Маршал чучхэ

Как советские военные сотворили “живое солнце Кореи”

65 лет назад, 19 сентября 1945 года, в корейском порту Вонсан с трапа парохода “Пугачев”, прибывшего из Владивостока, спустились несколько человек в форме офицеров Советской Армии. “Я — Ким Сон Джу,”— представился встречавшим капитан с орденом Красного Знамени. Так началась стремительная карьера человека, создавшего единственную сохранившуюся до сегодняшнего дня коммунистическую диктатуру сталинского типа, великого вождя товарища Ким Ир Сена.

Во время Потсдамской конференции Сталин в качестве жеста доброй воли предложил Трумэну поделить Корею по 38-й параллели на две оккупационные зоны — советскую и американскую, хотя СССР без особых усилий мог бы оккупировать весь Корейский полуостров. Вероятно, у Сталина тогда не было никаких планов относительно перспективы коммунистического будущего Кореи. Иначе непонятно, зачем он сделал американцам такой подарок. 11 августа части 25-й советской армии под командованием генерал-полковника И. М. Чистякова перешли китайско-корейскую границу. Уже через три дня война на полуострове закончилась, японское командование объявило о капитуляции своих войск в Корее. Советская Армия остановилась на 38-й параллели, американские военные появились на юге только 8 сентября.

Первоначально Советский Союз при создании местной администрации в своей зоне оккупации ориентировался на правонационалистические силы, участвовавшие в антияпонском Сопротивлении. Ни о каких коммунистах речи не было в силу их малочисленности, кроме того, относительно дееспособное коммунистическое подполье существовало только на юге. Вообще, как таковой единой корейской компартии никогда не было. После 1917 года эмигранты из Кореи несколько раз основывали партию в Иркутске, Вехнеудинске, Омске, Шанхае. Наиболее влиятельной была партия, созданная самым популярным корейским политиком той эпохи Ли Дон Хви и Александрой Ким-Станкевич в Хабаровске. Именно от этой партии в Исполком Коминтерна вошел ученый-философ Пак Дин Шунь (он же Иван Федорович Пак).

Ли Дон Хви был самой крупной фигурой антияпонской оппозиции и первым премьер-министром Временного правительства Кореи (в изгнании), с которого по южнокорейской Конституции считается начало государственности Республики Корея. Этот пост он уступил Ли Сын Ману — будущему первому президенту Южной Кореи. Он умер во Владивостоке в 1935 году, возглавляя дальневосточный комитет МОПРа (международной организации помощи революционерам); в отличие от КНДР в Южной Корее его память увековечена, он считается национальным героем, а в 1995 году посмертно награжден высшим “Орденомнезависимости за заслуги в создании государства”. Александра Ким — единственная кореянка в большевистской партии с дореволюционным стажем — погибла в японской тюрьме во Владивостоке. И. Ф. Пак, как и большинство корейских коммунистов, живших в СССР, был расстрелян в Москве в 1937 году. К 1945 году в Корее не осталось ни одного крупного коммуниста, известного как на родине, так и в СССР.

Однако в многонациональном Советском Союзе существовала достаточно многочисленная корейская диаспора. В основном это были потомки переселившихся в 60—90-е годы Х1Х века в Российскую империю иммигрантов. СССР использовал своих граждан корейской национальности во внешнеполитических целях, как он это делал в отношении советских поляков, прибалтов, болгар и представителей других народов. Спецслужбы начали направлять в Корею в основном по каналам Коминтерна для разведывательно-диверсионной деятельности советских корейцев с середины 1920-х годов. Большинство из этих людей, а их были сотни, погибли в японских тюрьмах.

Те, кому удалось выжить, стояли у истоков создания КНДР. Самые известные из них — супружеская пара Ким Ён Бом и Пак Чон Э (в старой транскрипции ее имя писалось Пак Ден Ай, а в СССР ее звали Верой Цой). ГПУ забросило их в Корею в 1931 году, несколько лет они провели в японской тюрьме, после прихода советских войск Ким Ён Бом стал руководителем Северокорейского бюро компартии, то есть по существу первым генсеком, однако не удержался на этом посту (вероятно, не вызывал доверия из-за нахождения в японской тюрьме), был оттеснен и вскоре умер. Бывшая уссурийская учительница Вера Цой продержалась значительно дольше — двадцать лет она входила в четверку высших руководителей КНДР, была членом политбюро и секретарем ЦК, даже получила международную Сталинскую премию “За укрепления мира между народами”, активно участвовала в репрессиях против других советских корейцев. Однако в 1971 году она сама попала в немилость к Ким Ир Сену и исчезла с политической арены (по некоторым сведениям, была арестована, в 1990-е годы была еще жива).

В 1937 году после начала японо-китайской войны 172 тысячи этнических корейцев были выселены из приграничных районов Дальнего Востока в Среднюю Азию. Это была первая сталинская депортация целого народа. Значительная часть корейской интеллигенции была репрессирована. Как к нации “японских шпионов”, потеряли к советским корейцам интерес и спецслужбы. Однако с началом Великой Отечественной войны военная разведка возобновила практику использования советских корейцев в качестве агентов в Корее. Среди заброшенных нелегалов был и бывший начальник районо в Казахстане Пак Чан Ок. Он стал человеком номер два в КНДР, вице-премьером и членом политбюро, после ХХ съезда КПСС был смещен со всех постов, а позже расстрелян Ким Ир Сеном без суда и следствия (из опубликованных в 2002 году Горбачев-Фондом документов следует, что Хрущев и Брежнев, возглавлявший делегацию КПСС на корейском съезде в 1956 году, по существу, сдали Пака из-за желания не обострять отношения с Ким Ир Сеном).

В массовом порядке советских корейцев начали отправлять в Корею после освобождения страны от японцев. Корейцев-фронтовиков было немного — депортированных не призывали в армию, только не проживавшие раньше на Дальнем Востоке, а потому не попавшие в спецпоселения могли попасть на фронт. Практически все они были отправлены создавать новую корейскую армию. Среди них был, например, замечательный военачальник Петр Иванович Цой. Чудом выживший после изуверских пыток в сталинских застенках, советский полковник, ставший корейским генералом, вошел в военную историю как разработчик и организатор фантастической операции по молниеносному захвату Сеула в 1950 году.

Тысячи советских корейцев, живших на положении спецпоселенцев в Средней Азии, неожиданно для себя оказались на руководящих должностях в Северной Корее. В силу нехватки образованных специалистов, некоторые попали в Корею прямо из сталинских лагерей. Первым секретарем созданной Трудовой партии Кореи стал исключенный перед войной из ВКП(б) бывший руководитель Дальневосточного крайкома комсомола Александр Иванович Хегай, взявший себе имя Хо Га И. В 1953 году он был убит по заданию Ким Ир Сена (по кимирсеновской версии, покончил с собой). Советские корейцы возглавляли пять из восьми региональных организаций партии, три из восьми отделов ЦК, составляли четверть состава ЦК и треть политбюро, руководили всеми ключевыми министерствами, вузами, крупными учреждениями. Большинство из них вернулись в 1950—1960-е годы в СССР, но сотни были репрессированы, погибли в лагерях Ким Ир Сена. Лишь единицы, как Вера Цой, министр иностранных дел Нам Ир (бывший декан Самаркандского пединститута) и особенно бывший рядовой работник прокуратуры из Кзыл-Орды Николай Игнатьевич Пан (Пан Хак Се), возглавлявший органы безопасности КНДР, стали преданными слугами режима Ким Ир Сена. Зловещий палач Пан Хак Се, прозванный “корейским Берией” до самой смерти в 1994 году входил в высшее руководство КНДР.

Загадкой ХХ века остается, каким образом малограмотный корейский парень, который планировал остаться жить в СССР, сумел избавиться от мощного советского присутствия (а заодно и китайского — часть высшей номенклатуры КНДР состояла из китайских корейцев, они тоже либо вернулись в Китай, либо погибли в лагерях) и создать самую живучую в истории диктатуру. Если бы на месте Ким Ир Сена оказался другой человек, то, вероятно, корейская история, да и мировая (вряд ли тогда была бы корейская, а по сути, третья мировая война 1950—1953 годов) пошла бы по-другому. А так могло произойти. Несколько лет назад незадолго до своей смерти советский историк-японист Григорий Меклер, много лет хранивший молчание, рассказал, как это произошло. В 1945 году он был начальником 7-го отдела (спецпропаганда) политуправления Дальневосточного фронта. Его вызвал маршал Мерецков и поручил приглядеться к офицерам 88-й бригады, сформированной из китайцев, корейцев и коренных народов Дальнего Востока. Меклеру понравился капитан Цзинь Жичэн, как тогда на китайский манер звался будущий корейский генералиссимус.

В опубликованном не так давно личном деле капитана кроме прочего говорилось, что партизан Ким Сон Джу “с середины 1930-х годов стал пользоваться псевдонимом Ким Ир Сен, взяв фамилию своего погибшего командира отряда, пользовавшегося большим авторитетом у корейцев”. Это, казалось бы, рядовое замечание, возможно, и сыграло очень важную роль и в биографии будущего вождя и в истории. Дело в том, что псевдонимом Ким Ир Сен, что в переводе означает “восходящее солнце”, в 1920—1930-е годы пользовались несколько (а может, и несколько десятков) командиров корейских партизан. Поэтому в пограничных с Маньчжурией районах это имя было известно. Первоначально Ким Сон Джу, которому Меклер дал блестящую рекомендацию, видимо, планировался на должность коменданта Пхеньяна. У военных властей возникли разногласия с главой северокорейской администрации Чо Ман Сиком — весьма уважаемым деятелем той эпохи (его называли “корейским Ганди”, через пять лет его расстреляли по приказу Ким Ир Сена), и было принято решение найти другого национального героя в противовес Чо Ман Сику.

Советские корейцы на эту роль не годились. Тогда и вспомнили о многочисленных Ким Ир Сенах. В политотделе 25-й армии срочно начали сочинять героическую биографию. Одним из авторов был заместитель Меклера и выдвиженец Хегая по комсомолу майор Кан (потом Кан Сан Хо станет директором Высшей партийной школы, зам. министра внутренних дел и министра образования КНДР, в 1990-е годы напишет “Воспоминания спецпереселенца” о депортации). Инструкции по формированию образа “легендарного героя корейского народа” были разосланы в политорганы всех советских воинских частей. Трудами военных пропагандистов незаметный корейский мальчик, эмигрировавший вместе с родителями в Китай, где действительно принимал участие в партизанском движении, стал “организатором антияпонского Сопротивления”. И хотя в 1940 году он вместе с десятком товарищей бежал из Маньчжурии в СССР, где сначала немного посидел в лагере, а потом был направлен в военное училище, после чего служил под Хабаровском в особой 88-й бригаде, в новой своей биографии все эти годы он находился в корейском подполье.

На митинге в Пхеньяне в честь Советской Армии генерал Чистяков презентовал его как “знаменитого партизанского вождя и национального героя” и предоставил слово наряду с Чо Ман Сиком. Несмотря на конфуз (речь “вождя партизан” писалась по-русски и неудачно была переведена кем-то из советских корейцев, сам же Ким, учившийся в китайской школе, тогда путал китайские и корейские иероглифы одинакового начертания, отчего речь получилась сумбурной и непонятной); официальная северокорейская пропаганда преподносит это событие как ключевое в истории Кореи — якобы это был митинг в честь Ким Ир Сена, которого встречал восторженный освобожденный народ.

Советские военные тогда посмеивались. А зря. Недооценили юношу. Ему потребовалось четыре года, чтобы действительно стать первым лицом в государстве, а потом еще семь лет, чтобы расправиться со всей высшей номенклатурой КНДР и превратиться в земного корейского бога.