«Иногда ты идёшь к спектаклю, иногда — спектакль к тебе». Олег Рыбкин — о творческом и материальном

Олег Рыбкин, главный режиссёр Красноярского драматического театра им. А. С. Пушкина, 18 октября отметил свой юбилей. Много лет назад выпускник школы из Керчи приехал в Краснодар — поступать в институт культуры… Сегодня Олег Алексеевич — режиссёр более шестидесяти постановок, часть из которых — номинанты российской театральной премии “Золотая маска”.

Родился у моря

— Олег Алексеевич, в каком возрасте вы поняли, что театр — ваше призвание?

— Наверное, позднее, чем поступил учиться. Первое высшее образование получил в Краснодаре. Учился в известном сегодня Краснодарском институте культуры на специальности “театральная режиссура”. До меня его окончил Сергей Женовач, он руководил Студией театрального искусства, Московским Художественным театром им. А. П. Чехова. Мы учились практически на параллельных курсах с известным модельером, художником Андреем Бартеневым. Позже делали с ним спектакль в новосибирском театре “Красный факел”, которым я руководил более четырёх лет. Так что я поступил в ближайшее от города Керчи, в котором родился, заведение такого характера.

— Ваши родители связаны с искусством?

— Нисколько. Мама работала в экскурсионном бюро, отец — врач-подводник. Выбрать театральное направление мне посоветовала прекрасная женщина, руководитель одного художественного коллектива, в котором я работал.К вступительным экзаменам я готовился по пути из Керчи через пролив. Тогда моста не было, ходили катера. В общем, как-то поступил, но долго не понимал, что я там делаю. Меня собирались отчислить. Но потом в какой-то момент что-то “стукнуло”, по-моему, тогда я делал отрывок из пьесы Арбузова “Жестокие игры”. Тогда она только вышла, это было новое слово в драматургии, свежее и очень близкое мне. Важно, что не абстрактные вещи нас начинают волновать или определять профессию, а какие-то внутренние. Так получилось с этой пьесой. Без особого мастерства, но с желанием и настроением я поставил этот отрывок. Это заметили.

Потом была армия, учёба в более серьёзном институте — в ГИТИСе, на курсе Петра Фоменко.

— Насколько сложно вам, южному человеку, было привыкать к сибирскому климату?

— Честно скажу: до сих пор не привык. Каждая зима для меня — стресс. Поэтому когда была возможность, всегда уезжал ближе к морю. Кто родился и жил у моря, это ощущение не забудет никогда. Заходишь в школу, из окон видно море. Спуститься искупаться — три минуты. Что мы и делали во время уроков физической культуры.

Что сказал автор?

— Вы работаете главный режиссёром нашего театра с 2006 года. Удалось ли за это время собрать команду мечты и стремились ли вы к этому?

— Театр — сложный организм. Ты его только собираешь, а он уже начинает разваливаться. Я имею в виду, что это структура, стремящаяся к распаду. Только усилием воли каких-то конкретных людей нам удаётся сохранить её. В каждой шутке есть доля шутки, но на самом деле это действительно так: люди приходят и уходят, возникают разные жизненные обстоятельства.

Мы стремимся создать ансамбль, которому под силу решение многих задач. Есть такая театральная байка, такое выражение: труппа правильно сформирована, если в ней по персонажам расходится спектакль “Горе от ума”. Эта постановка идёт у нас, идёт успешно. Значит, мы близки к идеалу на сегодняшний день.

— Вы режиссёр более шестидесяти спектаклей. Есть ли у вас любимчики, или таковых у автора быть не должно?

— Конечно, невозможно хорошо помнить такое количество постановок, их, если говорить точнее, около семидесяти. Из любимых — многие спектакли, которые были номинированы на “Золотую маску”. Например, “Приглашение на казнь” по Владимиру Набокову, я ставил его в Омском академическом театре драмы. Кстати, сейчас театры не имеют права ставить Набокова, потому что это запретили делать его наследники. Посмотрите репертуары, Набокова нигде нет. И Брехта нет.

Сегодня нам приходится много времени уделять решению вопросов авторского права. В 1990-е годы было время, когда никому ничего не платили. Сегодня игнорирование авторского права — нарушение закона. Мы не начинаем работу с пьесой, не определив, кому принадлежит данное произведение. Ныне живущим авторам? Наследникам? Есть конвенция, в которой прописано, что через 50 лет произведение становится общественным достоянием. Но на деле — не везде и не всегда.

Мне нравился ещё один номинант “Маски” — спектакль “Ивонна, принцесса Бургундская”, ставил его в театре “Красный факел”. Очень люблю “Розенкранц и Гильденстерн мертвы”, который идёт у нас. Из последних премьер назову “Самоубийцу”.

— Как изменялся стиль режиссёра Олега Рыбкина за эти годы? Можно сказать, что стал более смелым, авангардным?

— На самом деле всё зависит от видения материала. Пришла идея сделать вот такой “Розенкранц и Гильденстерн мертвы” — со сменой зрительской оптики. И всё получилось.

— Но всё-таки ваши последние работы — экстравагантно-яркие?

— Согласен. Может быть, настроение сейчас такое. И “Мы, герои” получились такими, сделаны совершенно по другим законам. Это одна из важных постановок моей жизни.

Если режиссёр не хочет заниматься исключительно самовыражением, а всё-таки пытается предъявить зрителю автора, он ищет определённые способы выражения, которые определяет материал. Но бывает, что режиссёру “пофиг ветер”. Ему пришла идея: всё происходит в тёмной комнате, на сцене — три фонаря и люди в страшных масках. Тогда и не важно, чей текст — Островского или Сухово-Кобылина. Тогда визуальная или концептуальная идея сильнее той мысли, которую, наверное, всё-таки хотелось бы донести.

Нас, режиссёров школы, к которой я имею честь принадлежать, воспитывали так: мы отталкиваемся от автора.

Театр — это терапия

— Из чего складывается успех спектакля? Можно ли заранее предугадать его?

— Невозможно. В какой-то момент возникает общее предчувствие. Все артисты переглядываются: “Ага, скоро премьера”. Иногда делают это радостно, иногда думают: “Господи, что же это будет?”

Бывает так: до какого-то момента всё было совершенно непонятно. А потом раз — и все элементы спектакля, и хореография, и свет, и костюмы — всё смыкается в какой-то художественный образ. Это самое счастливое, что может быть для артиста театра, для его зрителя.

Нужно понимать, что мы большой серьёзный театр, у которого есть разные спектакли. Я постоянно об этом напоминаю. Есть зрители, предпочитающие театр как жанр развлечения. Выбрал вечерний туалет, посмотрел что-нибудь смешное. Мы все знаем, что большое количество людей воспринимает театр именно так.Есть зрители, которые относятся к нашему виду искусства более серьёзно. И материал для них должен быть продуман. Кроме того, нельзя забывать и о таком понятии, как социальная миссия. Мы должны и просвещением заниматься, и патриотизм воспитывать. Театр — это ещё и в какой-то степени терапия. Что очень важно сегодня.

— Вы какой зритель?

— К сожалению, профессиональный, насмотренный. Редко какие спектакли вызывают искреннюю реакцию. Когда смотришь и забываешь думать, как это сделано. Ведь зрители ещё сути не поняли, а ты уже знаешь: здесь такой свет, а сцена закончится вот так. Это печально. Это профессиональная деформация.

— Как у режиссёра появляется задумка: в данный момент нужно поставить именно этот спектакль, он будет интересным и актуальным?

— Это сложно. Иногда ты идёшь к спектаклю, иногда — спектакль к тебе. Как раз второй вариант случился с “Самоубийцей”.

Дело в том, что мы подаём планы-заявки на бюджетное финансирование, его выделяет нам министерство культуры. Определяем спектакли, которые собираемся ставить. Это происходит примерно за год-два до их премьерных показов.

“Самоубийца” был в таком плане. Когда пришло время ставить его, оказалось: название есть, а идеи нет. Такое тоже бывает. Всё начало складываться, когда мы поняли визуальную картину: это будет связано с конструктивизмом, Филоновым, культурой 20-х годов прошлого века. И, да, нам нужен духовой оркестр. Самое главное — всё сложилось по актёрскому распределению. Считаю, что в этом спектакле Володя Пузанов исполняет одну из важнейших ролей в жизни. Надеюсь, и он это ощущает.

— Какую из полученных наград считаете самой важной?

— Думаю, что это премия Ассоциации театральных критиков за спектакль “Мы, герои”. Получил её на Межрегиональном театральном фестивале-конкурсе “Ново-Сибирский транзит” в прошлом году. Это приз профессиональной критики, важная для меня оценка. Горжусь этой наградой.

Мне замечают

— Как открытие нового здания театра, строительство которого вот-вот завершится, повлияет на реализацию творческих планов?

— У нас большие планы на новое пространство. По сути, у театра нет малой сцены. Те два помещения, которыми мы пользуемся сегодня, не являются таковыми. Это репетиционный зал на четвёртом этаже здания театра и небольшое пространство на 50 мест в здании бывшей гостиницы “Енисей”. Здесь мы показываем спектакли, потому что другого варианта нет.

Получение зала хотя бы на 120 мест — уже новая история. Это даст нам возможность привлекать большее количество зрителей. В новом здании будет работать арт-кафе, где артисты смогут делать моноспектакли, проявлять себя. Всегда говорю им: ребята, инициатива от вас, пожалуйста, предлагайте, создавайте. Пространство будет хорошо оснащено и по свету, и по звуку. Мы заранее закупили оборудование, оно ждёт своего часа — когда можно будет приступить к установке.

Сказался опыт предыдущей реконструкции. Когда мы ремонтировали это здание, случился дефолт. Только закупили необходимое, рубль рухнул. Но и тогда мы всё успели. Сейчас используем аппаратуру, которой завидуют, она сопоставима с оснащением Московского Художественного театра, Театра Наций, Мастерской Фоменко.

Здание театра нуждалось в реконструкции, оно постепенно расходилось — трещина в стене становилась всё больше. На работы потратили более полутора миллиардов рублей. Многое зарыто в землю в буквальном смысле слова, фундамент был в ужасающем состоянии. Мы оставили кусок старой стены в витрине у гардероба, чтобы было понятно, какой была основа театра. Укрепление фундамента — сложная и дорогая инженерная работа. Сейчас в этом плане проще — здание возводится на пустом месте. Хотя проблем тоже было достаточно — здесь сходились коммуникации со всех окрестных домов.

На крыше этого здания надеемся открыть свой летний театр. Так что планов много.

— У вас есть глобальная творческая мечта?

— Глобальных, неосуществимых нет. У меня довольно счастливая судьба: всё, что я хотел, так или иначе происходило. Не могу сказать: так мечтаю поставить вот эту пьесу, но никак не могу. Мне нравятся хорошие произведения. Они все прекрасные, достойные, иногда крайне своевременные. Например, “Самоубийца”.

— Замечаете, что предугадываете актуальность постановок?

— Есть такое. Не я замечаю, мне замечают.

ДОСЬЕ

Олег РЫБКИН

Главный режиссёр Красноярского драматического театра им. А. С. Пушкина, лауреат премии правительства РФ “За вклад в развитие театрального искусства” имени Фёдора Волкова, заслуженный работник культуры Красноярского края.

Дата и место рождения: 18 октября 1962 года, Керчь.

Образование: в 1984 году окончил Краснодарский институт культуры по специальности “театральная режиссура”. В 1993 году — Российскую академию театрального искусства (ГИТИС), мастерскую Петра Наумовича Фоменко по специальности “режиссёр драматического театра”.

Карьера: в 1994–1997 годах — режиссёр на радиостанции BBC.

В 1997–2002 годах — главный режиссёр новосибирского театра “Красный факел”. С августа 2006 года — главный режиссёр Красноярского драматического театра имени А. С. Пушкина.

С 2008 года — художественный руководитель фестиваля современной драматургии “Драма. Новый код” (ДНК).

Всего поставил около семидесяти спектаклей в театрах Москвы, Санкт-Петербурга, Омска, Томска, Самары, Новосибирска, Челябинска, Перми, Ставрополя, Екатеринбурга, Уфы, Софии и других городов. Среди его постановок — номинанты национальной театральной премии “Золотая маска”. В их числе — “Ивонна, принцесса Бургундская”, “Приглашение на казнь”, “Чайка”, “Розенкранц и Гильденстерн мертвы”, “Мы, герои”.

Член жюри Национальной театральной премии и фестиваля “Золотая маска” (2014, 2018 годы).