Шампанского в театр!

Риск за интерпретацию Чехова однозначно оправдан

“Новые формы нужны! А если их нет, то лучше ничего не нужно”, — кричит, отстаивая свои “декадентские” убеждения Константин Треплев, герой пьесы А. П. Чехова “Чайка”. Сегодня его слова можно уверенно сказать любому режиссеру, собравшемуся ставить эту комедию: есть, что сказать новое — рискуй, нет — и не берись. Олег Рыбкин, главный режиссер Красноярского драматического театра им. А. С. Пушкина поставил такую “Чайку”, что, уверена, споры о ней не утихнут еще долго. Но одно точно — это самобытный, самодостаточный спектакль и, что самое важное, — действительно новый вариант “Чайки”, которых в России десятки. В нашем городе появился театр, не боящийся отдавать текст великого драматурга современным людям, образы которых создают на сцене актеры. А это однозначно большой шаг вперед.

Пушкинская интерпретация “Чайки”, несомненно, очень смелая: перенести святая святых для любого литературоведа — сюжет пьесы Чехова в сегодняшний мир — это надо было решиться! Но режиссер уверяет, что не заигрывался: показал зрителю лишь то, что действительно было в произведении — между строк. Сам Чехов обещал современникам в этой комедии “мало действия, пять пудов любви”. На подмостках драмтеатра то же самое — современная интерпретация драмы, в которой все во всех влюблены: Треплев в Заречную, Нина и Аркадина в Тригорина, Маша в Треплева, Медведенко в Машу и так далее, так далее, — не может обойтись лишь платоническими отношениями между мужчинами и женщинами. Режиссер и не обходится. Сексуальных сцен в спектакле предостаточно. И если некоторые из них кому-то покажутся спорными, то есть такие, что просто поражаешься: как точно смог Рыбкин выразить состояние героев, передать их взаимоотношения.

Например, к таким относится сцена “падения” Маши (Е. Соколова). Как во сне она бежит против движения вращающейся сцены, полураздетая, и в кустах, около занавеса уличного театра, предается страсти с рабочими усадьбы. И в этой круговерти мы понимаем — все, Маша устала ждать свою любовь и больше не может жить одними мечтами, она сдалась, не устояла и теперь точно выйдет за неудачливого учителя.

Вращающийся сценический круг не раз многозначно обыгрывается в спектакле. Он — как символ фатальности, безысходности судеб героев. Все действие проходит в этом кругу, и хоть внешне за период между актами в жизнях персонажей происходят события, на самом деле ничего не меняется — они по-прежнему одиноки и несчастны. В прошлом бунтовщик Треплев наконец стал известным — пишет в глянцевые журналы и ходит по дому в окружении горничных-плейбоевских заек. Но они исчезают, как только появляется Нина — что-то смутно-настоящее. Маша, выйдя замуж за Медведенко и родив от него ребенка, по-прежнему старается как можно больше времени проводить с Треплевым. Ставшая актрисой Нина только еще больше погружается в себя. Ольга Белоброва с самой первой сцены играет девушку как бы несколько умалишенную, потерянную, уж слишком наивную и глуповатую. Во втором акте Заречная и вовсе не в силах следить за нитью повествования, адекватно реагировать на действительность, только и твердит: “Я чайка, я чайка”. В этом монотонном, вяжущем, тянущемся ритме жизни все происходящее приобретает оттенок легкомысленной обреченности. Не зря в финале спектакля на экране появляются лица прекраснейших актрис начала XX века. Они полностью прошли свой путь к славе, собирая на нем и неудачи, и трагедии. Нина от этого далека. Ей не стать великой, да и от таких потерь она сломается.

Несомненно, один из самых ярких символов спектакля — вода: она повсюду. Мы ни на секунду не забываем, что рядом с домом в усадьбе находится озеро, и оно важно для живущих здесь людей. На земле валяются шины, в которых после дождя скопилась вода, и герои, захваченные своими страстями, погруженные в свои невеселые мысли, периодически наступают в них, — ноги промокают, но они этого и не замечают. Свой знаменитый монолог начинающая актриса Нина Заречная тоже читает из…. бака с водой. Она вскидывает руки, как крылья, расплескивая во все стороны гроздья капель, показывается зрителям и снова погружается, прячется от нас в воду.

О режиссерских находках “Чайки” можно говорить долго. Но одна из главных причин того, что спектакль получился, кроется в тех актерах, на которых поставил режиссер. Заслуженная артистка России Людмила Михненкова (Аркадина), фактурная Екатерина Соколова (Маша), народный артист России Валерий Дьяконов (поручик Шамраев), шикарен в роли беллетриста Тригорина Яков Аленов. И, конечно, нельзя отдельно не сказать о работе Владимира Пузанова. Тяжело ли далось Олегу Рыбкину решение отдать этому, как привыкли мы считать, комедийному актеру роль самоубийцы Треплева, неизвестною. Но, несомненно, это одна из главных удач постановки. Восторженный искатель новых форм, в первом акте он совсем еще ребенок, так нуждающийся в материнской любви. Он очарован Ниной, творчеством, по-своему счастлив. И когда мы понимаем, что девушка отдала предпочтение уверенному в себе, взрослому Тригорину, героя Владимира становится на самом деле жалко — почему все проходят мимо этого мальчика, почему его мать так увлечена собой, что не видит, как нужна ему. И во втором акте, где он, казалось бы, обретает уверенность, становясь гламурным писателем, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять — все это напускное, поверхностное. И его самоубийство не вызывает удивления. Другого выхода у героя не было.

В наших театрах редко бывают ограничения по возрасту: “Чайка” предназначена только для зрителей старше 16 лет. Но я бы добавила — не стоит идти и тем, что готов ставить Чехова в красный угол, считая, что каждый режиссер должен относиться к нему с должным почтением и уважением, проявляющимся в длине платьев и чопорности героев. По достоинству оценят спектакль люди, знакомые с классикой, но готовые воспринимать то, что предлагает конкретный режиссер и конкретный театр. А дальше уже каждый волен и эту интерпретацию интерпретировать по-своему.