Судьбы случайный пируэт

Родится гением — мало. Нужно вовремя разглядеть свой талант

Говорят, что гениальность на девяносто девять процентов состоит из трудолюбия и лишь на один процент из таланта. Однако именно эта, богом данная одна сотая и определяет то направление, в котором работает творец. Уловить свою искру призвания, ощутить ее в себе, ой, как непросто. Главное — не опоздать.

Наш герой, можно сказать, успел, запрыгнул на ступеньку поезда практически в самый последний момент, доказав всему миру, что посвятить себя искусству танца может взрослый человек, никогда не занимавшийся хореографией. Вадим Гиглаури, балетмейстер, педагог, признанный корифей хореографического джаз-модерна, эксперт международного класса в детстве не носил пуанты и не оттачивал умение двигаться у профессиональных педагогов. Однако, благодаря пируэту судьбы, он сумел ворваться на танцевальный Олимп, получив вместе с признанием свободу самовыражения.

Но начнем мы наш разговор все же не с биографии Гиглаури, а с воспоминаний о корифее сцены, с которым его свела судьба.

Обреченный на успех

— Вадим, согласитесь, что человек непосвященный сумеет назвать не так уж много имен известных танцоров и постановщиков. Широкая публика знает в основном тех, кто исполняет эстрадные песни или выступает на театральных подмостках. Однако же и в мире хореографии есть знаменитые и популярные личности, например — Махмуд Исамбаев. И, насколько известно, вам довелось работать вместе с ним.

— Скорее не с ним, а у него. Я преподавал в школе, которая носит имя Исамбаева, занимался с воспитанниками. Однако, к моему счастью, мне удалось немного пообщаться с Махмудом.

— И каковы ваши впечатления об этом человеке?

— Сложно сказать, к тому времени он уже болел... А еще было видно, что он очень устал от внимания людей, и потому начал играть не только на сцене, но и в жизни. В принципе, его поведение все принимали на ура, ведь людям, по большому счету, не интересна душа другого человека, достаточно колоритного образа, а уж этого у Махмуда хватало. Он и работал на публику, например, никогда не снимал папаху. Впрочем, такова чеченская традиция — с непокрытой головой его никто не имел права видеть. Но мне повезло — во время конкурса в Омске мы общались довольно близко, даже видел его без папахи, но и тогда он так до конца и не раскрылся. Вот с Николаем Караченцовым (ему я поставил пять номеров, в том числе и “Леди Гамильтон”) было намного проще, он позволял себе быть самим собой не только с близкими людьми, но и с теми, с кем работал над своими сценическими выступлениями. К слову, Караченцов совсем не пластичный, двигается плохо, с точки зрения хореографа — очень сложный материал. Но ему и не нужно танцевать — достаточно подмигнуть, прохрипеть что-то, и никакой, даже самый профессиональный кордебалет на сцене такого артиста уже не затмит. И в жизни он тоже радует искренностью, а Махмуд был не такой…

— Тогда почему столь закрытый человек, как Исамбаев, получил оглушительное сценическое признание? Ведь, на одной технике исполнения далеко не уедешь, согласитесь, публика не терпит фальши, покорить ее можно лишь откровением.

— Вы знаете, Махмуд — это особый случай. Он не просто здорово двигался, он на самом деле лечил зрителей своими движениями, своей энергией. Именно на его примере я понял, что в хореографии важно не только хорошее тело, отточенная техника, но и излучение, которое идет от человека. То, что дано свыше, что прожито уже в предыдущих жизнях, чему нельзя научиться, и что все равно необходимо перенимать и выращивать в себе.

Я убежден, что занятиями можно достичь определенного уровня в искусстве: научиться хорошо двигаться, рисовать, петь. Но подняться на самую высоту может лишь тот, кто совершенствует это умение из жизни в жизнь. Только тот, кто выступал на сцене или создавал шедевры в своих предыдущих воплощениях, сегодня может стать эталоном. Исамбаев именно родился танцором, смог увидеть и реализовать свой талант, и ничто — ни болезнь, ни усталость, ни избыточное внимание к его персоне не смогли лишить артиста дара. Поэтому до самого конца он был обречен на успех.

Путь с нуля

— Но родиться гением — мало, необходимо успеть вовремя разглядеть эту способность. Например, в балет, фигурное катание или гимнастику приходят в раннем детстве. И все знают, что, не получив должной базы в пять, шесть, ну, максимум, семь-восемь лет, человек не сможет стать профессионалом в данных видах искусства.

— Согласен, есть некоторый ряд специфических областей, пропуск в которые можно получить только в юном возрасте. И очень важно, чтобы родители смогли вовремя разглядеть тягу своих отпрысков к танцу, талант к движению. Однако так идеально жизнь складывается не всегда…

— …как, например, в вашем случае?

— Да, я пришел в хореографию очень поздно, в 23 года. В детстве не посещал никаких студий или кружков, рос как все. Так получилось, и винить в этом своих родителей я не собираюсь. Просто, обстоятельства. Тем не менее еще в десятом классе на одной из дискотек я понял, что мне интересно движение под музыку. Но, опять же, на каком-то подсознательном уровне — просто понравилось и все. Уже после армии, придя на завод, я летом отправился в лагерь пионервожатым. И там ощутил, что движение исходит от меня само, что это — мое.

К тому моменту мне довелось уже пережить одно разочарование — разрушилась многолетняя мечта о драматических подмостках, я провалился на вступительных экзаменах в театральный вуз. Потому, пришлось работать, где придется — на предприятиях, на стройках. А в 23 года я попал в пластическую студию, где занимался по вечерам, после трудовой смены. Тогда же впервые встал к хореографическому станку и, поглядев, что могут и делают другие, сказал сам себе: в этой студии я стану лучшим в танце.

— И в столь зрелом для хореографии возрасте вам пришлось осваивать все с нуля?

— Да, с самых начальных азов. Конечно же, это было очень самонадеянно, однако, через год я действительно достиг успеха, что стоило немалых усилий. Каждый день, приезжая с “крыши” (я тогда работал кровельщиком), вставал к станку, и шаг за шагом продвигал все дальше и дальше. Постепенно пришло и умение — смог исполнять довольно сложные пируэты, —, и растяжка — в 24 года сел на шпагат, — и, наконец, признание. Меня стали приглашать в творческие мастерские, в 1990 году я участвовал в первом российском мюзикле “Иисус Христос Суперзвезда”, который был поставлен в театре Моссовета. Конечно же, о профессиональном классическом балете, к которому я отношусь с большим пиететом, мечтать даже не приходилось. Но определенных вершин все-таки достиг, и в моей трудовой книжке появилась запись — “артист балета”.

Шаг к Олимпу

— Ваша история похожа на сказку о золушке, такой талантливой, трудолюбивой, усердной. Только в финале вместо дворца и короны — театральные подмостки!

— Увы, но на них я задержался недолго. История моих сценических выступлений имеет вовсе не сказочный конец.

— Но почему? Вы же, вроде бы, всего достигли…

— Мне тоже так казалось до того момента, пока не увидел свое выступление в записи. Тогда, в начале девяностых, видеокамеры были большой редкостью, и я долго работал, не зная о том, как смотрюсь со стороны. А потом в 1994-м кто-то показал мне съемку, и я пришел в ужас. Все выглядело вовсе не так, как мне представлялось. Это был настоящий удар! И единственным выходом для меня казался уход со сцены — иначе я не мог.

И я ушел. В никуда. Сначала торговал в магазине своих знакомых, потом работал таксистом. Закончилось свободное плаванье весьма плачевно: по моей вине произошла авария, слава богу, без человеческих жертв. Однако чтобы возместить причиненный ущерб, пришлось продать квартиру, после чего жена, не выдержав, подала на развод. А кроме материальных и моральных трудностей я испытал настоящую творческую пытку: меня душили образы движений, я болел хореографией. И именно в этот момент судьба подарила мне новый шанс —школе Махмуда Исамбаева нужен был постановщик, и я решил попробовать устроиться в столь престижное место.

— Тогда вы и познакомились с мэтром?

— Нет, кастинг проводил директор. Я, для пущей важности, навешал ему “лапшу” на уши, сказал, что закончил хореографическое училище, стажировался в Америке. Мол, постигал пластику современного танца с неграми. Директор пришел в экстаз, заявил: вы-то нам и нужны, школе требуется что-то свежее, необычное, — и принял меня. А потом я взглянул на одну из школьных постановок и схватился на голову: это был такой уровень, до которого мне было далеко! Но выхода уже не было, пришлось тянуться.

На мои репетиции часто приходил директор, и я отметил, что сидит он на них с крайне кислым выражением лица. Решил, ну все, начальству моя работа не нравится, и, дабы избежать изгнания с позором, перестал появляться в школе. Пусть уволят за прогулы! Однако меня нашли, позвонили, вернули, простили, доверили. И пришлось учиться педагогике.

— И в этой области вы так же достигли определенных вершин.

— Скажем так, я смог себя реализовать. Не случайно уже через полгода я вел мастер-класс современного танца у тех, кто преподает хореографию по 10—20 лет. Все выходит как бы само собой, видимо, для меня хореография — это тоже продолжение прошлых жизней.

— А какие стили вам сегодня ближе всего?

— Я преклоняюсь перед классическим балетом, однако, как я уже сказал, судьба не дала мне возможности попробовать себя в данном жанре. Начинал я с народного танца. А потом танцевал ближе к модерну. Но по характеру я джазовый человек, импровизатор, ищу свою форму универсального исполнения, в которой было бы объединено все. Считаю, что занятие хореографией — это не просто обучение танцам, это воспитание сильных людей через эволюцию движения.

— На ваш взгляд, хореографическое мастерство — только для избранных, для тех, кто живет им не одну жизнь?

— Нет, что вы, ни в коем случае! Гении, таланты, конечно же, необходимо искать, пестовать, растить, выделять. Но что может быть плохого в том, чтобы и обычный ребенок, без ярких задатков, зато наделенный трудолюбием и усердием научился выражать себя в движении? Сегодня в Щелковской школе хореографии я работаю со всеми, кто ко мне пришел. К слову, это намного интереснее, чем ставить подтанцовки к номерам звезд, даже если кордебалет очень профессионален. В любом случае это лишь фон, там не требуется творчества, достаточно повтора лексики. А наблюдать эволюцию детей, от которых никто и не ожидал никакого успеха, намного занимательнее. Ведь, возможно, с того момента и начинается цепочка жизней, которая приведет душу к еще не покоренным танцевальным вершинам.

Справка “Городских новостей”

ГИГЛАУРИ Вадим Тагирович, 1962. Педагог, хореограф, балетмейстер-постановщик, эксперт международного класса, г. Москва.

Поставил более трехсот танцевальных миниатюр в разных городах России.