Лебединая верность

В Голландии в ее честь вывели особый сорт тюльпанов

О том, как она танцевала “Умирающего лебедя”, сегодня можно лишь догадываться — сохранившиеся кинокадры не дают полного представления о магии, которая, судя по воспоминаниям, завораживала и сводила с ума.

Когда французский композитор Камиль Сен-Санс, на музыку которого был поставлен “Лебедь”, увидел танец Павловой, у маэстро только и вырвалось: “Мадам, вот теперь я понял, какую прекрасную музыку написал!”.

Гадкий утенок

Будущая балерина родилась 12 февраля 1881 года в деревне Лигово под Петербургом в семье швеи (которой приходилось подрабатывать прачкой) Любови Павловой. Родилась недоношенной и выжила буквально чудом. Официального отца — отставного солдата Преображенского полка Матвея Павлова — Аня не помнила. Молва считала ее настоящим отцом Лазаря Полякова, банкира и младшего брата российского “железнодорожного короля” Самуила Полякова. Возможно, это просто легенда. Но она, во всяком случае, объясняет некоторые неувязки между бедным детством солдатской дочки и снятой для Аниной бабушки двухэтажной дачей в Лигове — аристократическом предместье Северной столицы, куда на лето съезжалась театральная богема и тогдашние нувориши. Да и частое посещение Мариинки, и обучение в столичной Императорской балетной школе тоже стоили денег, и немалых.

Впрочем, в балетную школу болезненную девочку приняли только со второго захода. То, что она станет танцовщицей, Аня знала с восьми лет, едва побывав с матерью на балете в Мариинке. Тогда она безапелляционно заявила: “Я буду танцевать Спящую Красавицу в этом театре!”. Однако первая попытка поступления в школу закончилась провалом. Вторая попытка тоже чуть было не сорвалась. Судьбу Ани решил председатель приемной комиссии — знаменитый балетмейстер Мариус Петипа. Посмотрев танцевальный номер Ани Павловой, седоусый мэтр вынес вердикт: “Пушинка на ветру — она будет летать на сцене”.

Многостаночница

В училище поддерживалась дисциплина, которой позавидовала бы и казарма! Подъем в восемь, обливания холодной водой, молитва, завтрак, а затем восемь часов изнурительных занятий у балетного станка, прерываемых лишь вторым завтраком (кофе с сухариками), обедом, не утолявшим голода, да ежедневной часовой прогулкой на свежем воздухе. В половине десятого вечера ученицы были обязаны находиться в своих постелях. Плюс конкуренция, ревность, интриги. Анне с ее странной осанкой и слабым здоровьем изрядно доставалось от ее гибких, фигуристых подруг — одно прозвище Швабра чего стоило!

В технике танца Анна уступала многим балеринам, в том числе прежним выпускницам той же школы — звездам русского балета Матильде Кшесинской, Тамаре Карсавиной и Ольге Преображенской. Она не могла прокрутить все 32 фуэте, как это делала Кшесинская. Но зато хрупкой и воздушной Павловой не было конкуренции по части артистизма и балетной импровизации. Она не работала, а танцевала — самозабвенно и вдохновенно.

Это произвело впечатление на строгих экзаменаторов во время выпускного спектакля. Он состоялся весной 1899 года и стал для Павловой одновременно и дебютом в качестве “корифейки” — так тогда называли танцовщиц, зачисленных в труппу императорского театра. Карьера Анны развивалась стремительно. Она быстро перешла из кордебалета на роли второй солистки, а начиная с тревожного и смутного 1905-го, стала именоваться балериной. Сбылось пророчество опытного Петипа — теперь уже все столичные газеты не жалели превосходных эпитетов в адрес восходящей звезды, отмечали, что с появлением Павловой на сцене русский балет обрел новое дыхание.

Единственная любовь

К счастью для Анны, ее первый покровитель оказался и первой же и единственной любовью на всю жизнь. Сын обрусевшего французского эмигранта Виктор Дандре был красив, богат, отличался изысканными манерами. Сначала он протежировал начинающей балерине из спортивного азарта. Он снял для Анны роскошную квартиру и устроил в ней зал для танцкласса, которым в то время не могла похвастать ни одна начинающая актриса. Никаких серьезных намерений в отношении Павловой он не выказывал, но настаивал на том, что она должна стать звездой первой величины. А потом ни к чему не обязывающая связь обернулась для Дандре самой настоящей любовью. И одновременно главным делом жизни! Потому что если и существовал тогда, на самой заре шоу-бизнеса, сверхуспешный международный арт-проект под названием — так и хочется для компании вставить еще и современное словечко бренд! — Anna Pavlova, то раскрутил его не кто иной, как постоянный импресарио балерины Виктор Дандре.

В 1909 году покровитель балерины познакомил свою протеже и возлюбленную со знаменитым театральным антрепренером Сергеем Дягилевым, организатором триумфальных Русских сезонов в Париже. Дягилев сразу же предложил Анне танцевать в его постановках, а Дандре обязался купить для будущей примы теперь уже парижской сцены сногсшибательные туалеты. Он от своего слова не отступил, но в результате этих и прочих трат влез в долги, которые привели незадачливого спонсора в долговую тюрьму. Ходили слухи, что кроме трат за Виктором числились и растраты — казенных средств… Как бы то ни было, у вчерашнего преуспевающего чиновника, денди и мецената не оказалось под рукой достаточно денег, чтобы внести залог. И пока длился изнурительный процесс, занявший целый год, Анна уехала в Париж одна. Злые языки, конечно, не преминули прокомментировать ее отъезд. Все ясно — любовь к покровителю улетучилась вместе с его деньгами! Анна не стала оправдываться. Но сразу же после триумфа в Париже подписала очень выгодный, но кабальный договор с известным лондонским театральным агентством, а полученный за будущие гастроли аванс тотчас отослала Виктору. В Париже Анна и Виктор тайно обвенчались.

Фуэте вокруг света

В 1912 году Анна и Дандре организовали свою собственную труппу, которая без малого два десятилетия колесила по странам и континентам, увеличивая армию поклонников балерины. Тайные супруги арендовали в Лондоне усадьбу Айви-Хаус с небольшим парком, когда-то принадлежавшую знаменитому художнику, английскому предтече импрессионизма Уильяму Тернеру. Сердце Анны всецело принадлежало балету и Дандре. Она всю жизнь любила его одного и неоднократно повторяла: “Подходящий муж для жены — то же, что музыка для танца”.

Природного таланта Павловой было не занимать, а ее работоспособность, доходившая до самоистязания, поражала всех. Выполняя тот самый кабальный контракт, балерина за неполные десять лет объехала более двадцати стран, выступая порой в самых не подходящих для балета местах — на открытой сцене под проливным дождем, на цирковой арене, в сарае на спешно сколоченных досках, в варьете после чечеточников и дрессированных обезьян. Русская звезда с одинаковой самоотдачей выступала на лучших театральных сценах и перед школьниками из американского захолустья, перед мексиканскими пастухами и австралийскими рабочими-старателями.

Мексиканские мачо бросали к ее ногам сомбреро, индусы осыпали цветами лотоса, а нордически сдержанные шведы во время первых зарубежных гастролей в 1907 году молча, чтобы не потревожить покоя актрисы, провожали ее карету до самой гостиницы. Испанский король на протяжении многих лет посылал букеты к каждому ее выступлению, вне зависимости от того, где она в тот момент выступала. В Голландии в ее честь вывели особый сорт тюльпанов — Anna Pavlova. А в Австралии придумали изысканное лакомство — воздушный десерт из безе, взбитых сливок и диких ягод, названный Pavlova (с ударением на букву “о”).

Ей не привыкать было выходить на сцену с температурой, растянутыми связками, а однажды во время гастролей в США балерина исполнила свою партию даже со сломанной ногой! В газетах писали, что Павлова изнашивает в год по две тысячи пар балетных туфель.

Танец жизни

У норвежского художника Эдварда Мунка есть страшное, завораживающее полотно — “Танец жизни”. Публика вальсирует на зеленой лужайке, а на лицах — смертная тоска, наводящая на мысль, что всякий танец когда-нибудь да кончается. Венцом творческой карьеры Анны Павловой остался тот самый “Умирающий лебедь”, созданный в Петербурге выдающимся хореографом Михаилом Фокиным на музыку Сен-Санса. Название танцевального номера, увы, оказалось пророческим. Анну много раз убеждали взять отпуск, отдохнуть. Балерина лишь вяло отбивалась. “Если у меня нет времени жить, то уж умирать я должна на ходу, на ногах”, — как-то обронила она.

Это было сказано осенью 1930 года. В январе ее ждали гастроли в Гааге, но по дороге в Голландию балерину просквозило в поезде, и она слегла. Врачи поставили диагноз: грипп. В те времена, когда еще не было доступных и эффективных антибиотиков, такой приговор должен был подготовить к любому исходу, включая самый мрачный. К тому же Павлова отказалась принимать и те лекарства, что прописал врач. В результате началось воспаление легких, перешедшее в плеврит. И спустя 3 дня балерина умерла, не дожив 8 дней до своего полувекового юбилея.

Из книги в книгу кочует легенда о том, что за несколько часов до кончины Анна Павлова пришла в себя, приподнялась в постели, перекрестилась и попросила: “Приготовьте мой костюм Лебедя!” Такие красивые легенды сопровождали ее всю жизнь — не оставили они Павлову и в последние минуты.

Но точно известно, что гостиничный номер в Гааге, где скончалась русская актриса, дирекция никогда больше никому не сдавала. А в городском театре еще много лет в годовщину смерти Павловой шел странный спектакль: поднимался занавес, звучала музыка Сен-Санса, а по пустой сцене лишь двигался, следуя за движениями невидимой танцовщицы, одинокий луч прожектора. Публика в эти дни наблюдала за танцем-фантомом стоя и в полном молчании.