Зеркало русской Эволюции

Все чаще приходится слышать, что русский язык пора брать под защиту. Новые словечки, нелепые и неграмотные, так и сыплются из Интернета и телевизора, а “благородная” и чистая речь исчезает совсем. Недавний опрос ВЦИОМа показал, что граждане отдают себе отчет в собственной неграмотности. 39 процентов респондентов признают, что знают родной язык на “тройку”. Катастрофа ли это?

Исследование изменений языка — одна из важнейших задач лингвистики. Наука достигла огромного прогресса в реконструкции прошлого, и не только столь недавнего, как начало прошлого века. Модели, построенные на специальных математических методах, даже позволяют понять, как звучал гипотетический праязык — предок всех языков. Но что насчет будущего? Можно ли, если осмыслить, что происходит с русским языком сегодня, взглянуть на сто лет вперед?

Лингвисты охотно рассказывают о современных языковых тенденциях, но очень осторожничают, когда речь идет о будущем: сто лет — очень большой срок. С другой стороны, сто лет — это слишком мало.

— Ожидать через столетие больших изменений можно было бы в том случае, если бы язык находился в начале глобального процесса, способного повлиять на несколько языковых уровней одновременно, — говорит кандидат филологических наук Алексей Михайлов, заведующий кафедрой общественных связей Сибирского государственного аэрокосмического университета. — Сейчас этого нет.

Если предположить, что русский и впредь будет мутировать с такой же скоростью, как сегодня, за сто лет сильно он не изменится. Считается, что к решительным переменам язык подталкивает внешнее событие — какое-нибудь социальное или технологическое потрясение. Но предсказывать подобные катаклизмы лингвисты по понятным причинам не могут. Это вне компетенции лингвистики.

Одна из важнейших примет нынешнего времени, считает Алексей Михайлов, заключается в том, что растет роль письменной речи по сравнению с устной. Точнее даже сказать, не “письменной”, а “визуальной”: коммуникация по электронным каналам — это не вполне письменная речь. С одной стороны, канал восприятия тот же — глаз, а не ухо. С другой — скорость и форма обмена сообщениями приближаются к разговорным. У этого гибрида появляются новые свойства, тем более что для многих он становится едва ли не основным языком общения. Устная речь всегда располагала более широким арсеналом выразительных средств, чем письменная, в первую очередь интонацией. Чтобы не отставать, визуальная речь активно развивает собственные инструменты. Смайлики, шрифтовые и цветные выделения, нарочитая имитация орфографических “ашыбок” или “непра-ального” произношения — из периферийных эти приемы порой становятся почти нормативными. А иногда — правда, гораздо реже — происходит наоборот: устная речь заимствует у визуальной ее приемы. Например, популярный на Западе жест “кавычки” указательным и средним пальцами обеих рук.

Настоящей бомбой для развития языка стал, конечно, Интернет. И дело не только в расцвете визуальной речи, но и в появлении множества новых социальных связей. Стали образовываться бесчисленные мелкие сообщества, и едва ли не у каждого — свой жаргон. Жаргоны были всегда, однако раньше их было сравнительно мало, и они развивались внутри крупных сообществ. Был, например, свой язык у уголовников, летчиков, хиппи… Теперь таких жаргонов намного больше, и посторонним их понимать все труднее. Вместо диалектных различий теперь социолектные. Раньше, в доинтернетную и дотелефонную эпоху, люди общались с теми, кто живет рядом, и, соответственно, возникали диалекты — местные разновидности языка. Теперь люди общаются с теми, кто ближе по интересам.

Еще одна тенденция — заимствование. Этот процесс в эпоху глобализации становится все более интенсивным. Причем как в области лексики, так и речевого этикета. Предсказать тут что-либо конкретное тоже довольно трудно. Продолжится глобализация — будут новые заимствования. Опустится “железный” занавес — процесс замедлится или остановится.

— Мы фактически живем в режиме трансляции чужой культуры, в основном англо-американской, — считает Алексей Михайлов, — причем заимствуем реалии во всех областях: в экономике, в науке, в спорте. Вместе с ними приходят и слова.

Иногда можно было бы придумать или подобрать соответствующее русское слово, но не хочется избавляться от иностранного. Возьмем, к примеру, слова “инновации”, “креатив”, которые прочно поселились в лексиконе специалистов различных областей: от экономики до культуры. Этикет и связанное с ним речевое поведение также находятся под сильным влиянием западной культуры. Все меньше употребляются отчества — одно время даже казалось, что они совсем исчезнут, но потом стало ясно, что есть барьер: в образовательных, академических и государственных учреждениях отчества сохраняются. Там более консервативная среда.

Кроме того, ускоряется ритм жизни и вслед за ним — темп речи. Скорость увеличивается за счет быстрой артикуляции — в итоге речь становится менее выразительной. Русский язык, который когда-то стремился к полногласию, теперь стал утрачивать звонкие согласные между гласными: “хо-ит”, “бу-ет”, “ска-ал”. Человек в состоянии “услышать” звук, даже если его нет, но слышны переходы к нему от соседних звуков. И речь будущего, возможно, будет состоять из одних таких переходов.

Частично рушится склонение. Именительный вытесняет все прочие падежи. Например: “Мы ели креветки”, хотя лет десять назад “Мы кушали креветок”. Почти наверняка окончательно умрет склонение топонимов типа “Бородино”, “Шарыпово”. Под угрозой и существительные среднего рода, но за сто лет, полагают лингвисты, с ними ничего радикального не произойдет. Отмечается зарождение тенденции вообще не склонять фамилии, которые сегодня не склоняются только в женском роде.

Влияние именительного падежа видно во многих сферах. Распространяются конструкции типа “бизнес-план”, “экспресс-доставка”, “мастер-класс”. Исследователи обращают внимание на выражения типа “с ароматом клубника со сливками”, “хуба-буба, воздушная лента, мегачерешня”. Такие сочетания кажутся невозможными. Но, увы, это требования рынка: людям, занимающимся брендингом, необходимо, чтобы все самое важное в названии было в начальной, самой простой для восприятия и запоминания форме. И поэтому ключевые слова — “клубника со сливками”, “йогурт” — должны быть в именительном падеже.

Серьезных изменений орфографии лингвисты не ожидают: ни естественных, ни искусственных. Глубокие реформы маловероятны. Общество к ним не готово, как показали недавние дискуссии. Речь идет в первую очередь о протестах против проектов Орфографической комиссии под руководством Владимира Лопатина. Несколько лет назад был отменен ряд новых написаний, зафиксированных в уже вышедшем орфографическом словаре.

— В любом случае орфографическая норма скорее будет размываться, возникнет некоторая вариативность, — говорит Алексей Михайлов. — История языка знает множество примеров, когда устоявшаяся орфография вдруг менялась, даже без солидных, на первых взгляд, оснований. Например, в XIX веке писали “мущина” — по аналогии с “женщиной”. Но затем кому-то пришло в голову, что это нарушает морфологический принцип, ведь есть корень “муж”. И стали писать “мужчина”, но при этом разрушилась логика противопоставления “мужчина — женщина”.

Изменения в языке — процесс, который невозможно искусственно затормозить. Язык — как дерево, на котором появляются новые побеги; старые корни, листья отмирают. Какие-то слова переходят в пассив. Тысячи новых слов приходят в наш словарь, наш лексикон, так как отражают новые реалии.

И это закономерно. Это процесс — живой, развивающийся по своим законам. Но это не значит, что не нужно стремиться к норме, к грамотности. Причем этим необходимо заниматься на государственном уровне: от школьных программ до речи ведущих телевидения.