«Опухала кисть, болело плечо». Как красноярцы работали в военные годы

В Красноярск 16-летняя Люба попала совершенно случайно. Её родной город Старая Русса с первых дней войны оказался в прифронтовой полосе. Чтобы не остаться в оккупации, люди начали уходить на восток.

На броне танка

— Нас было три семьи — одиннадцать человек, самому маленькому девять месяцев, — вспоминает Любовь Борисевич. — Измученные, голодные... Ночевали то в лесу, то в каких-то избах. Добрались до деревни Кушеверы, а там тишина, люди лён убирают. Председатель дал нам заброшенный домик, мешок зерна. Две недели спокойно жили и работали, я уже думала: наконец-то ушли от фронта! А война опять оказалась рядом...

Советские войска отступали. Военные с машин кричали: “Уходите! Немцы в шести километрах!” А женщины с детьми стояли на обочине и плакали: сколько можно уходить? И куда идти? Вдруг возле них остановился танк. И всех одиннадцать человек бойцы взяли на броню, вывезли, а потом пересадили в машину с солдатами. С ними доехали до железнодорожной станции Личково. Увидели товарный состав, забрались в открытый вагон и поехали в неизвестность.

— Мы понимали только одно: движемся куда-то на восток, — рассказывает Любовь Ивановна. — Я по дороге вывески все подряд читала, названия. И однажды вижу: “Красноярск”, а потом “Енисей”. И поезд встал. Спрашиваем у машиниста: “Чего стоим?” А он отвечает: “Всё! Приехали!” Вылезли мы из вагона — куда деваться? Хорошо, что нам попался добрый человек и посоветовал ехать вместе с ним в ДОК, деревообрабатывающий комбинат, там рабочей силы не хватало. Мы, конечно, поехали. В тот же день нам выделили однокомнатную квартиру на всех. Дали хлеб, чай. А утром мы пошли в отдел кадров. Был октябрь 1941 года.

“А шапку я связала сама!”

На комбинате во время войны делали спецтару для снарядов, чтобы они по дороге на фронт не взрывались. Грубо говоря, такие ящики с ячейками. Предназначалась спецтара заводу “Красмаш”, где и производили боеприпасы. Она была двух видов и сколачивалась из струганых дощечек.

Чтобы получить такие дощечки, нужно было пройти несколько этапов. Перво-наперво выловить баграми бревно, выволочь его, кору убрать, установить на распиловочный станок, разделить на доски... Потом ещё несколько операций. И только тогда приступали к сколачиванию (это называлось “сколотка”).

Blockquote — Нас оформили в ДОЦ, деревообрабатывающий цех, — говорит Любовь Борисевич. — Там было тогда теплее всего. У нас же одежды никакой нет, из Старой Руссы летом уходили, в июне. Начальник цеха Эммануил Тимофеевич Котлинский выдал мне фуфайку, рабочий Иван Васильевич Петрищев смастерил унтайки, подшитые войлоком. А шапку я связала сама. Не из шерсти, а из ниток с нижней стороны ремней для станков, которые рвались и приходили в негодность. И начала я работать...

Первое время 16-летней девчонке приходилось очень трудно. Помаши-ка молотком двенадцать часов подряд — столько длилась смена. Сильно опухала кисть правой руки, болело правое плечо... Росту не хватало — на чурку вставала. Рядом мальчишки-подростки дощечки колотили. Работали без выходных, без отпусков, но рук всё равно не хватало. Из города домохозяек стали привозить. Потом даже заключённых.

А Люба потихоньку освоилась, попривыкла и даже стала выполнять план на 150–180 процентов. Мастер цеха Карл Брегис отметил её отношение к работе и перевёл на должность учётчицы. А может, просто пожалел девчушку с бантиками.

Не просеяла муку

Было очень много травм, увечий и даже смертей, ведь большинство рабочих — без всякого опыта. Механик однажды почему-то не поставил заграждение у станка, одна женщина наклонилось, чтобы убрать опилки, и её циркулярной пилой прямо по голове задело. Скончалась. Механика посадили.

В другой раз заключённый толкал доску, механизмом верхонку прихватило, затянуло всю руку и отрезало. На порезы и ушибы никто и внимания не обращал.

— Очень сильно голодали, даже умирали, — вспоминает Любовь Ивановна. — На комбинате рабочих кормили, как и всех тогда, затирухой: мука да вода. Но всё равно — горячее. Как-то в столовой во время обеда люди обнаружили в тарелках... раздробленную мышь. Кому хвост попался, кому лапка, кому голова. Людям плохо было. Потом выяснили, что повариха не просеяла муку. Её судили, дали срок.

Любовь Борисевич считает, что им ещё отчасти повезло, потому что комбинат на окраине города находился: возле бараков можно было огородики разбить, опять же, кур в стайках держали. По весне на гору забирались, там участки под картошку раскапывали. Только земля и спасала.

Дисциплина была строжайшая. Если смену пропустил, это считалось дезертирством, сажали провинившегося на четыре месяца. Война диктовала свои условия и в далёком тылу.

Молодость брала своё

Жили трудно, на работе падали от усталости. Кто далеко от комбината жил, вообще домой не уходил, у станков спали. Но молодость брала своё. Там же, в цехе, Люба встретила будущего мужа. Ровесниками были. В 1944-м решили пожениться.

Девушка поначалу сомневалась: “Какая женитьба?! Война ведь идёт!” Рассудительный Анатолий настаивал: “Жизнь тоже идёт. Пока у нас ребёнок родится, война уже закончится”. И оказался прав — первая дочка родилась у пары в 1945 году.

В цехе был репродуктор, и все внимательно слушали сводки “Совинформбюро”. Сначала — с тревогой, когда Левитан перечислял названия оставленных городов. Потом — с надеждой, когда эти же города освобождали. И наступил день, когда ликующий голос диктора объявил: “ПОБЕДА!”

У Любови Ивановны и сейчас глаза горят, когда она об этом вспоминает. Как плакали и смеялись, обнимали друг друга...

— Какой красивый был голос у Левитана! И как он говорил про Победу! — рассказывает труженица тыла. — Нас, работников, потом всех наградили медалями “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов”. Юбилейные награды тоже есть, целый мешок, и грамоты, и дипломы...

К слову, наша героиня ни одну медаль для съёмки не надела (к вопросу о скромности). Зато прочитала стихи о войне, семье, работе. На жизнь не жалуется: “Пенсия у меня хорошая!” И по-прежнему добрым словом вспоминает свой ДОК, на котором она проработала 40 лет, а муж, Анатолий Тимофеевич, 63 года. Он, к сожалению, уже ушёл из жизни. А Любовь Ивановна и сегодня живёт на родном правобережье, пятиэтажка её стоит под самой горой, где когда-то сажали картошку. Труженице тыла сейчас 96 лет.

В тему

Красноярск в этом году борется за звание “Город трудовой доблести”, которое установлено федеральным законом для увековечивания подвига тружеников тыла, совершённого в годы ВОВ. Оно присваивается городам России, жители которых внесли значительный вклад в достижение победы, обеспечив бесперебойное производство военной и гражданской продукции, проявив при этом массовый трудовой героизм и самоотверженность.

Проголосовать в поддержку инициативы можно на специально созданном сайте “КрасноярскДоблесть.РФ”. Здесь же хранятся материалы о трудовом подвиге красноярцев. Ранее голосование стартовало на сайте администрации города. Уже около 11 тысяч человек поддержали инициативу.