Трагедия барабанщика

Главная книга Гайдара появилась почти случайно

70 лет назад, 5 сентября 1940 года, газета “Пионерская правда” начала печатать повесть Аркадия Гайдара “Тимур и его команда”. Через несколько номеров публикацию неожиданно, без объяснения причин прекратили.

Вообще, это был не первый случай в писательской биографии Гайдара. В те времена редакции еще по старой дореволюционной традиции у известных авторов принимали не целиком рукопись, а частями по мере написания. Иногда Гайдар сам срывал публикации — взяв аванс и начав что-то писать, уходил в глубокий запой и потом уже не возвращался к рукописи, теряя интерес. По этой причине не хотел сотрудничать со знаменитым детским писателем журнал “Костер”, а издание “Красная новь” печатало только законченные произведения, без продолжений. После трагической истории крестьянского мальчика Павлика Морозова, убитого родственниками за донос на собственного отца, ЦК комсомола постановил “всем комсомольским и пионерским газетам и журналам Союза” рассказывать о “подвиге пионера” (Павлик, кстати, пионером не был в жизни), “обеспечить написание сценария для кинофильма и пьес для детских театров, издание книг и плакатов”. Фильм под названием “Бежин луг”, правда из-за обвинений в формализме так и не вышедший на экраны, снимал Сергей Эйзенштейн (в написании сценария участвовал Исаак Бабель), а редакция “Пионера” командировала Аркадия Гайдара.

Казалось бы, его тема — правильные дети противостоят врагам-взрослым. Но написал он немного, потом пропал, прислал телеграмму с просьбой об очередном авансе, опять пропал. Редакция, когда стало ясно, что продолжения не будет, как-то самостоятельно пыталась выкрутиться и завершить повесть. Наконец он отправил в журнал письмо: “Никаких кулацко-вредительских сенсаций. Довольно плакать! Это пусть Гитлер плачет…”, а у себя в дневнике записал: “Синие звезды” (название неоконченной повести. — С. К.) должны быть закрыты тучами”. Не понравилась ему эта история. Редакционное задание “Пионера” выполнил Виталий Губарев (позднее написавший “Королевство кривых зеркал”), которого за этот “литературный подвиг” (книга Губарева о Павлике Морозове под разными названиями и в разных вариантах переиздавалась десятки раз) вскоре назначили редактором “Пионерской правды”.

В ноябре 1938 года сразу несколько изданий и Детгиз анонсировали повесть Гайдара “Судьба барабанщика”, “Пионерская правда” напечатала начало, но “продолжения” не последовало, а “Пионер” вышел с задержкой, так как журнал переверстывали, срочно избавляясь от гайдаровского текста. Очень скользкая оказалась тема безвинно арестованного героя гражданской войны. Пожалуй, ни к одному из своих произведений Гайдар не относился так серьезно, как к “Барабанщику”. И нигде так не чувствуются противоречия и трагедия Гайдара как писателя, человека и коммуниста (хотя формально членом партии он не был, в 1922 году в Красноярске его фактически исключили, переведя на два года в кандидаты, но он так и не восстановился). С одной стороны, это был очередной вклад Гайдара в шпиономанию и поиск вредителей, с другой — неправедные аресты и какая-то опереточная пара “врагов Советской власти”, напоминающая пародию на Бендера и Кису Воробьянинова. Летом 1939 года “Судьба барабанщика” все-таки была издана отдельной книгой. Вероятно, в результате некоторого изменения обстановки в стране. За это время на XVIII съезде Сталин сказал о “серьезных ошибках” НКВД, был арестован “кровавый карлик” Ежов и все его заместители, семь тысяч работников НКВД и прокуратуры уволены из органов за перегибы, реабилитировано 327 тысяч человек. Таким образом, Сталин выпускал пар — страна захлебывалась кровью в годы “большого террора”, и он, как всегда, перекладывал вину на подручных, демонстрируя “доброту”. В этих условиях “Барабанщик” выглядел не так опасно, к тому же Гайдар в это время был награжден первым и единственным при жизни орденом.

Гайдар, вероятно, не любил Сталина, во всяком случае ни в одной книге, ни в одной статье или публичном выступлении он так и не упомянул ни разу имени вождя. Он сильно переживал, что происходит в стране. Всех его начальников времен гражданской войны расстреляли. Сын режиссера А. Е. Разумного, в доме которого тогда жил Гайдар, В. А. Разумный вспоминал, как вечером после пьянок, часто со случайными уличными собутыльниками “он оставался на темной кухне один”: “И бормотал что-то странное и страшное, а точнее, то, что все мы в ту пору старались не слышать. Он проклинал всех уцелевших придворных военных и, совершенно затихая, что-то проговаривал про себя о Фрунзе, Петлюре, о друзьях в застенках, о своем неизбежном аресте”. Он был способен на безрассудство. Однажды раздобыв в “Комсомольской правде” прямой телефон Ежова, позвонил в нетрезвом виде страшному наркому: “Ты чего мою Лийку посадил?”, хотя к этому времени никаких теплых чувств к Лийке (Рахиль Соломянская — третья жена Гайдара, бабушка будущего российского и. о. премьера Егора Гайдара) уже не испытывал (о чем специально написал потом в партком Союздетфильма, чтобы “оградить” в случае его смерти “хорошего человека” Дору Чернышеву — свою следующую жену — от “кляуз” “хитрой и практичной” Рахиль).

В отличие от “Судьбы барабанщика” новая повесть Гайдара “Тимур и его команда”, казалось бы, не должна была вызвать вопросов. Шла советско-финская война, сознательные пионеры помогают семьям воюющих бойцов и командиров Красной Армии, чем не идеологически выдержанное военно-патриотическое воспитание? На самом деле нюанс был. Во время съемок одноименного фильма у Гайдара вспыхнул нешуточный конфликт с его другом режиссером Александром Разумным. Гайдар настаивал, чтобы дети помогали семьям всех исчезнувших военных. Вероятно, это имел в виду Гайдар, когда писал Рувиму Фраерману: “Хожу около правды”. Однако битый, много испытавший Александр Разумный — основоположник советского кинематографа, снявший первый революционный фильм о лейтенанте Шмидте еще до революции, к тому времени он прошел через исключение из партии и угрозу ареста — был против таких аллюзий. Его подход в конечном итоге победил — и в фильме, а затем и в повести четко указывается, что тимуровцы, несмотря на военную тайну, догадываются, что командиры и бойцы Красной Армии находятся на финском фронте. Однако те, кто остановил публикацию, ничего о конфликте не знали. Их заботило другое — какая-то конспиративная организация, никем не организованная, хотя есть пионерское движение. Но через некоторое время публикацию “Тимура” все-таки разрешили. Повесть вышла практически одновременно с премьерой фильма, поскольку сначала Гайдар написал сценарий.

Эта главная книга Гайдара появилась почти случайно. После того как Рахиль Соломянская лишила его крыши над головой, он несколько лет скитался по стране, живя случайными заработками, подрабатывал журналистикой, хотя уже был известным писателем, брал бесконечные авансы, жил на дачах у друзей и знакомых или снимал где-то угол, а то и просто ночевал под мостом. Неустроенный быт, запои, припадки, периодическое попадание в психбольницу не делали жизнь радостной и не способствовали творчеству. Друзья Гайдара Лев Кассиль и Константин Паустовский попросили Александра Разумного помочь бездомному и бедствующему писателю, дать хоть какую-то работу. Разумный устроил Гайдара редактором в свою съемочную группу, они подружились, и Гайдар даже одно время жил в доме режиссера.

Разумный вместе с Яковым Протозановым снимал в это время фильм “Личное дело” по запискам ленинградского учителя В. Поташова о мальчике, который украл микроскоп в школе. Гайдар с отвращением писал диалоги к чужому “скверному сценарию”. Но ему очень понравилась киноэкспедиция, съемочная группа, дети — исполнители главных ролей, и он предложил Разумному этим же составом, с теми же ребятами снять другой фильм, по его сценарию. К сценарию приступил тут же, еще во время съемок “Личного дела”. Главную героиню (Женю) писал под Катю Деревщикову (любопытно, что в жизни маленькая кинозвезда, как дочь “врага народа”, не была пионеркой). Разумному, испытывавшему то приливы, то отливы сталинской милости, разрешили снимать фильм, не утверждая сценарий в высоких инстанциях, поэтому по ходу работы менялись сюжетные линии, появлялись новые герои и эпизоды. Гайдар, вероятно, основывался на опыте своего военного детства. В первый раз он сбежал из дома на фронт в десять лет. В письмах воевавшему отцу писал том, как маленькие гимназисты помогают семьям фронтовиков-героев. Прототипами тимуровцев были скауты Первой мировой войны, они на домах погибших Георгиевских кавалеров рисовали свою эмблему — знак того, что семья погибшего находится под их покровительством. Во время съемок фильма Гайдар и переделал сценарий в повесть.

Гайдар был человеком трагической судьбы. В детстве ему приходилось убивать людей, поэтому в его книгах так часто это делают дети. В юности он был карателем на Тамбовщине, потом на юге нашего края и в Хакасии. Гайдар брал заложников и расстреливал пленных. Даже в то жестокое время он отличался бескомпромиссной жестокостью, за что и был исключен в 18-летнем возрасте из партии и выгнан из армии (оформление “по инвалидности” произошло только через два года). Впрочем Гайдар такой был не один. В это же время другого знаменитого писателя, его ровесника и тоже “чоновца” Михаила Шолохова за превышение власти ревтрибунал приговорил к расстрелу, и только несовершеннолетие спасло для истории будущего нобелевского лауреата.

Исковерканное гражданской войной, насквозь милитаризованное сознание, казалось бы, должно было обязательно изуродовать его творчество. И сам он пытался это делать — и враги кругом, и дети-убийцы, и хотел он из своих юных читателей “готовить краснознаменную гвардию, но в итоге рождались пронзительно светлые книги о дружбе, о чести и долге, о товариществе и высокой романтике. Вряд ли есть какое-нибудь другое художественное произведение, побудившее в массовом порядке маленьких граждан нашей страны делать добрые дела. Это потом тимуровское движение (Гайдар это слово не любил, предпочитал говорить “игра”) обюрократили, выхолостили, возглавили и заорганизовали, в общем, похоронили. В июле 1941 года приехавший в Киев Гайдар увидел вокзал, заполненный маленькими киевлянами, которые помогали врачам разгружать эшелон с раненными бойцами. “Кто это?”, — спросил писатель. “Это наши тимуровцы”, — ответили ему. И далеко не сентиментальный Гайдар, не стесняясь, заплакал…