Журналист Виталий Иванов отказался от столичной карьеры и предпочёл Москве заполярный Таймыр

Фотографией он увлёкся в 14 лет. Снимал много и с удовольствием. Но, в общем-то, не предполагал, что она приведёт его в профессию, и даже поступал после школы на юридический факультет. Правда, по конкурсу не прошёл. Может, судьба распорядилась?

Нетрудный выбор

Сегодня Виталий Иванов — признанный мастер и лауреат всего на свете. В том числе победитель очень престижного национального конкурса “Лучшие фотографии России”. Выставки проходили в США, Южной Корее, Франции, Италии, Австрии, Турции, Египте, Тунисе, Польше, Великобритании, Норвегии… А начиналось всё довольно забавно.

— На Спартакиаде народов СССР стоял возле трамплина и вдруг заметил, что людей с камерами пропускают везде, — вспоминает Виталий Иванов. — Побежал домой, нацепил на себя все фотоаппараты отца, журналиста-международника, которые только смог найти в квартире. И, что удивительно, меня тоже стали пропускать! Потом взялся за дело уже сознательно и серьёзно. Учителем моим стал фотограф Александр Мищенко, спасибо ему за науку. Красноярская школа всегда была очень сильной, начиная от таких мастеров, как Равиль Маняфов и Юрий Бармин. Это были настоящие мастера! Тогда фотография была настоящим таинством. Теперь же она превратилась в массовое явление...

Первая публикация будущего известного фотографа увидела свет 2 сентября 1976 года в газете “Красноярский комсомолец”. Белые фартучки, бантики, малышка со звонком на плече у здоровенного десятиклассника… И с этого дня начинающий фотограф стал регулярно публиковаться в разных изданиях: сама судьба вела в профессию. В итоге отказался от карьеры юриста и поступил на журфак.

Учился в Иркутске, заочно и очно. Производственную практику проходил в московском новостном агентстве и газете “Советский Таймыр”. И после окончания университета, имея на руках три приглашения на работу — от редакций газет “Московские новости”, “Красноярский рабочий” и “Советский Таймыр”, выбрал Дудинку.

Казалось бы, где тут логика? Или столичная Москва с миллионом шансов, или заполярная Дудинка! Но этому странному на первый взгляд выбору предшествовало событие, перевернувшее всю жизнь Виталия Борисовича Иванова.

Как первая любовь

В апреле 1978 года внештатный корреспондент газеты “Красноярский комсомолец” Иванов был командирован в посёлок Диксон — освещать экспериментальный рейс по проводке дизель-электрохода “Павел Пономарёв” из Мурманска в Дудинку.

Парень был очарован Арктикой, потому что не подозревал, насколько она безбрежна, безгранична, величественна, безлюдна... И вместе с тем именно люди поразили его больше всего. “Я, наверное, в первый раз столкнулся с такой чистотой человеческих отношений”, — часто повторяет Иванов.

Та командировка круто изменила его жизнь и навсегда связала с Севером. Будучи корреспондентом “Советского Таймыра”, Виталий объездил весь полуостров. Его героями были оленеводы, рыбаки, моряки, полярники, гидрографы...

— Очень впечатляли меня арктические суда, — делится наш собеседник. — Был страшно горд, когда попал на борт атомохода “Ленин”, того самого, что был на картинке в нашем “Букваре”. И когда впервые побывал в святая святых ледокола “Таймыр” — реакторном отсеке. Долго уламывал капитана Крылова. К слову, специалисты утверждают, что на подобных судах не может повториться Чернобыль. Даже если реактор выйдет из повиновения, автоматика заглушит его. Без участия человека.

...Много было всего в Арктике. И трудного, и героического, и смешного, конечно. А ещё... Я ведь знаю, какие на вкус и на ощупь облака! Они как-то окружили в небе вертолёт, и так мне захотелось высунуть руку в иллюминатор. Что и сделал. Мгновение, и ладонь стала влажной. Забытый мальчишеский азарт! Ведь понимаю, что облака — это скопления влаги, туман. Но игра затягивает. Хватаю — не поймал, но ладонь мокрая. Высовываю голову. Дай, думаю, откушу кусок. Лицо — в каплях... Эта игра с облаками доступна только вертолётчикам и парашютистам. Ну, и мне повезло. Такое не забывается.

Вышел умка из торосов...

Самый, пожалуй, частый вопрос, который задают Виталию Иванову: “А ты белых медведей видел?” Видел. И не раз.

Как-то на мысе Челюскин решил он сфотографировать гурий (пирамиду из камней), который соорудил Руал Амундсен в далёком 1913 году. Сопровождали фотографа два пограничника с автоматами.

— Я приступил к съёмке, ребята — к перекуру. В какой-то момент я вышел на лёд в поисках лучшей точки и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд... — рассказывает Виталий Борисович. — Обернулся и увидел, как из торосов выходит медведь и движется в мою сторону.

Мгновенно вспомнились все читанные ранее инструкции: не глядя в глаза зверю, я начал медленно отходить назад. Главное — не бежать. Разбираться, отчего мои телохранители меня не “телоохраняют”, было некогда. И вдруг лёд под ногами начал уходить, я провалился в трещину. Благо вниз не рухнул, повис на локтях. Но ноги выше колен погрузились в студёную воду пролива Вилькицкого.

И в этот миг два ствола открыли огонь в сторону медведя, не в него, конечно, а перед ним. Выстрелы зверя отпугнули, он ушёл обратно в торосы. Снять умку я не успел, не до того было. А вот свист пуль над головой запомнил надолго. Не самое приятное ощущение...

“Где я раньше его видел?”

В жизни Виталия Иванова было немало знаковых встреч, но одна стоит в этом списке особняком. Произошла она осенью 1979 года. В выходной день раздался телефонный звонок от коллеги с телевидения: “Если свободен, заряжай фотоаппарат и выходи”.

В “москвиче” сидели двое. С пассажиром Виталий точно никогда не встречался, но лицо его показалось чем-то неуловимо знакомым. Журналист представился, пассажир назвался Юрием, на вопрос об отчестве ответил: “Иосифович”. Поехали на телевидение. Всю дорогу до студии корреспондент маялся одним вопросом: где он раньше мог видеть этого Юрия Иосифовича?

На телевидении в павильоне соорудили что-то напоминающее таёжное зимовье, на полу “развели” костёр из красных ленточек и вентилятора, на отдельной подставке стояла оконная рама, стекла которой были замазаны зубной пастой — “мороз”.

— Гость вошёл в студию с гитарой. Но и это мне ничего не сказало, — вспоминает Виталий Иванов. — И только когда услышал “Я сердце оставил в Фанских горах, теперь бессердечный хожу по равнинам...”, понял, что это — Юрий Визбор! А напомнил он мне Мартина Бормана, которого бард сыграл в фильме “Семнадцать мгновений весны”. Удивительной была та запись. Казалось, что мы не в студии, а в горах, на море, в деревне Навлянки… Визбор пел, отвечал на вопросы журналиста и снова пел. И только когда выключили камеры, я вспомнил о своём “Зените”. Снял кадров пятнадцать, а потом пересушенная пленка лопнула прямо в аппарате. Из всей съёмки осталось только шесть резких кадров. А в сентябре 1984 года Юрия Иосифовича не стало... Самое интересное, что судьба ещё два раза опосредованно сталкивала журналиста со знаменитым бардом. В феврале 1985-го он оказался в Карском море на ледоколе “Капитан Сорокин”. На судне было тесновато, поэтому Виталия определили на диванчик в каюту второго помощника капитана. Штурмана звали Александр. На шкафу корреспондент заметил гитару.

Виталий отснял караван судов, идущих за ледоколом, подходя к каюте, прочитал табличку на двери — “Александр Седых, второй помощник капитана”. Тогда он не придал значения этому факту. И только дома свёл воедино гитару, фамилию штурмана и знаменитую визборовскую песню “Обучаю играть на гитаре ледокольщика Сашу Седых”. Оказывается, песня-то была о хозяине каюты!

На следующий год работа снова забросила журналиста на ледокол “Капитан Сорокин”. Штурман Седых ушёл на другое судно, так им и не удалось поговорить. Зато в “Книге почётных гостей” отыскалась запись, сделанная рукой Визбора.

К слову, узнав о смерти любимого барда, Виталий Иванов вспомнил о старой съёмке, отыскал негативы, вложил в отдельный конверт и подписал — “Хранить вечно”.

Фото: severin1960.ru