Осколки памяти

Солдат — крестьянский сын

— Тенденция в армии в последнее время намечается, скажем так, не очень хорошая, — говорит Михаил Евгеньевич. — Сейчас у меня сын служит в Псковской дивизии, и так получилось, что, приехав к нему на присягу, я задержался там на три месяца. Разговаривал и с офицерами, и с сержантами. Удивительно, но они произносят те же слова, что говорили мои командиры, а потом и я сам, встречая новобранцев. Что с каждым новым поколением призывников молодежь приходит все хуже и хуже. Вы понимаете, двадцать лет прошло, проблемы те же.

— Я задам встречный вопрос: почему русская, а потом и советская армия раньше не сталкивались с такими проблемами? Да потому, что в стране преобладало деревенское население. А крестьянский сын более приспособлен к условиям армейской службы. Еще Суворов говорил, что для русского солдата, который вырос в деревне, штык — это вилы, которыми он с детства привык ворочать. И спать под открытым небом ему на сельскохозяйственных работах не раз приходилось, и голод он легко переносит. Поэтому русская армия никогда не страдала от кадровых проблем. Теперь же у нас преобладает городское население, и ребята из мегаполисов приходят совсем неподготовленными. Они не умеют элементарных вещей делать, даже пуговицу пришить. И жить в коллективе для них проблема: мы же растим их индивидуалистами.

Понятно, что столь масштабную тенденцию кучке людей не сломить, но и смотреть на это просто так, ничего не делая, тоже нельзя. Поэтому еще в 1987 году воины-интернационалисты Ленинского района объединились в совет, главной задачей которого стала подготовка мальчишек к армейской службе. Тогда же и создали клуб, который впоследствии получил название “Патриот”.

Сейчас это муниципальный военно-спортивный центр, который благодаря поддержке и районных властей, и лично главы города выполняет очень важную задачу. И недаром офицеры Псковской дивизии говорили мне о том, что ребята из Красноярска, попадающие к ним, выгодно смотрятся на фоне других новобранцев.

— Нет, он прошел кадетскую школу и получил все необходимые навыки — умеет подшиваться, знает правила ношения военной формы. Тут другое. Сначала присягу перенесли, а потом, когда уже домой возвращались, началась война на Кавказе, и наш сын захотел подписать контракт. Чтобы воевать с Грузией. Поэтому опять поехали в часть.

— Не отговаривать. Но нужно было хотя бы разъяснить для себя ситуацию. Потому что информация СМИ — это одно, а реальная обстановка — другое… А если честно, то я поседел за это лето больше, чем за весь Афган. Теперь я больше стал понимать своих родителей: как им было тяжело. Я же был пацан восемнадцатилетний, когда сам на войну пошел. Меня из вагона вытаскивали, а я лез туда. Только когда погиб мой друг, с которым мы вместе призывались, и когда сам получил тяжелое ранение, стал смотреть на все несколько иначе. Вот и сын решил проверить себя.

— Тут еще возраст имеет значение. Смотрите, как носится по городу молодежь на мотоциклах, сколько разбивается. Я называю таких Маклауты. Как в фильме “Горец”, помните? Они считают: пока голову не оторвет, будут жить вечно. Все в этом возрасте мнят себя горцами, уверены, что их плохое не коснется. Таким же был, пока сам не подорвался на мине.

— Да если бы я сейчас спонсора нашел, то мы собрали бы делегацию и отправились. У нас уже и маршрут разработан, просто денег нет. Кризис. А ребята из других регионов бывали в Афгане, делились впечатлениями. Встречались с моджахедами, которые в них когда-то стреляли. Они говорят: русские здорово воевали, давайте мы американцев выгоним, и вы опять заходите. Наши ведь и дома строили, и детей учили, и заводы поднимали. А с приходом американцев только в три раза выросло производство наркотиков.

Поверьте, я ни о чем не жалею, только о погибших наших товарищах, которым не удалось вернуться. Еще жалко ребят, которые потеряли здоровье. И тех, кто сегодня до сих пор не может найти себя в жизни и уходит из нее, так и не получив ни поддержки, ни помощи.

Особенности “гражданки”

— Много сложностей возникает на “гражданке” у тех, кто прошел школу военных действий?— Да, хватает проблем. Дело в том, что у нас в стране с семнадцатого года в принципе не было опыта создания системы реабилитации. До революции кто этим занимался?

— Совершенно верно. Были созданы монастыри, куда приходили служивые люди. Есть даже такой исторический факт: польские войска, напавшие на Соловецкий монастырь, получили очень серьезный отпор. А все потому, что среди братьев было много бывших воинов. Позже Петр Первый издал специальные указы по созданию инвалидных команд из бывших матросов. Кстати, система действовала вплоть до Первой мировой войны. А после революции ничего не стало. Инвалидов войн прятали в специальные учреждения, чтобы общество их не видело. Вот и добились того, что жить людям с увечьями в современном обществе просто невозможно. Я сам имею ранение, и, когда на пляже иду купаться, на меня раскрыв рты смотрят и дети, и взрослые. Мужик моего возраста сидит, сына дергает, мол, посмотри, какой дяденька лезет в воду.

— Да, есть. В Красноярске работает госпиталь ветеранов войн, создан центр медико-психологической реабилитации. И в принципе за одиннадцать лет была проделана большая работа.

— Она решается на уровне собственных инициатив. Единой системы в стране нет, а должна быть. Необходима государственная структура по делам ветеранов локальных войн, но ее не существует. Развивается лишь программа открытия негосударственных центров реабилитации, общественники сами создают организации, которые их могут защитить. Нам же в Красноярске помогает только госпиталь, больше никто. Есть прекрасный центр реабилитации, но проблема в том, что сами ребята не хотят туда обращаться. В то же время посттравматическое стрессовое расстройство появляется у всех без исключения людей, прошедших войну.

Дело в том, что у каждого человека, пережившего смертельную опасность, происходят изменения химического состава организма. А если стресс переживается неоднократно, включается механизм самосохранения. Надо расслабиться. А как? Выпить водки или иным способом. Много мы ребят похоронили, погибших на гражданке от алкоголя и наркотиков. Считали себя сильными, мол, войну прошли, нас не сломит ничего. И все.

Неформенное отношение

— Наверное, кроме психологической необходима еще и социальная адаптация людей, прошедших войну?— Конечно, необходима. Но общество сегодня рассуждает так: пришел человек с войны — значит, с психикой не все в порядке. Зачем он нам нужен? И в лучшем случае ребята устраиваются на работу охранниками. В советский период те же афганцы возвращались из армии в свои рабочие коллективы, где проходили народную реабилитацию. Сегодня же к нам относятся иначе.

Еще в декабре 1989 года съезд народных депутатов принял решение признать ввод советских войск в Афганистан ошибкой, и после никаких документов не было. Мы — жертвы ошибки. Советского государства больше нет, и любой человек, который скажет — я тебя туда не посылал, а потому тебе ничего не должен, — будет по-своему прав. А афганцы начинают переживать. Сколько случаев было, помните, и с гранатами приходили к чиновникам, и сами себя подрывали.

— Верно. Однако пока особой поддержки мы не видим. Вот, очередь на жилье сделали общую. Все вместе теперь: и матери-одиночки, и ветераны труда, и ветераны войны…

— Я согласен, но дело-то в другом. Государство создало очень хороший механизм, нацеленный на то, чтобы не решать проблемы. Мы приходим, говорим: у нас, ветеранов Афганистана, есть такие-то требования. Чиновники в ответ: а у чернобыльцев знаете, какие проблемы? Чернобыльцы в свою очередь приходят, и им говорят: а вы знаете, как афганцам-то тяжело? Они признают: да, трудно ребятам. Вот и все.

— Должна быть хотя бы региональная программа, со своим финансированием, на решение проблем отдельных категорий льготников. У нас был такой документ: с 2000-го по 2003 год в крае действовала программа “Защитник Отечества”. Нам удалось продлить ее еще на год, а потом сказали: таких программ больше не будет. И мы опять один на один с проблемами. Вроде бы являемся федеральными льготниками, только на наши письма в столицу приходит ответ: часть полномочий, согласно закону, передано в регион. В край пишем, а нам: это прерогатива Москвы.

— Чего ждут… Ну смотрите, сейчас демобилизующийся солдат уходит из части в гражданской форме. Почему? Да потому что, выйдя за ворота, он может нарваться на конфликт. Таких случаев было немало. Разрыв армии и общества — это самое страшное, что происходит сегодня. Так не должно быть, надо любить своих защитников, молодежь готовить.

Ну а еще государство должно отменить решение того съезда. Потому что история не терпит сослагательного наклонения.