Русская Нобелиада

По традиции сегодня или завтра в конце Нобелевской недели в Стокгольме объявят лауреата Нобелевской премии по литературе за 2010 год. Сейчас это событие считается важным, но особого общественного ажиотажа не вызывает. Однако так было не всегда. В октябре 1965-го и 1970 годов присуждение премии Михаилу Шолохову и Александру Солженицыну имело колоссальный резонанс, так же как в октябре 1933-го и 1958 годов, когда премию получили Иван Бунин и Борис Пастернак.

Вообще у русской литературы достаточно сложные отношения с Нобелевской премией, как, впрочем, и у мировой литературы. Шведская Академия в свое время отказала в присуждении премии Марку Твену, Эмилю Золя, Марселю Прусту, Францу Кафке, Герберту Уэллсу, Джеймсу Джойсу, Френсису С. Фицджеральду, Райнеру М. Рильке, Полю Валери, Бертольду Брехту и многим другим великим писателям, включая норвежца Генрика Ибсена и шведа Августа Стриндберга (из 105 лауреатов 13 писателей — скандинавы, и эта непропорциональность всегда была предметом критики Шведской Академии). Однако именно с русской литературой связаны основные нобелевские скандалы. Когда через пять лет после смерти и оглашения завещания Альфреда Нобеля Нобелевский комитет обсуждал первые 25 кандидатур, ни у кого не было сомнений, что первым лауреатом станет Лев Толстой, крупнее которого в мировой литературе просто никого не было. Именно Толстого и рекомендовал комитет, однако академики, сославшись на формальное нарушение сроков выдвижения, его кандидатуру отклонили. Лауреатом за 1901 год стал Рене Сюлли-Прюдом, неплохой французский поэт, но по масштабам дарования и значения в мировой культуре, безусловно, уступавший Льву Толстому.

История повторилась через год — премию опять не присудили Толстому, ее получил немецкий историк Теодор Моммзен за “Историю Рима. Причем, как позже выяснилось, кандидатуру Толстого отвергли за его высказывания против церкви и государства. Хотя тайна нобелевских обсуждений всегда строго оберегается, протоколы по этой причине не ведутся, но мемуарные источники приоткрывают завесу секретности, особенно что касается начала ХХ века. Кандидатуру Джека Лондона, например, отвергли за приверженность социализму, а Эмиля Золя — натурализму. Кроме того, материалы Нобелевского комитета, хранящиеся в архиве Шведской Академии, становятся доступными по истечении полувекового срока. Сейчас хорошо известно, какую роль сыграл секретарь Академии Карл Вирсен в антитолстовских интригах того времени. В 1903 году премию присудили забытому теперь норвежскому поэту и журналисту Бьернстерне Бьернсону, вновь отвергнув Толстого, а другие широко обсуждавшиеся русские писатели — Чехов, Короленко, Горький — даже не преодолели стадию выдвижения (в этом году до стадии обсуждения в Нобелевском комитете дошли две русские кандидатуры — Евгений Евтушенко и Бэлла Ахмадуллина, но вряд ли мы завтра услышим имя кого-нибудь из них). После того как премию получили в 1904 году теперь почти забытые Фредерик Мистраль и Хосе Эчегерай-и-Эйсагирре, Лев Толстой (а именно его Нобелевский комитет рекомендовал в 1902, 1903, 1904-м и 1905 годах, а шведские академики упорно отвергали), сам граф заявил, что никогда не примет эту награду. Действительно, ситуация стала крайне неприличной: главный писатель планеты, величайший из всех литераторов того времени, оказался недостоин этой премии. Скандал с кандидатурой Льва Толстого сильно сказался тогда на престиже Нобелевской премии.

До Второй мировой войны претендентами на Нобелевскую премию было совсем немного русских писателей — Д. С. Мережковский, А. М. Горький, И. А. Бунин, К. Д. Бальмонт и И. С. Шмелев. Шведские академики явно и демонстративно не хотели признавать значение русской литературы. В 1917 году они единодушно отвергли Горького с формулировкой “его анархистские творения не вписываются в рамки Нобелевской премии” и присудили ее слабому датскому романисту Хенрику Понтоппидану. Горького отвергали за “приверженность большевизму” (несмотря на “исполненными правды, силы и философской глубины” произведения!). Когда, наконец, в 1933 году великая русская литература была отмечена премией Ивану Бунину, никто не сомневался, что это политическое решение. В СССР “Литературная газета” написала на следующий день, что “матерого волка контрреволюции Бунина, чье творчество, особенно в последнее время насыщенное мотивами смерти, распада, обреченности”, наградили за антисоветские заслуги. Антисоветский мотив, конечно, присутствовал, но было и другое — Шведская Академия не могла больше игнорировать русскую литературу. Это вызывало недоумение как самих лауреатов, так и культурную общественность Запада. Было очевидно, что это несправедливо.

К тому времени левые настроения среди европейской интеллигенции, в том числе в самой Швеции, набрали небывалую силу. С этим пришлось считаться шведским академикам, и после присуждения премии Бунину впервые (не считая Горького) Нобелевский комитет обратился к советской литературе. Именно тогда впервые возникло имя совсем молодого Михаила Шолохова. Осенью 1965 года на пресс-конференции в Стокгольме по поводу присуждения ему премии сам Шолохов сказал: “Согласен, что получаю ее с опозданием на тридцать лет”. И это в определенной мере справедливо. Шведские слависты выдвинули кандидатуру Шолохова в 1935 году. Ему тогда было всего 30 лет, но он уже был всемирно известным писателем, не оконченный еще “Тихий Дон” справедливо считался на Западе советским “Войной и миром”. Но именно потому, что роман был не завершен, Нобелевский комитет отказался обсуждать кандидатуру Шолохова. В 1940 году это стало невозможным из-за советско-финской и начала Второй мировой войн.

В 1946 году вновь была выдвинута кандидатура Шолохова. К тому времени, видимо, Сталин поменял свое отношение к премии, потому что только этим можно объяснить пропагандистскую кампанию в советской печати в поддержку кандидатуры Шолохова. “Литературная газета” накануне решения Шведской Академии 1946 года писала: “В области литературы за последние годы неоднократно выдвигалась кандидатура М. Шолохова, писателя, которого хорошо знают и любят в Швеции”. О том, что это было “неоднократно”, советские читатели узнали впервые и с большим удивлением. Но в условиях “холодной войны” присуждение премии пусть даже самому известному советскому писателю было проблематичным. Потепление началось в 1954 году. Показывая свою заинтересованность, Нобелевский комитет официально обратился к старейшему русскому писателю, академику Академии наук СССР С. Н. Сергееву-Ценскому с просьбой предложить кандидата на Нобелевскую премию. Предложение было неожиданным, Союз писателей СССР оказался в затруднительном положении и обратился к секретарю ЦК КПСС М. А. Суслову: либо “публично мотивированно отказаться … с разоблачением этой организации, являющейся инструментом поджигателей войны”, либо выдвинуть “борца за мир”.

Пока секретариат ЦК, а затем президиум рассматривали этот вопрос, подошли к концу сроки выдвижения. Повторилась история с Львом Толстым 1901 года. Но Сергееву-Ценскому пришел ответ Нобелевского комитета, что “кандидатуру Шолохова обязательно выдвинут на следующий год”. В 1954 году премию получил Эрнст Хемингуэй. Однако на следующий год шведские академики опять отвергли Шолохова. В 2015 году Шведская Академия должна открыть архивы тех лет, и станет известно — почему. Но вряд ли по идеологическим причинам. Потому что премию получил исландский коммунист, большой друг Советского Союза и лауреат Международной Сталинской премии Халлдор Кильян Лакснесс. Вообще в послевоенный период Шведская Академия сильно отошла от антикоммунизма — среди лауреатов достаточно много коммунистов или близких к ним левых писателей. Причем они не исчезли и после распада СССР и крушения коммунизма: Кэндзабуро Оэ (1994), итальянский марксист Дарио Фо (1997), ортодоксальный португальский коммунист Жозе Сарамаго (1998), австрийская левая Эльфрида Елинек (2004), старейшая британская коммунистка, хотя сейчас она уже не состоит в партии, 90-летняя Дорис Лессинг (2007).

Достаточно много левых и коммунистов среди лауреатов было и полвека назад. В этом смысле Хрущев сделал большую глупость с Борисом Пастернаком. Впервые роман “Доктор Живаго” был опубликован в 1957 году в Италии издательством Итальянской компартии Фельтринелли , и первыми пропагандистами романа были французские писатели, члены ЦК ФКП Луи Арагон и Андре Стиль. “Тихий Дон” Шолохова не только талантливее романа Пастернака, но объективно куда более антисоветский по содержанию. Однако нелепая кампания против Пастернака в СССР (о чем позже сожалел сам Хрущев, прочитавший “Доктора Живаго” на пенсии) немедленно вызвала реакцию на Западе. Пастернака выдвинули на Нобелевскую премию.

Шведский ПЕН-клуб и шефствовавший над ним принц Вильгельм высказались в пользу Шолохова. Нобелевский комитет рассматривал вариант разделить премию между Шолоховым и Пастернаком. Однако из-за опасения, что Шолохов в этом случае откажется от премии (такой вариант действительно обсуждался в ЦК КПСС), Шведская Академия назвала лауреатом Пастернака. Шолохов, видимо, рассердился и на академиков, и на дураков в родном ЦК. Находясь за границей, он заявил: “Коллективное руководство Союза советских писателей потеряло хладнокровие. Надо было опубликовать книгу Пастернака “Доктор Живаго” в Советском Союзе, вместо того чтобы запрещать ее. Надо было, чтобы Пастернаку нанесли поражение его читатели”, и, отметив “блестящие переводы” Пастернака, назвал его роман “аморфной массой”. Если бы не глупость Хрущева, Пастернак может быть вообще бы не получил премию или получил ее как признание мастерства советской литературы.

На следующий год кандидатуру Шолохова из соображений политкорректности не рассматривали, а премию получил итальянский поэт-коммунист Сальваторе Квазимодо. В последующие пять лет, возможно, пытаясь избавиться от обвинений в политической ангажированности, академики присуждали премию левым писателям, в том числе коммунисту Иво Андричу. Крайне левый Жан-Поль Сартр в 1964 году отказался от премии, в его заявлении были и такие слова: “Вызывает сожаление тот факт, что Нобелевская премия была присуждена Пастернаку, а не Шолохову, и что единственным советским произведением, получившим премию, была книга, изданная за границей и запрещенная в родной стране”. После этого в Москву приехал вице-президент Нобелевского комитета специально узнать, не сделает ли Шолохов то же, что и Сартр? Шолохов написал письмо Брежневу, политбюро решило: от премии отказываться не надо. И в 1965 году Шолохов, наконец, стал Нобелевским лауреатом. А через пять лет премию присудили Александру Солженицыну, но в смысле творчества (тогда не было еще ни “ГУЛАГа”, ни “Красного колеса”) Шведская Академия опиралась исключительно на восторженные оценки советских литературоведов, которые были сделаны, когда Солженицына выдвигали на Ленинскую премию.

С тех пор великая русская литература Нобелевской премией не отмечалась, американский гражданин Джозеф Бродски в 1987 году премию получил не как русский писатель.