Новости
Четвертая жизнь
Она — из той редкой, почти заповедной уже породы людей, которых с полным правом можно назвать русскими интеллигентами. Не закавычивая и не делая поправок. Не только потому, что она любит и знает Пастернака, Ахматову, Гумилева, читала лекции о Цветаевой, цитирует Бродского, ценит и знает театр. Можно любить высокое — и быть подонком. Один из бандитов, много лет назад предлагавший ей раз в неделю выгонять за заводские ворота грузовик пива без документального оформления, иначе говоря — предлагавший участвовать в воровстве, до этого забегал просто так, поговорить “за литературу”. Знание литературы не избавило его от бандитской биографии.
Как русскому интеллигенту и положено, Кузнецова написала книгу. В ней — ответ на вопрос: почему она, “железная леди”, “мадам “Пикра”, “сибирская тигрица” (сначала) и “сибирская легенда” (потом), “акула” или “Акулина капитализма” — такая. Как живет русский интеллигент? Мучается чужой мукой, страдает чужим страданием, а над своим скорее подшучивает. Книга Евгении Кузнецовой “Акулина в бизнесе” — горьковато-солоноватая. Как слеза. И крепкая и ядреная, как рассол с похмелья. В ней — то, что называется правдой жизни. История рождения, становления и выживания российского среднего класса. “У нас середина девяностых прошлого века в сознании отложилась так: с одной стороны — бандиты, которые убивают друг друга за государственную собственность, с другой — бедные несчастные пенсионеры, — говорит Евгения Георгиевна. — Но ведь было и другое, и были другие — те, кто просто хотел жить иначе и начинал строить эту — иную — жизнь. Я — из таких”.
Не знаю, стала ли ее “Акулина в бизнесе” бестселлером. Но точно знаю, что те, на чьи книжные полки она попала, не пожалеют об этом ни секунды.
__
Из книги:
__
“Я — из тех немногих людей своего поколения, которые не только пережили социализм и дожили до капитализма, но еще и выжили при нем. Почему мой путь был успешным и сделал меня состоявшейся и состоятельной, однозначного ответа найти не могу. Своей природе я, надеюсь, не изменила. Думаю, меня спасли генетика и Бог”.
Впрочем, сейчас — не о книге: об авторе. О личности.
Твердый знак Не бывает в природе и жизни ничего случайного. Если вглядеться в автограф Евгении Георгиевны Кузнецовой, легко обнаружить вместо первой буквы имени — “Е” — другую букву русского алфавита, твердый знак. Мне кажется, неслучайная случайность. Выражение характера, без которого ни бизнес, ни жизнь, такая яркая и убедительная, не состоялись бы. Общее место сегодня — рассказывать о том, как именно пришла Евгения Кузнецова на Красноярский пивзавод и на какой именно завод пришла — с крысами и пьяницами. Такое же общее место — цитировать Джека Траута, восхищенного тем, как не известная миру сибирская “Пикра” на своем поле с разгромным счетом обыграла транснациональных монстров “Коку” и “Пепси”, создав собственную “Крейзи-колу”, или рассказывать о том, как прилетал в Красноярск униженный топ-менеджер “Пепсико” и, как влюбленный жених, просил президента “Пикры” не покидать его. Общие места… Но в этих “общих местах” — момент сравнения, в том временном отрезке, что их разделяет, — сумасшедшая по напряжению, грандиозная по содержанию и невероятная по ограниченности в сроках работа, принесшая фантастический результат. Оттого и хочется возвращаться к недавней, новейшей, но все-таки уже истории края, “Пикры” и ее бывшего президента. Без “твердого знака” в характере, во всей натуре не смогла бы Кузнецова ни бандитам противостоять (государственным в том числе), ни сопротивление снизу преодолеть. Не смогла бы получить первое в крае приватизационное свидетельство. Историю перерождения, точнее — второго рождения, становления и развития ОАО “Пикра” как бизнеса, построенного по лучшим мировым стандартам, опустим. Об этом написано много. Еще два слова — о “твердом знаке”. Из книги: “Последние новости из области “не ждали!”. Вчера, в день дурака, старые директора подали Даниилу (Даниилу Бриману, который сменил Е. Г. Кузнецову на посту президента “Пикры”. — Г. В.) заявления об увольнении!!! Они еще в прошлом году продали акции BBH! 6 марта они были у меня в гостях, я что-то с ними планировала, а они все давно оформили и ждали деньги на счета в банке. Ели, пили, правда, не пели в этот раз. Ощущение собственного идиотизма! Крыша едет, как на встрече с первыми рэкетирами. Не раз-де-ля-ли, не по-ни-ма-ли, начиная с первого совещания по названию “Пикра”. “Пикры” — нет! Зато тетки с пивзавода теперь миллионерши! Я не первый раз слышу о губительности моей доброты и расточительности по отношению к дуракам и сволочам. Они не больше сволочи, чем наши партнеры. Не судите! Лучше пожалейте, с кем и на кого мне пришлось в эти годы работать, и оцените, как мне удалось все, что удалось при этом. Это моя жизнь. У них — своя. И Бог им судья!” Где же “твердый знак”? Здесь уж скорее мягкий. С другой стороны — ведь выжила, пережила — и счастлива. Значит, все-таки не такой уж мягкий? Хочу, чтобы здесь было хорошо По словам Кузнецовой, сейчас она живет четвертую свою жизнь. Первые две — социализм, затем дикий капитализм, успех и предательство. Последнее родило дилемму: остаться миноритарным акционером выпестованного предприятия и смириться с тем, что от тебя больше ничего не зависит, либо достойно выйти из бизнеса и посвятить себя семье. Она выбрала второе. Так состоялась третья жизнь. — Что для вас бизнес вчера и сегодня? Менялось ли как-то со временем содержание этого понятия? — Если честно говорить, бизнес для меня был интересной игрой на результат. Это довольно азартное занятие. Когда ты из ничего делаешь что-то заметное, это очень увлекает. Мне именно это было интересно — новая психология, новая философия, отношения… Новая экономика. Было безумно тяжело, все время надо было и работать, и учиться. Каждый день! Каждый день ставил такие задачи, которые мне раньше никогда не приходилось решать. В социалистические времена лозунгом было: “Отсутствие сырья — не повод для невыполнения плана!”. Я-то — оттуда. И вот — совершенно новые обстоятельства, когда все зависит от тебя. Как ни трудно — это было интересно. Сегодня у меня спрашивают: “Не хотите организовать бизнес-школу?” Не хочу. Мне бизнес давался нелегко, я руководствовалась теми знаниями, которые “отхватывала” на ходу. Бизнес-школы создают профессионалы, они это делают красиво. Я с удовольствием слушаю молодых менеджеров, своего собственного зятя. Сейчас уже он перерос меня. У него — другой масштаб работы. — Если бы сегодня пришлось снова руководить заводом, каких ошибок постарались бы избежать? — Если бы сегодня — снова на завод, все было бы совсем по-другому. Обо мне говорили, что я железная, злая и невыносимая — сегодня я, наверное, была бы жестокой. Я бы не тащила за уши непрофессионалов к их светлому будущему и большому богатству. Я бы покупала профессионалов. Но мы жили на таком кадровом голоде, что деться было некуда. — Кадровый голод — наш вечный лейтмотив? Сегодня, кого бы ни спросил, особенно из производственников, — все то же. — Наши потребности в кадрах не соответствуют предложению. Система и уровень подготовки бизнес-кадров и сегодня еще находятся в зачаточном состоянии. Слишком много в наших людях совка. Как сказал писатель Евгений Попов, совок — как вошь, но он переживет даже ее, найденную в египетских мумиях. Его слишком много. Его нужно пережить. Но это будет длиться долго. — У вас нет опасений, что эта “вошь” в случае смены государственного курса “поможет” нам откатиться на позиции, о которых мы уже забыли? — Ответ на ваш вопрос — на экранах наших телевизоров. Когда-то Андрей Караулов спросил у академика Дмитрия Сергеевича Лихачева: “Вы верите в Бога?” Тот сказал: “Да, конечно”. Караулов спросил: “И в Апокалипсис тоже?” Лихачев ответил: “А что, разве он еще не начался?” Этот было лет пятнадцать назад. Я была ошеломлена. — В этой связи не возникает желания уехать отсюда совсем? — Нет, ни в коем случае! Я часто бываю за границей, подолгу там живу, но ни разу не возникало желания остаться там навсегда. Существует привязанность к месту, где ты живешь. Существуют корни. Там мы всегда чужие люди. У них своя культура, она красивая, на нее очень хорошо смотреть со стороны. В отличие от России, где лица хмурые, порой злые, — у них все улыбаются. Но лица-то все равно чужие. У меня в молодости была стычка с одним товарищем из райкома партии, который оказался на наших посиделках случайным человеком. Обозлившись на наши несоветские речи, он сказал: “Убирайтесь все отсюда в Израиль!” Тогда был большой отток в Израиль. Я сказала ему: “Я не хочу в Израиль, я хочу, чтобы здесь было хорошо”. Там тоже масса своих проблем. В каждом государстве есть свои проблемы. Но это — их проблемы. А у нас — свои. — Ходорковскому, незадолго до того как его посадили, советовали: “Уезжай!” Он говорил: “Хочу жить в нормальной стране. Но здесь”. — Мне не нравится ситуация с Ходорковским. По нескольким причинам. Он не сам себе выписывал отчеты по налоговым проверкам. Привлеките к суду международный аудит, который давал ему заключения о его хозяйственной деятельности. С другой стороны, он наивный человек. Я прочла книгу американского журналиста “Олигархи”. До этого как-то не задумывалась — откуда у кого деньги взялись. А тут задумалась. Власть-то Ходорковскому помогала. Он и решил: если она ему помогала — значит, она его отпустит на вольные хлеба? Так не бывает. Она дала — так она и возьмет по полной. Из книги: “Закон Паркинсона гласит: “Значительное сокращение финансирования приводит к улучшению, а не ухудшению работы. Если приток денег неограничен, то единственная экономия, которая имеет место — это экономия мышления”. Это про нас! Деньги должны быть заработаны”. Главное в жизни — семья — Вы достигли в предыдущей жизни всего, что было возможно? — Мне этот вопрос обычно иначе задают: “Добились ли вы всего, о чем мечтали?” В годы дикого капитализма я ни о чем не мечтала. Каждый день надо было решать задачи, мечтать было некогда. Да и после… Я ничего не добивалась, я жила свою жизнь. Ту, которая мне определена генетикой или свыше. И старалась жить не по “понятиям”, а по правилам. — Уехав из Красноярска, вы сначала жили в Москве, теперь перебрались в Петербург. Где комфортнее? — Москву я никогда не любила и не люблю. Но и жила я все-таки не совсем в Москве: на Рублевке. К книге Робски настоящая Рублевка не имеет никакого отношения. Это миф, чушь собачья. У меня там остались соседи, с которыми я общаюсь. Конечно, они все живут зажиточно, назовем это так. Но с мозгами у них все в порядке. Абсолютно нормальные люди, кто-то работает, кто-то живет другими интересами. Но их интересы не сведены, как у этой дамы в книге, к бутикам и гламурным девицам. А Питер — мой город. У меня сохранились отношения с моими однокурсниками, там есть люди, с которыми мы дружим — страшно сказать! — сорок лет. Друзья, близкие по интеллекту. С возрастом это очень важно. Но самое главное — там дети. — Чем сегодня наполнена жизнь? Вы по-прежнему ходите в театр, так же читаете книги? — Конечно! Хожу, читаю. Но читаю не “так же” — совсем по-другому. В последние годы я все больше читала для получения информации. О чем-то мне говорили новом в литературе, но читать не успевала. Теперь время есть, информация осталась, читаю то, что не могла читать раньше из-за отсутствия времени. Но кое-что так и осталось за пределами внимания: “Голубое сало” Сорокина, например, я так и не смогла прочесть. А вот Пелевина почитала… Первые два года, после того как стала свободной, я училась читать. В своей первой жизни я привыкла получать от чтения какое-то удовольствие, эмоции. Это ко мне вернулось, и это — большое счастье. Я с восторгом прочла “Даниэль Штайн, переводчик” Улицкой. По-моему, это ее главная книга. С удовольствием читаю Диму Быкова. Но самое главное — в третьей жизни я узнала, что такое радость семьи. Кто бы мог подумать: дочь получила сертификат многодетной матери! У нее трое детей. Старшей Маше будет 14, Маркушке (Марку) уже год, средней Ирине — семь. Они растут, и я вижу, как они растут. Со старшей девочкой мы просто подружки, она меня Женей зовет. Младшая подрастает. Обе любят Красноярск, для них это — самые светлые воспоминания. Не знаю, что уж они там вспоминают. Но все время хотят сюда. — Как поменялись жизненные приоритеты? — Главное в жизни — семья. Это — абсолют. Сколько ты ей отдашь, столько тебе и вернется. Если дети тебя воспринимают и у тебя нет с ними конфликта, а есть контакт, это большое счастье. Я сама этого не имела. С мамой были конфликты всегда. А с моими детьми у нас контакт. Их нужно уважать. Конечно, меня страшно терзает, что моя старшая внучка не любит читать, а если и читает, то только по программе и по-английски. Я ее жалею: она многое теряет. Но биться головой о стену и говорить, что “не буду с тобой дружить”, я никогда не стану. Из книги: “У меня и сейчас нет свободного времени. Большая часть его планируется, исходя из интересов семьи, конечно. Каникулы Маши (внучка. — Г.В.) — это святое. Когда-то ей в 7 лет я подарила Стокгольм с поездкой по знаменитому архипелагу и замечательным музеем Астрид Линдгрен. Мне самой было любопытно в вагончике проехать по всем ее сказкам, а огромную крысу, выглядывающую из-за угла, забыть не могу до сих пор, так же, как двор домика Пеппи ДлинныйЧулок, где моей Марусе нарисовали на лице роскошную бабочку, и мы с таким лицом пошли в Луна-парк. Она бы и спать с ним легла, если б не поплакала и не размазала всю красоту”. “Самое главное в семье — уважать взгляды и интересы друг друга”, — сказала напоследок Евгения Георгиевна.
