Недекабристка Нина Валенская

Двухнедельные гастроли Заполярного театра драмы им. Маяковского в Красноярске близятся к финалу. Что уж тут и говорить — жаль.
Но посмотреть на норильских артистов еще можно — до 22 июля они покажут пять спектаклей, среди которых и премьеры последнего сезона — “Сладкоголосая птица юности” и “Скупой”, —
и одна из лучших постановок театра “…А этот выпал из гнезда”, и по-норильски забавное наставление Островского “Свои люди — сочтемся”. Во всех них зрители видят одну из самых ярких актрис заполярной Маяковки, заслуженную артистку России Нину Валенскую.

Нюансы зала

__

— В этом году вы к нам с такими долгими гастролями пожаловали! Очень радует. Как проходят спектакли? Мне кажется, красноярский зритель должен сильно от норильского отличаться, гораздо пристрастнее быть?

__

— Честно говоря, у меня еще не было времени как-то оглянуться-осмотреться, но принимают нас очень хорошо. Нюансы, конечно, есть. Ведь дома… как вам сказать… дома своего зрителя приблизительно знаешь, и неожиданных моментов практически не наблюдаются. А здесь, например, бывает, в спектакле нет реакции зала, когда ее ожидаешь. Впрочем, может быть, потому, что мы так сыграли. Хотя, что тут говорить, у нас город маленький, мы все уже родственники. А в Красноярске жителей, театралов поболе, да и молодежи в театре больше.

__

— Я спрашиваю о придирчивости зрителя, а сама ведь знаю, как у нас артистов принимают, — всегда в финале зал аплодирует стоя, что бы ни показывали и как бы ни играли!

__

— И у нас всегда встают. Это как Отче наш.

__

— Вам, как актрисе, это, наверное, очень приятно. Но, с другой стороны, такая всеядность несколько обедняет смысл, наполненность этого жеста, стирает его значимость. Это ведь показатель неразборчивости публики?

__

— Нет, я с вами не согласна. Это говорит о признании, уважении артистов зрителями. У всех ведь разное мнение, вкус. Кому-то хочется встать на одном, кому-то — на другом спектакле. Я сама встаю, когда мне нравится постановка, даже если вижу огрехи какие-то, но вместе с тем понимаю, что актер действительно хорошо сработал. А есть спектакли, с которых я ухожу после первого акта.

__

— Когда наигрывают как черти?

__

— Шакалят, что называется, да? (Смеется.) Нет, скорее… когда такой уже настоящий авангард начинается. Когда искусство ради искусства. Это тоже может быть хорошо, но ведь разные формы бывают. Например, однажды к нам привозили “Чайку”, и я не смогла досмотреть ее до конца. Там было и не понять, что это “Чайка”. Сидела и думала: может, это я уже такая старая и ничего не понимаю. Хотя, как оказалось, не одна я. С другой стороны — люди ищут что-то новое, и надо отдать им должное: не каждый решится взять классику и так ее переделать.

__

— И все же для меня самое невыносимое — когда артисты не проживают образы, не стараются быть точными, а наигрывают, пропуская все оценки. Особенно часто это бывает со столичными антре-призами. В программке — сплошь известные фамилии, казалось бы, сейчас-то и увидим настоящую игру, а получается все наоборот. Неприятно даже: будто обманывают тебя.

__

— Ну, они думают, зрители идут на имя, и этого достаточно: о, я такого-то вживую увидел! Кстати, о великих — вчера вот вспомнили и помянули Нонну Мордюкову... (интервью состоялось 9 июля). Очень жалко. Великая актриса. Она ведь в десятке мировых в общем-то.

__

— И женщина была яркая, сильная, неординарная…

__

— Да, очень колоритная. Жаль, что сейчас уходит это поколение. И всю жизнь прожила в таком… даже говорить не хочется. Есть в этом какая-то убогость. Знаете, нельзя так. Это как дикари: когда смешно, интересно — ажиотаж вокруг человека, а потом — так, отработанный материал будто. И забыли.

Бог уберег в Норильск

__

— Как вы попали в норильский театр?

__

— А здесь ничего такого особенного нет. Я училась в Нижнем Новгороде в нашем знаменитом театральном училище, которое сейчас носит имя Евгения Евстигнеева — он там учился. К нам приезжали режиссеры и приглашали актеров. Я попала в Пензу, а оттуда — по приглашению режиссера Александра Зыкова — в Оренбург. Потом Зыкова пригласили в Норильск, и я, поскольку была его женой, поехала с ним.

__

— Декабристкой себя ощущали?

__

— Декабристкой? Нет. Знаете, про нас, про русских по-словица есть: они счастливая нация, потому что не понимают, как плохо живут. Вот и я не подозревала, что меня ждет в Норильске. Кроме того, думаю, что все происходящее с человеком должно с ним произойти. Ничего не бывает рано, ничего не бывает поздно: пришло время — и случилось. А значит, так и должно было быть. Вдруг меня ждала бы судьба какая-то ужасная в другом городе, кто ее знает. И Бог меня в Норильске взял и уберег.

__

— То есть вы фаталист?

__

— Ну да, в какой-то степени. Даже в большой степени. Был случай: человеку помогала, поскользнулась, упала и сломала руку. Думаю: Господи, за что? Ведь благое дело сделала, человека выручила. А он, наверное, отвечает: “Дура, молчи, могла бы большее сломать в другое время”. Потому что нашей житейской логикой не все в жизни можно простроить.

__

— А как же история “как я стала артисткой”. У всех актеров такие есть!

__

— Я вылезла через форточку. И стала артисткой (смеется). Серьезно! Мои родители очень не хотели, чтобы я была актрисой. А еще в день первого экзамена у меня случилась ангина, поднялась высокая температура. Меня взяли и закрыли: никуда, мол, не пойдешь. А мы жили на первом этаже, я и вылезла через форточку. Пришла на экзамен. У меня от природы низкий голос, из-за болезни был совсем “нызэнькый”. И вот стою перед комиссией: молодая, голос охрипший, глаза горят, сама красная. Они на меня смотрят: девушка, вы не курите? Я говорю: нет, просто у меня температура. Преподаватели сразу меня пожалели и взяли в артистки. Собственно вот так смешно было. А еще мне журналисты часто задают вопрос: если бы не вылезли из форточки, кем бы стали?

__

— Вы уже придумали стандартный ответ?

__

— Знаете, нет, так и не придумала. Бывает, когда тяжело, думаешь, какого черта так получилось! А когда хорошо, то и ничего. Но, если серьезно говорить, то это, конечно, тяжелая профессия. Особенно для женщин. Женщине в театре всегда тяжело. Во-первых, в пьесах больше мужских ролей, поэтому нам достается мало. Во-вторых, как и всегда в женской компании, естественно, многое кажется несправедливым. Получается такое сборище людей с больным самолюбием. У кого-то это в большей, у кого-то в меньшей степени развито.

В шкуре кинозвезды

__

— Но вам-то на нехватку ролей грех жаловаться: в большей части репертуара заняты, во всех премьерах прошлого сезона играете. В “Сладкоголосой птице юности” по Т. Уильямсу роль необыкновенно яркая, сложная, ни много ни мало — голливудская звезда, да еще и в такой тяжелый момент жизни — после крупного провала. Она такая — очень сложная женщина. И, главное, как мне показалось, сама в себе не разобравшаяся. И так как она актриса и ее образ вы во-
площаете, не отождествлять вас просто невозможно. А вам она понятна, близка как человек? Вы с ней похожи?

__

— Мне кажется, вообще не похожа! Но в чем-то она мне понятна, ведь у каждой актрисы и у каждого человека случается такой момент в жизни, как у нее, — когда тебе кажется, что это самый настоящий провал, неудача. И надо либо хлопнуть дверью и уходить, либо...

__

— Либо?..

__

— А другого-то, я думаю, ничего и не дано.

__

— И в вашей карьере был такой период, когда из-за неудачи в спектакле, из-за роли казалось: все — конец?

__

— Да, был… был. Но я так открестилась от этой героини прежде всего потому, что мне не свойствен ее характер. Так, по крайней мере, хотелось бы думать. Но я ее понимаю, ведь ей пришлось быть такой жесткой, железобетонной, иначе бы она не стала тем, кем стала, сломалась бы. Потому что кино — такая среда, где только локтями и зубами пробивают себе дорогу. Я немного столкнулась с этим миром, увидела его, приезжая на пробы. И знаю, как смотрят друг на друга актрисы, претендующие на одну роль. Знаю, какими способами иногда достигаются эти самые роли. Поэтому она, конечно, прошла через жуткое горнило.

__

— Тяжело “Сладкоголосая птица” давалась?

__

— Да, тяжело…

__

— Именно ваша роль или вообще весь спектакль?

__

— Вы знаете, нет, не весь спектакль. Я думаю, что мне было особенно тяжело потому, что играть кинозвезд такого масштаба непросто. А с другой стороны, ничто человеческого им не чуждо. Тем более в таком подкошенном состоянии, когда она упала с такой высоты и ей по-человечески больно, как может быть любому. Плюс к тому в спектакле вскользь говорится, что она еще и наркоманка, пьет. Поэтому, конечно, влезть в такую шкуру было непросто. Нашу бы артистку играла, шло бы легче! А голливудская кинозвезда... тяжело.

__

— Среди тех ролей, которые у вас сейчас есть, можете выделить одну или несколько особенно любимых? Или спектакль, работать в котором уютнее всего?

__

— Я всегда так трясусь на любом спектакле! Это просто ужас какой-то. Каждый раз думаю: да боже мой, сколько же можно! Руки каждый раз холодные, ходуном ходят, собрать бы их только.

__

— Глядя на вас, никогда бы этого не подумала! А есть свой личный способ собираться за минуту до того, как шагнуть на сцену?

__

— Нет, перекрещусь — и вперед.

__

— И все-таки, неужели нет роли, которую можете выделить?

__

— У меня все роли хорошие, все нравятся. Из последних вот Раневская в “Вишневом саде”, но тут уж что и говорить! Никогда и не думала, что сыграю ее. Хотя Чехова я играла — Елену Андреевну в “Дяде Ване”. Мне вообще в этом смысле как-то очень повезло. Много играла классики — и русской, и зарубежной: Чехова, Горького, Гоголя… В этом смысле я на хорошей литературе, классной драматургии становилась актрисой (смеется).

Бешеный Линас

__

— А почему в Красноярск “Вишневый сад” не привезли? Мы очень его ждали.

__

— Только по техническим причинам. Из-за декораций это было невозможно.

__

— Спектакль ставил довольно известный литовский режиссер Линас Зайкаускас. Литовские режиссеры и в России, и в Европе в последнее время вообще невероятно популярны. Как вам с ним работалось? Я слышала, он очень эмоциональный человек!

__

— Да-да, горячие литовские парни. А у Линаса__ __действительно бешеный темперамент. Мы просто шалели! Я уж подумывала, не приносить ли намордник, потому что искусать мог запросто. Однажды показывал актеру, как меня надо целовать (как будто артисту два годика): завернул мне голову, откинул ее назад, сам-то он огромный! У меня как треснет позвоночник. Я кричу: “Линас, Линас”. Он: “Молчи!” Но работать с ним, знаете, любопытно. Он, конечно, режиссер с фантазией, просто фонтанирует придумками. Иногда кажется: хватит, хватит уже. А он: нет, еще, еще.

__

— Вы можете посмотреть на “Вишневый сад” со стороны? Нравится то, что получилось в итоге?

__

— Я вот все время думаю, как бы свой спектакль со стороны оценить? При этом в записи смотреть ненавижу! Недавно пыталась просмотреть “Сладкоголосую”, так больше 20 минут не выдержала. Какая-то тетка бегает по экрану, кричит. Кроме того, я все время думаю, что если камера зафиксирует какой-то момент неудачный, то это уже навсегда. Хочется сказать: “Да я не так уже все делаю!” — “Нет, так. Докажи! А это — документ”. Вот и все!

__

— Недавно читала интервью с актрисой Александрой Захаровой, и она говорила о том, что актер может состояться только при режиссере. Вы согласны с этим?

__

— Да, она, безусловно, права. Это вообще большое счастье, если актер встретит СВОЕГО режиссера. Ведь в каждом театре есть ядро артистов, которые близки режиссеру по мировоззрению, стилистике, методике работы. Ведь мы же такие… обезьяны, в хорошем смысле. Мы ж такого можем там натворить, нас пусти только! Помню, кто-то из наших молодых актеров сказал как-то: “Ой, да зачем нам эти режиссеры, мы и сами все можем”. Я так дико посмотрела на него, думаю: тебе-то, может, и действительно не надо, бесполезно. А вообще-то со стороны нас обязательно строить надо, наша профессия — зависимая.

__

— У вас есть СВОЙ режиссер?

__

— Долгое время моим режиссером был Зыков. Я охотно с ним работала, поэтому и ездила из театра в театр.

__

— Второй сезон в Заполярном театре прошел без него (сейчас Александр Зыков возглавляет новосибирский “Красный факел”). Для вас лично в связи с этим уходом что-то изменилось в работе?

__

— Уехал Зыков, остался Кошелев, а они работали в паре. Да и приехали мы в свое время именно к Кошелеву, он был главным. Так что для меня ничего не изменилось. Только стали приглашать в театр разных режиссеров, и это любопытно. Потому что каждый из них — со своей методикой. А нужно работать с любым режиссером. С любым. Обязательно. Даже если тебе не нравится режиссер, то сама сделай так, чтобы ты в его работе была хороша. Есть же такое: спектакль плохой — виноват режиссер.

__

— …Хороший — молодцы актеры?

__

— Точно! Что уж тут скрывать!

Между работой и… жизнью

__

— Когда много ролей, каждый вечер спектакль, устаете в таком ритме?

__

— Нет, совсем. Устаешь ведь от безделья.

__

— Ну, это, знаете ли, у кого как.

__

— Ой, не знаю, я начинаю маяться. Две недели отдыхаю как корова, травку жую. А потом думаю: надоело. Хотя если только работа, работа и кроме нее — ничего, то это тоже жизнь убогая. Будто хромаешь на одну ногу. Ведь нужно же жить, а не только работать.

__

— Есть избитое высказывание, что сцена — это наркотик. Вы на себе его ощущаете?

__

— Нет, я же говорю, нужно не только работать, но и жить. Поэтому нельзя превращать работу в наркотик.

__

— А можно контролировать?

__

— Можно. Человек разумный должен владеть своими чувствами и управлять. “Учитесь властвовать собой”!

__

— Наверное, с вашей профессией трудно находить время на увлечения? Театр оставляет место для жизни вне его?

__

— Иногда да. И тогда уже что-то читаешь, куда-то побежишь, посмотришь. Хотя в Норильске не очень-то разгонишься, но при желании все-таки можно найти. Потому что все равно надо постоянно смотреть вокруг, ведь этим же играешь.

__

— А что читаете?

__

— Я больше читаю такую литературу… не то чтобы эзотерическую или религиозную, но своеобразную. Еще люблю книги по психологии, если они связаны с искусством.

__

— Наверное, психология помогает в профессии?

__

— В жизни очень помогает. Это попытка понять что-то.

__

— Профессия у вас такая, как мне кажется, — постоянно надо разбираться в жизни.

__

— Скорее — в людях. Как-то подсматривать за ними.

__

— Вы уже говорили, что в Норильске театральная публика довольно постоянная. А поклонники есть, как-то проявляют себя? У нас вот мало артистам цветов дарят в последнее время…

__

— А нам — очень много. Порой просто заваливают. Вообще же, конечно, у каждого актера, актрисы есть свои зрители. Идешь по улице иногда, и ощущение: где-то я этого человека видела. Здороваются, когда случайно где-нибудь встречают.

__

— То, что пишет о вас, о театре пресса, читаете?

__

— Конечно. Знаете, рецензия на мой первый спектакль — вампиловский “Старший сын” — мне ужасно не понравилась. Я так плакала, разорвала ее, как Бобик грелку, и решила: все, не буду больше никогда про себя читать. Но время шло, я поумнела. Теперь читаю, даже собираю — для потомков. Правда, стопка лежит, листья желтеют, а потомок не читает…