Не всем быть аналитиками

Край вновь поразил богатый урожай. Беда известная — производим зачастую на уровне солнечной Кубани, а что с этим на голову свалившимся изобилием делать — не знаем. Проблема тянется еще с советских времен, люди постарше помнят, как в пору битвы за урожай чуть ли не пол-Красноярска в добровольно-принудительном порядке десантировалось на окрестные поля, где сельчане из сил выбивались в борьбе с изобилием. По воспоминаниям депутата ЗС Валерия Сергиенко, который в те времена имел самое непосредственное отношение к теме, край снабжал овощной продукцией не только Якутию и Дальний Восток, но даже… Ставрополье.

При всем этом огромные бурты капусты и корнеплодов регулярно уходили под снег, ибо красноярские хранилища принять такие объемы были не в состоянии. Правда, тогда проблема хранения и использования особо никого не волновала. Во главе угла была погоня за урожайностью и объемами производства. Эти объемы не только регулярно наращивались — расширялся и ассортимент. Причем за счет совершенной экзотики. К примеру, киндзы (в то время абсолютно неизвестной красноярцам) производили едва ли не больше, чем на всем Кавказе. Из чистого, надо думать, альтруизма. Потому что втюхать этот продукт торговым предприятиям был чистый подвиг. Автор может это засвидетельствовать, ибо ему довелось как-то поучаствовать в эпопее втюхивания кавказской пряности, когда под завязку набитая фура из близлежащего совхоза, распространяя специфический аромат, грустно бродила по городу, и экспедитор с настойчивостью адепта сетевого маркетинга предлагал торговцам взять “хотя бы ящичек”.

Времена изменились. Экономика (хотя бы по названию) стала рыночной. А проблемы вчерашнего дня остались. Так, по данным Минсельхоза, в этом году в крае урожайность зерновых достигла в среднем 26,6 центнера с гектара, что значительно выше уровня прошлого года. В некоторых хозяйствах показатели превысили 40 центнеров с гектара. А это, как отметил министр сельского хозяйства края Леонид Шорохов, “практически кубанский урожай”. Руководители агропредприятий в голос говорят о небывалом урожае овощей. Так, председатель сельскохозяйственного производственного кооператива “Солонцы” Александр Углов оценивает его как в три раза превышающий обычный.

Однако Минсельхоз утверждает, что регион может потребить не более 60—70 процентов произведенной сельскохозяйственной продукции. Как и прежде, один из основных сдерживающих факторов — отсутствие мощностей для хранения и переработки. По словам Леонида Шорохова, если бы продукты сельского хозяйства полностью оставались в регионе, то обеспеченность молоком на душу населения достигла бы 130 процентов, мясопродуктами — 90 процентов. Из чего следует вывод: мы научились производить необходимое количество сырья, но продавать его не умеем.

Трудно сказать, в чью сторону обращен упрек министра. Но некоторые выводы можно сделать из рекомендаций руководителям предприятий АПК. А им министр рекомендует буквально следующее: “Руководитель предприятия должен быть еще и менеджером. Не только производить, но и думать, кому эту продукцию продать. Каждое предприятие должно быть мини-государством, работать на самообеспечение. Мы должны заниматься плановой экономикой давно забытых советских времен”.

Как работала плановая экономика советских времен, говорилось выше. Что же касается менеджерских качеств руководителей агропредприятий, то трудно допустить, что все они как один бездумно выращивают зерно и овощи, абы чем сельчан занять. Так же как и трудно требовать от них, чтобы они все в одночасье стали рыночными аналитиками, прогнозирующими, какой спрос и на какие виды сельскохозяйственной продукции случится через год. Это сложно сделать даже в стране с устоявшейся экономикой, а в России, с ее вулканическим законотворчеством, практически ежемесячно корректирующим экономические условия, и подавно. Руководителю агропредприятия либо нужно стать гением аналитики, либо завести мощный отдел стратегического планирования. Но как предвидеть прихотливые извивы законодательной мысли?

— В середине 90-х, — сетует Александр Углов, — я мог спокойно реализовать избыток овощей в больницы, детские сады, школы.

Сегодня, по словам руководителя, эти двери закрыты тендерами, которые выигрывают производители более дешевой (но качественной ли?) продукции из иных регионов России и стран СНГ. Можно, конечно, возразить, что наши руководители просто еще не научились выигрывать тендеры. Но будут ли ждать конкуренты, пока они научатся этому, и останутся ли свободные ниши на рынке к тому времени. Наконец, есть ли смысл руководителям предприятий, которые и так являются менеджерами — специалистами в организации производства, становиться дилетантами от рыночной аналитики?

По факту Леонид Шорохов достаточно четко сформулировал проблему: на фоне удовлетворительной организации производства нет рыночного механизма реализации. И проблема настолько серьезна, что рассматривается даже возможность возврата в прошлое — к советской плановой системе. Но дважды ступить в одну воду невозможно. Равно как создать гибрид из рыночной и плановой экономик. Это сегодня понимают даже коммунисты. На взгляд Валерия Сергиенко, произошло следующее. Была разрушена советская система распределения сельскохозяйственной продукции. А новой системы не создано. Очевидно, предполагалось, что все сложится само собой. И это не рыночный подход, а традиционно-национальный, на авось. Между тем современный рынок отнюдь не стихия — в нем действуют регуляторы и сервисные структуры. К примеру, товарные биржи, давным-давно действующие во всем мире, позволяют крестьянину не гадать, что и сколько он сможет продать в следующем году, а заключить фьючерсный контракт на поставку точно оговоренных объемов продукции. У нас же даже зерновая биржа в зачаточном состоянии. И ссылки на то, что рыночная экономика России еще слишком молода, критики не выдерживают. Что же теперь, ждать триста лет, пока инфраструктура рынка сложится естественным путем, как в западных странах? Но мировая конкуренция не даст такой возможности. Уповать на то, что придет бизнес и все разрулит? Но российскому бизнесу ровно столько же лет, как и российскому рынку. Он сам в стадии формирования, и решать задачи регионального масштаба могут считаные крупные корпорации (которые, по существу, не рыночные структуры, а осколки советских промышленных сверхгигантов). Единственной структурой, в минимальной степени затронутой процессом реорганизации, осталась государственная машина. Лишь государственным органам под силу решать задачи, связанные с продовольственным обеспечением региона. И определенные подвижки в этом смысле происходят. От самоустранения девяностых власть сделала серьезный шаг в направлении формирования вменяемой продовольственной политики. Конкретным и очень важным шагом стал краевой закон, который предусматривает финансовую поддержку производителям сельхозпродукции, если они продвигают ее за пределы края. Определен объем финансирования — 188 миллионов рублей в текущем году, 434 — в следующем. Суммы вроде бы немалые. Кроме того, закон предусматривает различные направления субсидирования для переработчиков и торговых сетей, если они имеют дело с продукцией местных производителей. Очевидно, в значительной мере власти придется взять на себя координацию усилий в создании рыночной инфраструктуры — речь идет о создании транспортных, логистических, перерабатывающих мощностей на основе уже отработанного механизма частно-государственного партнерства.

Наконец, в условиях отсутствия биржевого регулирования необходим кто-то, кто будет собирать, сводить воедино, анализировать огромное количество рыночных данных, чтобы дать рекомендации крестьянам — что, где, когда и в каком объеме может быть востребовано рынком. Кстати, власти вовсе незачем держаться за обветшалые стереотипы свободы конкуренции — все без исключения рыночные страны, декларируя эти принципы на словах, на деле поддерживают именно своих аграриев.