Алексей Язев: Думал, что религия — удел лузеров

фото: Александр Черных

Он цитирует Гребенщикова и весело рассказывает о своём панк-прошлом. В его окружении разные люди. Либерально настроенные друзья называют его мракобесом. Он соглашается и, шутя, добавляет — “практикующий”. Священник Алексей Язев рассказал “Городским новостям” о своём пути к Богу — личном и профессиональном.

— На этой неделе, в воскресенье, отмечается Всемирный день религии. Как бы Вы оценили сегодняшнюю роль религии в жизни общества?

— Я хоть и часть социума, но за всё общество говорить не буду. Наверное, правильнее будет поделиться своими переживаниями. Я счастлив, что последние десять лет являюсь православным христианином. В песне группы АДО есть такие слова: “Я нашёл то, что так долго искал”. Это про меня и мой жизненный путь. До 33 лет я был религиозным девственником, мне не были интересны ни буддизм, ни язычество, которыми увлекались мои друзья-панки.

— Вы были атеистом?

— Я не был атеистом. Вообще, считаю, что их не существует на самом деле. Есть люди, которые боятся себе признаться, что им близка какая-то конфессия. Так и я жил… Но я знал историю своей страны, занимался археологией. После 25 лет увлёкся историей Киевской Руси IX—XIII веков. И пройти мимо темы принятия христианства не мог. Однако интерес у меня был чисто научный. Я немножко разбирался в иконописи, в архитектуре. Но то, что происходило внутри храмов, меня никогда не волновало. Я делал редкие залёты туда, но только для того чтобы насладиться эстетикой икон или плавностью линий архитектурных деталей. А к людям, находящимся внутри церквей, у меня было некое пренебрежение. Я полагал, что религия — удел лузеров и слабаков. А я себя к таким не причислял…

— Удивительно слышать это от действующего настоятеля двух храмов. Что же произошло?

— Ничего не произошло. Я не заболел смертельно, не разорился безнадёжно. В 30 лет у меня была прекрасная жена, двое сыновей, я имел собственный бизнес. Но появилось ощущение, что я не знаю, зачем живу. Возникло чувство, что что-то проходит мимо меня, что-то очень важное. Начались искания... Выручил случай (теперь я понимаю, что это был Господь). Моя мама всю жизнь работала в краевой научной библиотеке, я там вырос. Всегда читал, любил книги, периодику. Как-то на помойке я нашёл классный журнал знаменитого в то время режиссёра Юрия Грымова “Факел”. Я не мог пройти мимо, стал листать. И между заметками о героиновых наркоманах Сан-Франциско и новинках интернет-технологий нашёл интервью с толстым, бородатым попом в чёрной шкуре. Это было моё первое знакомство с миром Православия. Я всегда полагал, что это что-то ужасное. Начал читать и понимаю: о чудо, оказывается, «нечто» толстое, бородатое, в чёрном говорит вещи, которые близки мне. Для меня это стало открытием... Священнослужителем из журнала оказался Андрей Кураев.

— И Вы тут же решили, что тоже станете священником?

— Нет. С супругой Ольгой мы входили в Церковь постепенно. Начали экспериментировать на детях, отдав их в воскресную школу. Стали прихожанами, обрели друзей в храме…

Позднее мне поступило предложение бросить всё и сдаться Церкви. После событий, которые я воспринимал как знаки Божии, понял, что пора мне, как в песне, “разбежавшись, прыгнуть со скалы”. И 1 апреля 2011 года стал моим первым рабочим днём в статусе церковного старосты храма святого Иоанна Предтечи. Потом меня рукоположили в дьяконы, а позже — в священники.

— По образованию Вы юрист. Этих знаний оказалось достаточно?

— Считаю, что учиться мы должны всегда. Церкви две тысячи лет, и за это время накопилось огромное количество догматов, традиций, которые надо постигать. Священник должен знать литургику, пастырское богословие. Хорошо бы знать английский и греческий языки, понимать древнееврейский и церковнославянский. В семинариях даётся огромный объём информации. И если ещё пять лет назад была возможность рукоположиться без образования, то сейчас, в соответствии с распоряжением святейшего патриарха Кирилла, это невозможно. Недостаточно гореть огнём Христовой любви, недостаточно быть пономарём храма, надо иметь соответствующий диплом. Меня рукоположили пять лет назад, на тот момент я был студентом Томской семинарии. Честно признаюсь, никак не могу её окончить, осталось два года.

С 2016 года я являюсь настоятелем храмов Святой Троицы в Емельяново и Параскевы Пятницы в Барабаново. В деревенских храмах работа строится иначе, чем в городских. В Красноярске многоштатные приходы с несколькими дьяконами, двумя-тремя священниками. В деревнях я один, и я не могу оставить храм. Идут службы, проходят праздники, умирают и рождаются люди. Я должен быть там, с ними. Учёба, к сожалению, пока подождёт…

Кроме того, я несу послушание епархиального древлехранителя. Курирую все вопросы, связанные с эксплуатацией, ремонтом и восстановлением храмов, икон, колоколов — всего материального наследия церкви. У меня в реестре 49 объектов епархии, за два года до сих пор не все объехал.

— Человек свободен в выборе вероисповедания. Как думаете, чем он руководствуется, делая какой-либо выбор?

— Убеждён, что самый главный дар, который Господь даровал человеку, — это свобода. Любой выбор мы делаем самостоятельно. Не абстрактная и аморфная судьба, не некие внешние ситуации нас подвигают на что-то, а только персональный выбор.

Если выбирают религию по принципу “я русский, значит, православный”, уподобляются персонажу из советского культового фильма, который объяснял, что “все побежали, и я побежал”. Человек, который ищет свою религиозную идентичность, всегда должен искать истину! Не традицию, не удобную модель поведения, не какой-то тренд, а Истину. Мне кажется, этим и нужно руководствоваться.

— Роль личности священнослужителя влияет на этот выбор?

— Для начала надо понять, кто такой священник вообще. Он не священная корова, которую только лишь в хвост целуют. Он прежде всего человек. И рукоположение не даёт ему ничего, кроме ответственности и обязанностей. После рукоположения священник не становится умнее или правильнее, у него лишь появляется страшное право — совершать священнодействия. На него возлагается серьёзнейшая ответственность. Священнический крест, который мы носим, говорит об этом. Сзади на нём написаны слова, это мне, священнику, напоминание. Я должен быть иконой для человека. Быть чистым словом, житием, любовью, духом, верою… Мы пытаемся нести в себе евангельские заповеди. Однако это то, на что люди обычно не хотят обращать внимание. Когда священник идёт в детские дома, хосписы, решает вопросы своих прихожан, его никто не замечает. Но как только некий отец позволяет себе выпить пива, он в тот же момент заполняет собой весь Фейсбук. Жизнь, причём и личная, священника всегда проходит под пристальными взорами окрест стоящих. И не всегда эти люди дружелюбны. Я в связи с этим сильно пересмотрел своё поведение.

— Православие у многих ассоциируется с традиционным консерватизмом, запретами, осуждениями, страданиями. Это может и оттолкнуть...

— Я не торгую лицом и не создаю комфортную локацию для человека. Я всегда честно говорю: церковь — это больница. В больнице всегда некомфортно. Вы были в отделении гнойной хирургии? Там, простите, иной раз дурно пахнет, там люди гниют заживо, лечатся. В церкви то же самое, только в ином, духовном, аспекте.

Можно думать про попов гадости, думать, что православие — зло.

Это нездоровое предубеждение было и у меня, и у моей жены. Представьте человека, который никогда не слушал музыки. А вы уверяете: музыка прекрасна, особенно Шуберт или Брамс. Он садится в такси, где играет шансон. Разочарованный человек звонит вам и говорит: послушал музыку, такая дрянь. Мы не должны делать поверхностных выводов. Ни о ком и ни о чём.

…Сегодня моя супруга — попадья. А лет двадцать назад она была студенткой, диджеем, фотомоделью и модельером. И вот идёт она мимо Покровского собора — в джинсах, с пирсингом, голова красная. Слышит колокольный звон и заходит внутрь. А через секунду ей мокрой тряпкой по физиономии: как, мол, посмела сюда войти? Её вынесло оттуда, и на время как отрезало. В воскресную школу она идти не хотела, а пришлось. Помню, как оставил её там с детьми, а сам уехал на работу. Ждал гневных звонков, но их не последовало. Забираю — довольная. Призналась, что ожидала увидеть там людей в дерюге, на коленях и всех ненавидящих. А там она встретила прекрасную девушку — красиво одетую, ухоженную, с маникюром. Познакомились, выяснилось, что она — матушка, жена священника. Все представления Ольги о Церкви мгновенно разрушились. Она всегда думала, что жена попа — это забитое, грязное, бесправное существо. С матушкой Светланой они сдружились, поменялось и отношение к православию. У меня, да и у многих, происходило то же самое…

— Что для Вас значит быть священником? Это работа, служение, долг, призвание?

— Нельзя сказать однозначно. У священников есть форма, и мы даём присягу. Профессиональный военный или врач работают или служат? Если медик идёт с работы и видит, что человеку на улице нужна помощь, может ли врач отвернуться и сказать, что его рабочий день окончен и сейчас он просто прохожий? Если полицейский, не находясь на службе, видит, что совершается правонарушение, может ли он остаться в стороне, заявив, что у него выходной? Так же и священники. Мне памятен один эпизод лета 2011 года. Пятница, поздний вечер, жара. Я тогда был ещё просто послушником. Выходя из храма, увидел плачущую женщину. Выяснилось, что её мама при смерти, и она ищет священника, чтобы тот пришёл исповедовать и причастить умирающую. Я позвонил батюшке. Тот ехал за город на отдых с семьёй. Узнав о ситуации, он развернул машину. Я был ошарашен.

Служение священника зачастую не видно. На него выливаются тонны человеческого несчастья. Очень часто к нам приходят плакать. Ребёнок умер, муж бросил, наркотики, безденежье… И мы не имеем права закрыть на это глаза. В писании есть слова: с плачущими плачь, с радующимися — радуйся. Бывает, после исповеди я прихожу домой, и мне надо побыть одному. Я закрываюсь в комнате и какое-то время сижу там. Не потому что я не хочу побыть с семьёй, а потому что тяжело…

— Как избежать профессионального выгорания?

— Молиться. Больше никак.

— Как Вы выстраиваете отношения с приходом?

— Надо помнить одно: возлюби грешника, но ненавидь грех. Я должен растождествить человека и его поступки. Бывает, маленькие дети плачут, спать не дают. Но они в этом не виноваты, у них животик болит. То же и у взрослых. У них что-то болит, и они совершают действия, которые им несвойственны. Моя задача — разглядеть сквозь напластования грязи творение Божие и попытаться человеку показать путь к Небу. Церковь — это толпа кающихся грешников, а не сообщество святых. И те, кто находятся в храме, поняли, что болеют, поэтому и пришли к Богу.