На улице сыро

По словам президента, кризис наглядно продемонстрировал, что движения вперед нет, Россия топчется на месте. А министр финансов Алексей Кудрин, находившийся рядом, привел расчеты экспертов своего ведомства: по его словам, выход на прежний объем валового внутреннего продукта в реальном выражении может составить четыре — пять лет.

То, что имели в виду руководители страны, более или менее ясно — Россия зарабатывала деньги выкачкой сырой нефти и плавкой металлов. Негласно на каждый выгодный сектор экономики был поставлен куратор или лояльный федеральному центру собственник. Поэтому конкуренция в крупном бизнесе практически отсутствовала. И когда цены на сырье были благоприятными, государственная машина крутилась успешно. Мало кому приходило в голову ударить в набат — ратуйте, православные, так в мире давно никто не работает, создавайте законодательные условия для равных возможностей! Кроме того, монопольное формирование цен пригибало малый и средний бизнес к земле: торговые, транспортные и строительные компании-партнеры нефтяных и металлургических гигантов были вынуждены приспосабливаться к произвольной финансовой политике крупных корпораций. Иными словами, миллиардные прибыли концентрировались в головных офисах монополий. Между тем свою рыночную несостоятельность и социальную безнравственность они продемонстрировали еще в начале кризиса. Напомним, мы писали уже о возбуждении федеральной антимонопольной службой дела о злоупотреблении “доминирующим положением на рынке” против четырех нефтяных компаний, которые на фоне мирового падения углеводородных цен взвинтили цены внутренние и получили по итогам 2008 года прибыли от пяти до десяти миллиардов рублей каждая. По существу, они просто ограбили автовладельцев, пользуясь дырами в законодательстве. Тяжба, кстати, еще продолжается, и в одном из ближайших номеров нашей газеты мы вернемся к теме.

А пока иллюстрация к сказанному. Против пятидесяти нефтеперегонных заводов России в США работают более шестисот (это притом, что наше население всего вдвое меньше).

И вот сколь бы алчными и бессовестными не были бы, к примеру, техасские нефтяные бароны, сильнейшая конкуренция между сотнями НПЗ просто не позволяла бы им произвольно устанавливать высокие отпускные цены на сырое топливо. Лучше, чем несвобода.

Итак, вопрос президентом сформулирован. Что теперь делать сугубо сырьевому Красноярскому краю — срочно демонтировать норильские или кразовские печи и бежать к неспешным ученым Академгородка за инновационными проектами? Понятно, что процесс перехода сырьевого региона в технологичное состояние длителен и скоропалительные решения погубят бюджеты частных корпораций и территорий. Но мы постараемся с помощью наших консультантов проанализировать не только возможности, но и первые шаги Красноярского края по реализации указаний Медведева.

С нефти и начнем. Эксперт отрасли Гайса Даутханов, комментируя “Городским новостям” тему поворота от сырья к технологиям, оценил перспективы, скажем так, с изрядной долей умеренности:

— Чтобы перевооружить нефтеперерабатывающие заводы страны, необходимы очень большие средства — я даже приблизительно затрудняюсь вам сказать, какие именно. Как известно, последние НПЗ были построены еще при советской власти, а тогда уже развитые государства перешли на новые стандарты выпуска горючего. Но это лишь одна сторона проблемы. Мало где говорится и пишется о том, что в России фактически угробили столь технологичную сферу экономики, как нефтехимия — производство шин, пластмасс, полимеров… Увы, с этого рынка нас вытеснили китайские производители.

Тут требуется пояснение. Двенадцать лет назад российское правительство, понимая угрозу предстоящего дефолта, уже намеревалось срочно ввести в строй высокотехнологичные заводы. Ясно, что с кондачка мы не смогли бы сделать конкурентные компьютеры или мобильные телефоны. Тогда обратились к той же нефти, благо опыт имелся: Ставрополье и Татарстан, еще несколько регионов европейской части России успешно по советским меркам превращали сырье в полиэтилен или корпуса для шариковых ручек. Короткая пропагандистская кампания — граждане, несите деньги в акции всяких там “Турбоазотов” или “Супервинилов” — увы, не дала результатов из-за финансового краха 1998 года. И то сказать, построить или модернизировать по западным стандартам новое предприятие — это капвложения от 50 миллионов долларов и выше. То же касается, кстати, и нашего региона. Не говоря уже о том, что у нас худо-бедно существует нефтехимическая база в лице заводов синтетического каучука, шинного, резино-технического и так далее — мы со временем вполне можем поставить на пути экспортных кораблей с норильским никелем и медью технологические линии по переработке сырых металлов в продукт с повышенной стоимостью. Если уж Китай покупает заполярное сырье, чем мы-то хуже? Один, максимум два примера уже есть — это “Красцветмет” и химико-металлургический завод. Но доля продукта в общем отраслевом вале тут невелика, к тому же КЗЦМ принадлежит государству, а как оно относится к конкуренции, мы уже знаем. Аффинажных предприятий в России, впрочем, несколько (есть еще Новосибирский и Приокский), однако распределение сырья по переработчикам производится вполне по “нефтяной” схеме — ты берешь золото оттуда, серебро — отсюда, платину — отселева. Ибо процессом рулит чиновник.

Последние новости о внедрении в Красноярском крае технологий укладываются в традиционную схему — денег на ноу-хау часто не жалеют, но опять же — не на изобретение своего, а на закупки иностранного. Вот не пойму, сколько еще может наш сравнительно экономный регион поддерживать и без того высокоразвитые корпорации Запада, а соответственно — их персонал и налоговую базу.

…После визита министра здравоохранения Голиковой в Красноярск подсчитали — смертность от инсультов снизилась на 10 процентов благодаря “применению высоких технологий при лечении больных с сосудистыми заболеваниями”. На 140 миллионов рублей приобрели: компьютерный томограф, ангиограф, ультразвуковой диагностический комплекс экспертного и простого класса, медицинское оборудование для операционной нейрохирургических и сосудистых вмешательств… Достойно. Но эту технику делают не у нас. General Electric и CereTom — вот ведущие производители индустрии здоровья.

…Цементный завод, еще в начале девяностых подписавший контракты с Европой на поставку современных линий, эту же политику продолжает и даже платит за обучение цивилизованным премудростям в институтах и колледжах. Но ничего принципиального в этом для краевой экономики нет: и “Норникель”, и КрАЗ, и “Полюс” пользуются модерновыми линиями переработки сырья. Однако товар мирового класса из красноярских элементов таблицы Менделеева производят опять же не здесь.

Вот, может быть, росток будущего? Один из химических заводов края запустил опытно-промышленную установку термокаталитической переработки нефти (при ней выход более дорогих “светлых” продуктов увеличивается на 20 процентов). Расчетный выпуск — 200 тонн в сутки. Неплохо — но это в десятки раз меньше, чем на Ачинском НПЗ. Да и октановое число этой горючей смеси пока на уровне прошлого века — 80. До нынешнего стандарта Евро-2 еще как до Луны.

Прогноз

Директор Центра бюджетного мониторинга Петрозаводского государственного университета Валентин Гуртов, выступая на круглом столе в одной из федеральных газет, заявил, что к 2013 году в России будут расти высокотехнологичные рынки: строительство, автомобилестроение, сельское хозяйство, транспорт и связь. Потребность этих предприятий в новых кадрах через четыре года составит 475 тысячи человек, половину из которых берется подготовить государство, а половину должен взять на себя бизнес.

В свою очередь, проректор СФУ, директор-организатор института нефти и газа Николай Довженко так характеризует технологичное будущее края: “Нами уже спрогнозирована потребность в специалистах до 2017 года, правительством края готовится отдельная программа по рабочим кадрам в нефтегазовой отрасли, ведется коррекция образовательных программ, определение и уточнение материальной базы обучения, прежде всего лабораторной, информационной, вычислительной. Что касается малых инновационных компаний, их развитие, в том числе кадровое, пока ориентируется на традиционные формы — технопарки и бизнес-инкубаторы”.