то в будущем эти усилия вернутся с лихвой. К тому же соревнования могут проходить в любое время года, и ребёнок постепенно привыкает к таким подвигам. Помню, как в 1997 году Маша вырвала третье место на детском первенстве России, хотя для этого должно было совпасть семь результатов! Возможно, там не обошлось без удачи — в конце концов, все спортсмены слегка суеверны. Варя Кириллова тогда, кстати, стала седьмой и так расстроилась, что плакала у отца на руках.

— Такая конкуренция была?

— Конечно! При этом Маша и Варя сильно дружили. Я их в Испанию на чемпионат мира возил, они в отеле на рояле в четыре руки играли. Подходили англичане, немцы, испанцы и всё умилялись — какие милые девочки, откуда они? Я отвечаю: “Русия, Раша” — иностранцы улыбаются. Добавляю: “Сибирь” — у них восторг! Девчонки сильно дружили, но на доске конкурировали всегда. И неважно, какой уровень: местный, российский или мировой. Я, кстати, из-за их успехов мог даже в Европу переехать.

— Расскажите.

— В 1999 году Маша и Варя стали призёрами чемпионата Европы. После этого на меня вышли представители Словении, которые были поражены тем, что у одного тренера могут быть сразу две медали. Сделали мне вызов, пообещали хорошие условия. Я долго думал, но решил слетать на разведку — поработать хотя бы месяц.

— И что в итоге?

— Когда пошёл покупать билеты, мне стало так плохо! Я развернулся, с трудом добрался до дома, позвонил в Словению и сказал им: “Извините, но я никуда не поеду”. Мне ещё в Испании об этом говорили, что у меня хорошо развита интуиция. Видимо, она и сработала.

— Не пожалели?

— Ни разу. Словения, кстати, потом пригласила Владимира Попова, который воспитал известных сестёр Косинцевых — они у него на шахматной Олимпиаде побеждали. После той командировки он даже хорошую книжку написал.

О карьере

— В начале разговора вы упомянули о работе в министерстве цветной металлургии. А как в шахматы-то попали?

— Такое впечатление, что я с ними родился. Они всегда были в моей жизни. Мы жили в районном центре Даурске, который сейчас затоплен Красноярским морем, и я всегда предлагал всем гостям сыграть в шахматы — по крайней мере так рассказывала мама. Потом выяснилось, что меня научила играть родная тётка, которая преподавала математику в местной школе. Я частенько играл со своими братьями-сёстрами и потихоньку втянулся в это дело. В 11 лет, когда моё родное село ликвидировали, мы переехали в Красноярск, где я нашёл шахматный кружок во Дворце пионеров.

— И стали играть на более серьёзном уровне?

— По юношам я был сильнейшим, это точно помню. На взрослом уровне трижды побеждал на чемпионате края. В кружке тогда работали Владимир Никитин и Виктор Свидерский, и они привили мне настоящую любовь к шахматам. А сам я, кстати, не собирался быть тренером.

— Почему?

— Думал, что это не моё. Однажды даже сказал: “Кем угодно буду, но не преподавателем!” После школы поступил в политехнический институт, закончил его, а затем устроился в ту самую лабораторию, о которой я уже говорил. Но всё решил случай.

— Какой?

— В 1982 году был сдан новый стадион “Локомотив”. Там директором был Лангенок, который любил тяжёлую атлетику и шахматы. Меня в “Локомотиве” знали ещё по юниорам, поэтому предложили вести кружок для детей. Передо мной встала дилемма: либо я становлюсь тренером и теряю в зарплате, либо остаюсь в науке. После недели мучительных размышлений я всё же решил пойти тренером.

— Первые годы, я так понимаю, были непростыми.

— Более чем. Но спасибо Александру Носкову, который тогда работал шахматным тренером. У него занимались маленькие Петя Киряков и Наташа Арбатская. Он передал их мне, я начал тренировать ребят, пошли победы, и у меня появилась мотивация. Я загорелся этой работой! Как сейчас помню: вставал в четыре утра, работал дворником, потом шёл в клуб...

— Дворником?

— Да, мёл территорию вокруг стадиона. После ухода из министерства я потерял в зарплате, ещё и женился — приходилось кормить семью. Но нисколько не пожалел и до сих пор не жалею. Тем более лабораторию в девяностые годы закрыли, а шахматы пошли вверх. И Петя Киряков гроссмейстером стал, и Серёга Заблоцкий, и Дима Аниконов сейчас растёт — замечательные ребята, с которыми приятно работать!

— Семью не пытались приучить к шахматам?

— Так сложилось, что родных детей у меня нет. Зато есть много племянников, в том числе внучатых, и я на них иногда ворчу: “У вас дед столько чемпионов воспитал, а вы всё мимо!” (Смеётся.) Конечно, это всё шутка: я никого насильно не тяну, поскольку считаю, что человек должен заниматься с интересом и желанием. А вообще у меня много шахматных внуков — это дети моих первых учеников, которые приходят ко мне заниматься. Может, с десяток наберётся или даже больше. Дай бог, чтобы до правнуков дожить. (Улыбается.)

— Ваша игровая карьера сложилась не так удачно, как тренерская.

— И это хорошо. Редко бывает, когда великие тренеры в прошлом играли как мировые звёзды. Легендарный Карселадзе — кандидат в мастера спорта. Карт — кандидат. Зато каких шахматистов они воспитали! Нет гроссмейстеров, которые могут хорошо учить детей. Человек самореализовался ещё в молодости, и у него отсутствует мотивация работать дальше. Тем более в детских шахматах нужны специальные методики.

Об отце и его турнире

— Ваш отец — Герой Советского союза Григорий Ерофеев. Играли с ним в шахматы?

— Иногда, когда было время. Собственно, благодаря ему у нас в доме были шахматы. Отец, правда, больше любил говорить о моих успехах. Помню, как я играл вслепую, а папа восторженно говорил: “Смотрите, как сын спиной играет!” (Смеётся.) Уже позже, когда я вырос, он постоянно интересовался моей работой и шахматными достижениями. Не хочу врать про отца ради красивой картинки, но скажу одно: у него был стержень, благодаря которому он совершил свой подвиг. Уже потом он ездил в Белоруссию и рассказывал молодым о войне. (В 1944 году батальон Григория Ерофеева переправился через реку Птичь в Гомельской области и в последующих боях уничтожил несколько сотен солдат и офицеров противника, а также захватил 25 артиллерийских орудий и девять тягачей. — Прим. авт.)

— Вы проводили шахматный турнир его памяти. Как он появился?

— Идея турнира родилась в 1996 году, когда отец был ещё жив. У меня тогда выросло поколение Пети Кирякова, Максима Логунова и других сильных ребят, а рядом с ними учились детишки из 80-х — та же Маша Фоминых. Со старшими мы проводили полноценные сборы с питанием и плотными занятиями. И однажды я подумал: “Киряков — гроссмейстер, остальные ребята — мастера, а за ними идут школьники-второразрядники. Сборы для них не провести — слишком разный уровень. Что делать?” И тут возникла идея турнира, в котором могли бы играть опытные шахматисты и маленькие ребятишки.

— И она удалась?

— Очень даже! Я обратился за помощью к своему приятелю, который в то время занимался бизнесом. Попросил у него призы для победителей — тогда было время взаимозачётов, и у него на складе пылилось много всяких вещей. Он не отказал, и мы провели прекрасный турнир. 32 человека играли по олимпийской системе на выбывание, а проигравшие попадали в утешительный раунд с круговой системой. Мы гимн сочинили, детям всяких вкусностей привезли — соки, печенья, на конфетах проводили жеребьёвку. Чемпионы у нас получали бытовую технику, обувь — хорошие призы были. Постепенно турнир стал известен на всю Россию. Макс Логунов даже название ему придумал — “КубЕр”, или “Кубок Ерофеева”, но это было в мою честь. А в 1999 году, когда умер папа, мы решили дать турниру его имя. И долго проводили “КубЕр”, пока не возникли сложности.

— С чем?

— У меня уже нет сил на его организацию в большом масштабе. Крупными турнирами должна заниматься команда, а не один человек. Сейчас, пока пандемия, о каких-то подобных вещах и говорить не стоит. Но я не унываю и сейчас провожу в интернете детский “КубЕр”. Проект стал настолько родным, что я хочу его возродить — может, и получится.