“Не забывай меня, Люсенька!” Вдова не поверила в смерть супруга и ждала его всю жизнь

Наталия Ерышева никогда не видела своего отца. Родители поженились в 1940 году и прожили вместе всего три месяца, потом главу семьи призвали в армию. Он погиб 2 ноября 1942 года. С единственной дочерью был знаком только по фотографии.

Мама Наташи очень много рассказывала о муже, помнила всё до мелочей. Как пришёл в параллельный восьмой класс второгодник, крепкий спортивный паренёк по имени Геннадий. Он переплывал Волгу, занимал призовые места на лыжных соревнованиях, гонял на велосипеде. Потом приделал к раме удобное седло, чтобы возить свою Люсеньку.

— По рассказам мамы, они часто ездили на озёра, — рассказывает Наталия Ерышева. — Я их тоже помню — такие круглые чаши с песчаным дном, заросшие по крутым берегам незабудками. Геннадий рвал букеты и подносил их будущей невесте со словами: “Не забывай меня”. Он был охоч до всякой работы, но учиться не любил. Домашние задания готовили вместе. Точнее, она читала вслух, а он просто засыпал. У меня хранится папин аттестат зрелости — сплошные тройки, только по физкультуре пять.

Они поженились сразу после окончания школы в 1940 году и прожили вместе три месяца. Осенью Геннадия призвали в армию. Наташа родилась перед войной, отец её так и не увидел. Когда уходил, просил маму и тёщу: “Научите Люсеньку вкусно готовить”. Научили. Только готовить уже было не для кого.

— Картина их прощания стоит у меня перед глазами, хотя я не могла видеть её, — делится Наталия Ерышева. — Глубокая осень. По взвозу поднимается обоз с призывниками. У чьего-то палисадника стоят двое. Они не могут оторваться друг от друга, глаза в глаза, рука в руке. Его уже зовут, торопят. И тот крик, что несётся над Волгой, над маленьким городком — “Прощай, Люсенька!” — стоит у меня в ушах. Зачем он сказал это слово: “прощай”? Ведь прощаются навсегда. Мама в 20 лет стала вдовой...

21 год прожил на земле Геннадий Ерышев. Успел продлить род. Часто писал с фронта. Писем было много, полная тумбочка в дедушкином доме. Наташа их почему-то не прочитала, когда подросла, а мама потом всё сожгла, оставив для дочки единственное письмо. Велосипед отцовский продали, из его одежды перешивали девочке пальтишки.

Строчки из того самого письма от конца июля 1941 года.

“Люся, живу я пока что ничего, здоровье тоже ничего, только голова побаливает, но это от жары. Люся, я очень рад, что у нас такая хорошенькая дочурка растёт. Но ты себя тоже поддерживай, постарайся кушать так, чтобы поправляться. Переходи на режим маленькой девочки, если Наточка не дает тебе спать ночью. Скоро она так подрастёт, что нужно будет покупать хорошенькие вещички”.

— А дочке-то всего три месяца! — говорит Наталия Ерышева. — Мама послала отцу фотографию, где держит меня на руках. Лысенькая, щекастая, с сердитым взглядом и ручками, сжатыми в кулаки. В общем — “хорошенькая”! А папа пишет: “Люся, получил я деньги 120 рублей, из них уплатил за облигации, оставил себе, 60 рублей посылаю тебе. Хотя и небольшая сумма, но думаю: пусть Люся себе или Наточке что-нибудь купит вместо моих гостинцев”.

Он был комсомольцем. Но нет в письме высоких слов: “Ждите с Победой!”, “Вперёд, за Родину!” Это само собой понятно. И кроме Родины, России, огромной страны нашей, есть ещё маленький городок на Волге, где дом, родители, родные, которым он шлёт привет, и о каждом спрашивает поимённо — здоров ли, как живёт, что происходит в городе. Есть молодая любимая жена и дочка, которую страстно хочется видеть.

“Ты посиди с Наточкой там, в саду, где мы сидели с тобой в лунную ночь и ты первый раз меня обняла так крепко, что я и сейчас помню. Ты пишешь, что скучаешь обо мне. Я тебе вполне сочувствую, но помочь ничем не могу. Я бы сам с удовольствием приехал к вам. Я и по тебе скучаю, да и Наточку очень хочется посмотреть. Ты почаще целуй её за меня”. И утешает: “Ты не беспокойся за меня. Если наша часть и будет участвовать в боях, то только лётчикам придётся пускать конфетки да отражать атаки истребителей. А наше дело копать да грузить, обеспечивать связь самолёта с землёй”.

В Сальских степях, где находился Геннадий, шли жаркие бои за каждый камешек, за каждую травинку. Он погиб 2 ноября 1942 года. Похоронку принесли его маме, Евдокии Степановне, а от жены скрыли. Нет писем — война.

— Только в 1946-м, когда бабушка умерла, извещение передали маме, — рассказывает Наталия Ерышева. — Она не поверила, ждала всю жизнь. И всегда вспоминала тот майский день, когда любимый поцеловал её впервые. На очередной день Победы ей, вдове погибшего солдата, принесли поздравление и коробку конфет с фотографией цветущих яблонь. Она заплакала. Я заволновалась: “Что ты? Что случилось?” А она отвечает: “Геннадий впервые поцеловал меня, когда цвели яблони”...

Нюанс

Родные не знают, где могила Геннадия Ерышева. Но его имя есть на мемориале школы, где учились родители Натальи, а потом и она. “Имя отца высечено на стеле, что взметнулась высоко в небо на пригорке в нашем городке в память о погибших, — рассказывает женщина. — Я была там”.

Автор: Ольга Светлова