Новости

“Художник не должен думать о куске хлеба”

“Художник не должен думать о куске хлеба”

“Художник не должен думать о куске хлеба”Почти все в жизни Николая Балышева проходит под знаком альтернативы. Он председатель Творческого союза художников в Красноярске — отличного от обычного профсоюза, созданного в краевом центре еще в советские времена. Приверженец абстрактного искусства, которое до недавнего времени не принималось официальной культурой. Его уроки в художественной школе для взрослых носят нетрадиционный характер — он идет не от теории к практике, а, наоборот, заставляет учеников нарабатывать личный опыт. Считая искусство развлечением, профессионально занимается живописью.

— Николай Александрович, говорят, во время кризиса развлечения не актуальны. Деньги в искусство практически не вкладывают. Получается, труд Ваш не приносит большого дохода?

— Для художников искусство никогда не было индустрией зарабатывания денег. Они редко успешно продают свои работы и делают на этом состояние. В основном это тяжкий труд без большой экономической отдачи. Художники никогда не были слишком богатыми.

— Всегда считалось, что художники не должны быть сытыми, на полный желудок работа не идет?

— А философы говорят, что голод унижает человека. Мне кажется, тема голода трактуется слишком примитивно, переводится в физическую плоскость. На самом деле художник должен быть голоден в том плане, что находиться в постоянном творческом поиске, гореть открытием новых тем, событий, форм. Мне кажется, с советских времен пошло понятие о том, что художник или поэт должен мучиться, чтобы создать что-то стоящее. Но имеются в виду муки творческие, не затрагивающие физиологические процессы организма. Это состояние влюбленности, эйфории, ощущения красоты. Ведь поэтическая лирика рождалась в муках любви, а не голода. Голодный художник ничего не сможет создать, он будет искать кусок хлеба.

— Но у каждого человека в жизни был голодный период. Приходилось выживать?

— Конечно. Рисовал афиши в кинотеатре “Луч”, портреты артистов. Это единственный кинотеатр, где афиши были с рисованными портретами. Однажды изображение индийского актера Митхуна Чакраборти цыгане вырезали из афиши и выкрали. Раньше сюжетная реклама не предполагала написания портретов, но мне это было интересно. Приходили ролики, я просил механика вырезать для меня некоторые кадры. Если он из 25 вырежет один — никто не заметит… Это было своеобразное “рытье канав”. Как, например, говорят: я до пяти часов канавы рою, чтобы на еду заработать, а потом занимаюсь хобби. Реклама у меня тогда была работой, а рисование — хобби.

— Вы говорите, художник должен испытывать муки творчества. Приходится поддерживать в себе состояние влюбленности или эйфории, чтобы создать достойное произведение?

— Настоящий художник либо есть, либо его нет. Как вы думаете, что ответил бы Моцарт, если бы его спросили, как он в себе поддерживает творческое состояние? К нему просто приходила музыка. Я считаю, настоящее призвание проверяется достатком. Дать хирургу или художнику много денег, чтобы он не думал о зарабатывании, если он и в достатке будет заниматься своим делом — значит профессионал.

— А бизнес готов оказывать помощь людям искусства?

— У нас в городе все это происходит в индивидуальной, личностной плоскости. То есть на грани знакомств. Но чтобы существовала какая-то группа меценатов, “дающих” на развитие искусства, такое мне неизвестно. Кстати, слышал, недавно в Красноярске открылась частная галерея. Любители искусства таким образом решили помочь и художникам, и зрителям. Прекрасно!

— Хочется надеяться, что в Красноярске зарождается галерейный бизнес. Но сейчас в краевом центре художникам практически негде выставить свои работы. Как вы думаете, с чем это связано? Может быть, изобразительное искусство не пользуется спросом у горожан?

— Процент соотношения интеллигентных людей в сфере производителей и потребителей искусства примерно одинаков независимо от эпохи. Просто сейчас зрителей меньше. У нас открытие выставок мало рекламируется, люди сами находят их — по велению сердца. Да и выставочных залов на миллионный город маловато: только залы музея Сурикова, Дом художника и КИЦ. Мне кажется, сегодня в связи с существующим ритмом жизни и объемом информации, которая вываливается на человека с экрана телевизора и Интернета, посещение галерей должно выходить на первый план. Изобразительное искусство — это камерный вид отношений между зрителем и художником, требующий уединения. Выставочный зал — единственное место, где человек может немного остановиться, подумать о себе, пофилософствовать о жизни. Изобразительное искусство дает паузу, которая так необходима современному человеку. Это давно поняли на Западе. Там даже в маленьких городках на тридцать тысяч жителей — по три-пять галерей. А что уж говорить о миллионниках! У нас, к сожалению, картина другая. Но, думаю, все изменится к лучшему.

— А уже есть предпосылки к этому?

— Прогресс неизбежен. Есть тенденция к улучшению экономики и состояния искусства. И это постоянный процесс обновления и улучшения. Считаю, всегда есть развитие, не перечеркивающее того, что было создано. Ведь чтобы создать новую эстетику, нужно оттолкнуться от старого. Например, Пикассо, создавая свой кубизм, шел от геометрии. Он отринул классическое искусство? Да. Но культуру как таковую не отвергал. Восхищался наскальной росписью и древнеафриканским искусством, много взял от них. Художник всегда на что-то опирается.

— На что опираетесь Вы в своем творческом поиске?

— Я с самого начала работал в разных стилях. Реалистический план и абстрактный у меня идут параллельно. Мне нравится писать портреты. Когда нет выставок, нет работы, просто пишу лица людей. Если хочется что-то делать, это уже движение вперед. У меня был период линиум-арта, когда я создавал линейные композиции с фигурами женщин, цветами, натюрмортами. Лет восемь назад отошел от этого. Сейчас продолжение периода абстрактного, беспредметного искусства.

— А что хотите выразить в абстракции?

— Выразить можно много, но готов ли зритель воспринять это? Самое абстрактное из искусств — это музыка. Пока не скажут названия произведения, ты не поймешь, о чем оно. В абстракции важно восприятие, уровень ощущений — нравится или нет. Но абстрактную живопись, как и классическую музыку, нужно учиться воспринимать. У меня, например, есть друг. Как-то давно он пришел ко мне в мастерскую, говорит: “Давай пива попьем”. “Подожди, — говорю. — Работу закончу”. Он смотрел, смотрел и говорит: “Ну какая разница — в этом углу точку поставить или в том? Мне кажется — ничего не изменилось”. Потом он уехал в столицу и встретились мы с ним лет через десять. Придя ко мне в мастерскую, где абстрактных работ много, признался: “Теперь мне понятно, что от того, где поставить точку, многое зависит”.

— Что же произошло с человеком?

— Говорит, стал больше обращать внимания на живопись. В музеи ходил, картины рассматривал. Такое самообразование необходимо для зрителя. Так мой друг развился до уровня понимания абстракции. А когда мало выставочных залов, проблема нарастает как снежный ком — одно за другое цепляется. Мало галерей — люди не ходят, не ходят — не “самообразовываются” — не понимают языка изобразительного искусства. Зрителя нужно воспитывать, открывать ему новый мир, может быть лектории по видам искусства бесплатно проводить.

— А красноярцы достаточно открыты, чтобы воспринять беспредметное искусство?

— Каждый человек индивидуум. У нас есть любители разных направлений живописи, разных жанров. Покупают и реализм, и абстрактные работы. Любая новая эстетика требует времени для понимания. Почему говорят: мало признанных при жизни художников? Потому что настоящий творец создает собственную эстетику. Необходимо время, чтобы ее приняли люди и начали восхищаться. Большинство россиян благодаря государственной цензуре воспитаны на реалистическом искусстве. У них создавалось ощущение, что кроме реализма других направлений нет. А во всем мире были и другие. Сейчас их более семидесяти. Они мирно сосуществуют, как грани художественного мировидения. Когда художник объявляет: “Я так вижу мир”, это не значит, что все остальное умерло и должно забыться, просто это новая грань.

— В советские времена сложно было пробиться без изображения великих строек и вождей?

— Сложно, но я профессионально изобразительным искусством занялся поздно — первая выставка была в 1996 году. А в советские времена таких, как я, просто не пускали на выставки. Каждый варился в своем соусе. В 1974 году те, кто отстаивал свое право творить свободно и не работал по заказам, устроили в Москве на одном из пустырей выставку под открытым небом — ее снесли бульдозерами. Все это удалось заснять иностранным СМИ, и власти, опасаясь общественного резонанса, разрешили альтернативное искусство. Наступила оттепель, в Москве на Малой Грузинской организовали Союз художников-графиков — секцию живописи другого искусства. (Сейчас продолжением этой идеи является Творческий союз художников России, президентом отделения которого в Красноярске стал Николай Балышев. — Ред.) Тогда на Малую Грузинскую очереди на выставки выстраивались как в Мавзолей. Я в то время как раз пытался поступить в Суриковскую академию в Москве, принес свои работы. Молодой задор был, думал — поймут. А когда посмотрел на вступительных экзаменах, что требуется, стало неинтересно. Услышал, что в Омске открывается институт, где авангардная живопись принимается, поехал туда и поступил. Я художник-модельер по образованию. Работал потом в промышленном доме моделей Красноярска.

— Коллекции создавали?

— Да, и ездили с показами. На семинары к Зайцеву летали. Сейчас мы с ним в Манеже встречаемся на выставках.

— Быть художником сегодня престижно?

— Престижной эта профессия, как и писательство, никогда не была. Это, скорее, призвание, стиль жизни. Вот есть в Красноярске поэт Еремин, до глубины души поэт. У него в любом состоянии в голове стихи крутятся. Сидит в компании, раз — чирканет что-то. Так и художник. У него в голове — образы, изображения постоянно.

— Отпуск себе устраиваете?

— А какой? Поехать куда-нибудь на природу — порисовать?


НОВОСТИ КРАСНОЯРСКА