Рожденный командовать

Каждый режиссер мечтает о своем театре

В 2002 году Олег Рыбкин ушел из легендарного “Красного факела”. После этого — четыре года свободного плавания, постановки в различных театрах нашей необъятной страны.

Почти в то же время Красноярский театр имени Пушкина остался без творческого лидера. После ухода Александра Бельского место главного режиссера долго пустовало. И вот в прошлом году театр и режиссер встретились. Олег Рыбкин стал главным режиссером Красноярского драматического театра имени Пушкина.

Мои актеры не сбегают в сериалы

— Олег Алексеевич, вы — ученик, наверное, самого именитого на сегодняшний день театрального мастера — режиссера Петра Фоменко…

— Да, я закончил тот самый легендарный курс, который является сейчас основой театра-мастерской Фоменко. Это Полина и Ксения Кутеповы, Галя Тюнина, Юра Степанов. Нас на курсе у Петра Наумовича было пять режиссеров и девять артистов.

— Театр Петра Фоменко — один из самых сильных театров мира. Все ваши однокурсники работают в столице, снимаются в кино, вы — в Красноярске. Почему место вашей постоянной дислокации не Москва, не Питер, а провинция?

— Потому что каждый, видимо, выбирает по себе. Я мог бы остаться в Москве, что-то делать, но при этом я вряд ли стал режиссером. Мои однокурсники, которые заканчивали у Петра Наумовича режиссуру, сегодня работают как актеры. Я понимаю, что реализоваться как режиссер, я мог только при наличии собственного театра.

До Красноярска я был главным режиссером новосибирского театра “Красный факел”, где прослужил четыре с половиной года. Как режиссер-постановщик я проработал уже двенадцать лет.

— В каждом ученике в той или иной степени живет его учитель. Особенно, наверное, это касается людей творческих профессий. Некоторые, чтобы самореализоваться, не стать клоном своего наставника, пытаются “избавиться” от учителя. То, что в вас вложил Фоменко, вам сейчас помогает или мешает?

— Я настолько долго работаю вне поля влияния мастера, что уже чувствую себя абсолютно самостоятельным, отдельным от учителя. Я закончил РАТИ в 1992 году. Кстати, свой дипломный спектакль “Свадьба Кречинского” поставил на сцене Красноярского театра имени А. С. Пушкина. Были и еще постановки. Поэтому мое решение по поводу должности главного режиссера не было спонтанным: я пришел в знакомый мне театр.

— Для режиссера провинциальный театр чем-то отличается от столичного?

— Столичный театр, как правило, это большая головная боль для его руководителя. Артисты там чаще снимаются, поэтому собрать необходимый состав для какого-то конкретного спектакля очень сложно. Сериалы — это бич для крупнейших театров России — МХАТа, БДТ и других. В этом смысле в провинции комфортнее. Понятно, что и красноярские артисты снимаются в рекламе, подрабатывают, но не в таких объемах.

А творческая атмосфера не зависит от местоположения театра. Конечный продукт работы зависит от конкретной общности людей, всех, кто трудится над спектаклем. Ансамбль либо получается, либо нет.

Зритель же абсолютно разный во всех городах. То, что в одном городе проходит на ура, в другом — никому не нужно. Совсем недавно я ставил спектакль в Екатеринбурге “Жак и его господин” по Кундере. Это интеллектуальная драматургия, не для большой аудитории. Я понимал, что моя задача — найти пространство, где такой спектакль был бы востребован. Зал на 900 мест слишком велик для такой постановки, поэтому я его уменьшил, — актеры играют на 120 человек. И это в городе, который считается одним из самых культурных и интеллектуальных центров страны. Но именно такое количество зрителей для этого спектакля оказалось в самый раз. Найти соразмерность между театральным материалом и публикой — очень важно.

— А в Красноярске зритель пошел бы на пьесу Кундеры?

— Честно говоря, сомневаюсь. У меня есть ряд поставленных пьес, за которые мало кто берется: произведения Юткевича, Гамбровича, Беккета, Мрожека… Но это было в таком городе, как Новосибирск. И то было непросто. Потому что до того, как я пришел в “Факел”, там шла в основном “съедобная” драматургия.

Без обмана

— Я читала про то, как вы ушли из “Факела”. Как я поняла, у вас случился конфликт с директором театра, который считал, что репертуар должен быть понятным и доступным для народа, простой публики. Вы же не разделяли его взгляда, что афиша театра должна состоять в основном из попсовых постановок.

— Я не поменял своих взглядов и поныне. В чем-то я, естественно, могу пойти на компромисс, но есть границы, которые я никогда не переступлю. В той ситуации, считаю, не было правых и виноватых. Мы просто расстались. Я не хотел никаких скандалов, но он все-таки получился. Причем на российском уровне. Выглядело это немного абсурдно. Выходит вечерний выпуск новостей на НТВ: первым сюжетом идет репортаж о взрывах в Чечне, вторым — Олег Рыбкин ушел из театра “Красный факел”.

— С одной из самых интересных трупп в стране было тяжело расставаться?

— Непросто. Но дело в том, что как только я ушел, половина артистов уехала в Москву, Петербург. Теперь они не сходят с экранов телевизоров, играют в сериалах.

Вообще союз режиссера и актеров — особый симбиоз, который возникает со временем. Актер постепенно учится понимать тебя, разговаривать на особом “птичьем” языке и впоследствии начинает понимать с полуслова, что от него требуется. Этого сложно достигнуть, и расставание с актерами всегда обидно. Сейчас я пытаюсь породниться с театром Пушкина. Мне, кажется, что этот процесс идет безболезненно и обоюдно.

— Вы ушли из “Красного факела” в 2002 году, в театр им. А. С. Пушкина пришли в 2006-м. Как вы жили четыре года без собственного театра?

— Работал в Москве, Санкт-Петербурге. Ставил спектакли в Челябинске, Перми, Самаре…

— Почему вы решили приехать в Красноярск? Чем плоха ситуация, когда вы ставите спектакли в крупнейших театрах страны в качестве приглашенного режиссера?

— В этом сезоне я поставил спектакль “Полковник Птица”. Дело там происходит в сумасшедшем доме. Его обитателям выбрасывают по ошибке груз гуманитарной помощи ООН, и они все одевается в камуфляж. И один из героев, полковник, решает принять командование этим подразделением на себя. В спектакле звучит замечательная фраза: “Тот, кто командовал, всегда будет командовать”. Перефразирую: тот, кто уже однажды работал главным режиссером, вновь желает оказаться в этой роли. Потому что быть главным режиссером — это совсем другие возможности: ты можешь формировать репертуар, регулировать внутреннее движение в коллективе, создавать особое, ни на кого не похожее, лицо театра.

Мне кажется, что сейчас у нас в театре стало что-то получаться совместное, мы идем навстречу друг к другу. При этом у меня очень хорошие творческие отношения с директором Петром Анатольевичем Аникиным. Мы союзники. Это была одна из важнейших причин, по которой я решился сюда прийти.

— Вам ставят условие, чтобы спектакли, которые идут на сцене театра, были бы окупаемы?

— Слава Богу, у нашего театра нет проблем с публикой. Наполняемость зала — 98 процентов. Этим могут похвастаться единицы театров в России. Я сам видел, когда в театре огромного города Перми сидят семьдесят человек в зале. Пермяки не любят свой театр, не ходят в него. Не знаю, почему там так складывается.

В театре Пушкина мы стараемся делать качественный, сбалансированный репертуар. Берется с одной стороны кассовый спектакль, рассчитанный на широкую аудиторию и, соответственно, на хорошие сборы, как, например комедии “Кукла для невесты” и “Примадонны”. С другой стороны — классика или какая-то интеллектуальная вещь.

Очень важно при этом держать высокую планку. Знаете, почему я снял из репертуара детский спектакль “Снежная королева”? В первую очередь, потому что там были заштопаны задники. Кроме того, он поставлен в эстетике десятилетней давности. Все — он отслужил свое. Но при этом взамен мы поставили дорогой, очень яркий, красочный спектакль “Дядюшка Скрудж”. Это красивая рождественская история, этой постановкой мы гордимся. И то, что потратили столько средств, — правильно, потому что именно со сказок дети начинают свой путь в театр, и их нельзя разочаровывать. Сегодняшних девочек и мальчиков трудно обмануть, они в визуальном плане как зрители сегодня избалованы современным кино и телевидением. Зрителю нельзя лгать, его нужно уважать.

Надеемся на чудо

— Вы режиссер актера или идеи? То есть основой для вашей работы становится мастерство артистов, их индивидуальность, или вы вынашиваете в голове какую-то концепцию, образ будущего спектакля и потом лепите из актеров, как из глины, то, что вам требуется?

— В принципе, я — концептуалист. Для меня идея спектакля первична. Но при этом я понимаю, что работаю с конкретными людьми, и, распределяя роли, делаю ставку на максимальное раскрытие индивидуальности того или иного актера, беру тех, кто необходим для данного спектакля.

Для “Трехгрошовой оперы”, которой сейчас занимаюсь, к драматическому таланту необходимы хотя бы минимальные вокальные и хореографические данные. Потому в спектакле нужно петь и танцевать, и от этого некуда не уйдешь. Там двадцать шесть музыкальных номеров, и очень бы хотелось сделать если не все, то большую часть.

— Как я понимаю, первой премьерой следующего сезона станет “Трехгрошовая опера”. Чем, кроме музыкального спектакля, порадуете зрителя после летних отпусков?

— Потом будет Чехов. Так как серьезный репертуарный театр не может обойтись без классики, в том числе без Чехова. У нас есть Достоевский, Островский, но почему-то нет Чехова. Это недопустимо для театра такого уровня. Чеховская драматургия нужная театру, зрителю, городу.

— Говорят, что нет ничего скучнее, чем пьесы Чехова в провинциальном театре…

— Я не согласен с этим. Смотря как сделать спектакль. Я ставил “Три сестры” в “Красном факеле” и не сказал бы, что он был скучен или неинтересен зрителю. Мы с ним в Москву ездили на “Золотую маску”.

— Есть ли у вас, как у главного режиссера, сверхзадача — чтобы театр выигрывал на престижных фестивалях, “светился” на российской уровне?

— Это не сверхзадача, а нормальная работа. Мы, слава Богу, в этом сезоне побывали на двух фестивалях, чего не случалось с этим театром уже несколько лет. Играли на сцене прославленного Малого театра “Таланты и поклонники”. Что такое фестивали? Это, в первую очередь, показатель востребованности. Бывает так, что театру хочется на фестиваль, но никто его туда не зовет, потому что приглашаются лучшие. А чтобы стать лучшим, нужно много работать.

— А на общероссийских фестивалях чувствуется разница между столицей и провинцией?

— Хотите объясню, что такое провинция? Отбирается спектакль, например, на “Золотую маску”, и только один из нескольких претендентов едет в Москву. И не получает “Золотую маску”. И вместо того, чтобы городу радоваться за свой театр, чей спектакль попал в число лучших постановок России, он говорит: “Где же ваша премия? Мы же вам заплатили денежки за дорогу, надеялись на вас, а вы ничего не получили. Тогда и не надо никуда ездить”. Провинция в голове.

Провинциальному театру нелегко на таких фестивалях, потому что он включается в соревнование с мастодонтами. Надо понимать, что в этом есть некая предопределенность. Как вы думаете, кто получит первую премию за лучшую актерскую работу: Райкин, Хабенский или некто Иванов из областного театра?! По-моему, это очевидно. Но чудеса, конечно, случаются. И мы на них надеемся.

Справка “Городских новостей”

Олег Рыбкин. Родился в 1962 году в Керчи. Окончил Российскую академию театрального искусства (мастерская Петра Фоменко). Ставил спектакли в Москве, Красноярске, Омске, Томске, Самаре, Софии, Новосибирске и др.

С 1995 года — начал сотрудничать с новосибирским театром “Красным факелом”.

В 1997—2002 годах — возглавлял новосибирский театр “Красный факел”. Первым из новосибирских режиссеров номинировался на соискание национальной театральной премии “Золотая маска”. Его “краснофакельские” постановки участвовали в пяти международных фестивалях Европы.

В Красноярском театре им. А. С. Пушкина поставил спектакли — “Свадьба Кречинского”, “Таланты и поклонники”, “Король Лир”, “Полковник Птица”.