Генная хореография

Антикризисный проект Владимира Моисеева

Ансамбль танца Сибири имени Михаила Годенко отмечает в этом году юбилей. Коллективу исполняется 50 лет. Последние двадцать лет были трудными для него. Постперестроечные неурядицы совпали с уходом из жизни основателя. Поиски нового художественного руководителя, увы, не оправдывали надежд ни коллектива, ни зрителей… Человек, который бы стал новым лидером, смог бы найти общий язык с коллективом, никак не находился. Ни из своих, ни из приглашенных.

Руководство края сделало еще одну попытку и предложило возглавить коллектив человеку, в танцевальном мире известному и авторитетному. И он не смог отказаться. С января 2010 года Красноярский ансамбль танца Сибири возглавил заслуженный артист, бывший танцовщик Большого театра Владимир Моисеев. Кстати, внук того самого легендарного Игоря Моисеева, основоположника жанра народно-сценического танца.

— Владимир Борисович, Вы — классический танцовщик, много лет служили в Большом театре, создали Русский национальный балетный театр. Сегодня руководите ансамблем народного танца. Почему Вы решили попробовать себя в другом жанре?

— Сразу поправлю. Я — не классический танцовщик, а характерный. У меня было более широкое амплуа, чем у артиста классического балета. В Большом театре я исполнял характерные, гротесковые ведущие роли: Тореадора в “Дон Кихоте”, Визиря в “Легендах о любви”, фею Карабос в “Спящей красавице” и так далее. Мне повезло: сыграл массу и характерных, и игровых ролей, и даже драматических. Одна из последних на сцене Большого театра — роль отца главной героини Петра Леонтьевича в постановке Владимира Васильева “Анюта”.

— А Русский национальный балетный театр существует сегодня?

— Да. Мы создали его с моим партнером Евгением Амосовым в 2001 году. Сейчас руководство труппой целиком легло на него, так как волею судьбы я работаю сегодня в Красноярске. Не смог отказаться от интересного творческого предложения, которое мне сделали в прошлом году на тот момент губернатор края Александр Хлопонин и министр культуры Геннадий Рукша. Я тридцать лет служил в Большом театре, и теперь наступил новый этап в моей жизни, и то, чем занимаюсь сегодня, — для меня чрезвычайно интересно. По всей видимости, гены дали о себе знать.

— А Вам приходилось танцевать в ансамбле у своего знаменитого деда?

— Никогда не работал в ансамбле Игоря Моисеева, но у меня было несколько номеров из его репертуара. В любом случае, я вырос в ансамбле, и тема народного танца мне близка. Почему не пошел в ансамбль? Хотел доказать и семье, и деду, и себе, что я — самостоятельная единица, могу добиться успеха не только благодаря знаменитой фамилии, которая в советское время гремела на весь мир. Поэтому закончив Московское академическое хореографическое училище, поступил не в ансамбль, куда прийти, думал я тогда, всегда успею, а в Большой театр. Кстати, Игорь Александрович Моисеев в свое время тоже прошел школу Большого театра, он не только танцевал, но и поставил несколько балетов: “Спартак”, “Три толстяка”...

— Может быть, проще было самоутверждаться не в хореографии, а в чем-то другом? Благо спектр творческих профессий велик.

— Я не мыслил себя в другом жанре. Как вы думаете, чем в жизни будет заниматься ребенок, если вся семья — дедушка, бабушка, мама, папа, тетя — работают в ансамбле? Я вырос в коллективе Игоря Моисеева. Основательно же стал заниматься хореографией лет с восьми: в ансамбле был замечательный педагог, в прошлом ведущий солист Большого театра Александр Максимович Руденко. Именно с ним начал постигать азы профессии у станка.

— Местные старожилы не раз рассказывали мне легенды, как ансамбль Годенко перетанцовывал коллектив Моисеева…

— Оба коллектива были известны не только в Советском Союзе, но и в мире. Но какой коллектив был лучше или хуже, сказать нельзя. Годенко и Моисеева нельзя сравнивать: у двух прославленных мастеров были разные стили, подход к танцу. В свое время в стране специально создавались так называемые коллективы-витрины, главной задачей которых было представлять советское государство за рубежом. Их немного: ансамбль Моисеева, ансамбль танца Сибири, ансамбль “Березка”, ансамбль армии Александрова, хор Пятницкого, где танцевальная группа была очень сильна. И каждый имел свое направление. Игорь Александрович Моисеев строил свою политику на базе классической школы. По всей видимости, балетное образование и работа в Большом дали о себе знать, когда он стал заниматься народным танцем.

Академический фольклор — так можно назвать направление, в котором он работал. А у Михаила Семеновича Годенко чистота академических позиций всегда была на втором плане. Его заботили совсем другие вещи: динамика, темперамент, темпоритм, массовость на сцене, сюжетика. Это совсем другая эстетика, на формирование которой, скорее всего, повлиял прошлый опыт работы и в Ленинградском мюзик-холле, и Северном хоре. У Годенко получился свой уникальный стиль, который четко прослеживается в таких постановках, как “Сибирь моя”, “Махонька”, “Птичий двор”, “Речники”, “Регулировщики”…

— А сейчас академическим основам в ансамбле будет уделяться особое внимание?

— Будет. Времена поменялись, это просто необходимо: зрителя теперь не возьмешь только размахом, эмоцией. Благо для наращивания профессионального багажа артистов в Красноярске есть все возможности, в том числе хороший хореографический колледж, который имеет народное отделение.

— Когда Вы давали свое согласие возглавить красноярский ансамбль, думали о том, что брать брендовый коллектив, успех и слава которого неразрывно связаны с выдающимися качествами бывшего руководителя, это не менее тяжелый крест, чем носить знаменитую фамилию? Ведь будут постоянно сравнивать со знаменитым предшественником.

— Думал, но это неизбежно. Тут ничего не поделаешь: не может быть второго Годенко, Моисеева, Шпиллера и так далее.

— Наверняка когда Вас принимали на работу в коллектив, Вам говорили о традициях Михаила Семеновича Годенко, которые обязательно нужно сохранять.

— Говорили.

— А в чем заключаются эти традиции? Ведь невозможно с уходом мастера сохранить былую ауру в коллективе, как и сто лет танцевать только постановки из репертуара Годенко.

— Тут можно назвать несколько аспектов. Это, во-первых, сохранение золотого фонда — номеров Михаила Семеновича, — для этого их нужно периодически подновлять в духе времени. Не нужно, да и неправильно танцевать, как тридцать-сорок лет назад. Сегодня в ансамбль приходит молодежь с другим восприятием мира, образованием, она более мобильная, стремительная. Они не смогут танцевать так, как их родители. Во-вторых, мы не собираемся менять внешний облик ансамбля: придумка Михаила Семеновича, что все девушки в нем должны быть блондинками, — отличная идея. На этой находке очень много построено.

— Но каждый руководитель желает не только продлевать жизнь чужих постановок, но и заявить о себе как о мастере с индивидуальным почерком.

— Наверное. Но у меня нет желания на базе ансамбля Годенко создавать свой коллектив и ставить с ним только мои номера, тем самым реализовывая собственные творческие амбиции. Я вижу другой путь развития ансамбля, который мне очень интересен. Дело в том, что много гастролируя с Большим театром, я имел счастье повидать мир, познакомиться с культурными традициями и искусством разных стран. В том числе и с хореографией. Мне бы хотелось расширить творческий диапазон ансамбля именно в направлении танца народов мира, естественно, не забывая о фольклорных традициях большого и удивительного Красноярского края. Вообще Михаил Семенович создал не просто коллектив народного танца, а коллектив-синтез, в творчестве которого сошлись воедино различные тематики, жанры, направления. И я намерен эту линию продолжать. В этом тоже будет заключаться сохранение годенковских традиций.

К юбилейному концерту, который состоится в декабре этого года, мы готовим программу, над которой работают десять балетмейстеров со всей страны. Приглашенные постановщики очень разнятся по стилю, эстетике, танцевальной лексике. Мы хотим, чтобы зрители увидели знакомый ансамбль с новой, может быть, неожиданной стороны. Надо двигаться вперед, невозможно бесконечно эксплуатировать только постановки Годенко, иначе очень скоро ансамбль превратится в танцующий музей. Кстати, эта проблема остро стоит перед всеми брендовыми ансамблями: и “Березкой”, и ансамблем Моисеева. Сегодня мы с ансамблем танца Сибири берем на себя смелость показать другим коллективам, чей взлет пришелся на 60—70-е годы прошлого столетия, один из путей развития. Кроме того, нам бы хотелось, чтобы в зрительный зал пришла молодежь, а не только давние почитатели творчества Михаила Семеновича, а это невозможно сделать, имея в репертуаре только ретрономера. То же можно сказать и про новые кадры для ансамбля. Молодых нужно чем-то заинтересовывать.

— Проблема с кадрами существует?

— Да, она существует. Особенно это касается мужской части коллектива. Дело в том, что сейчас для талантливых молодых артистов отменены квоты, которые позволяют им не служить в армии. Вы не поверите, но танцовщик, не имеющий возможности танцевать, репетировать, может потерять квалификацию всего за год. А это значит, что вернувшись из армии, человек уже не сможет вернуться в профессию. Получается, государство зря потратило деньги на его восьмилетнее обучение. Другой вариант — тоже удручает. Сегодня многие юноши, выпускники хореографических училищ России стараются пройти службу в качестве артиста военного ансамбль песни и пляски в Москве. Отслужив, они, как правило, остаются там работать. Получается, что регионы, которые вкладывали средства и силы в подготовку танцовщика, остаются без кадров, даря их столицам. Это тоже неправильно.

— Сегодня, будучи руководителем большого коллектива, Вы вспоминаете профессиональные наставления деда?

— Конечно. Что-то сохранилось на уровне подсознания, ведь я часто бывал на репетициях. Особенно пригождаются мне его советы по поводу отношений с артистами. Но мне очень помогает и то, что я сам вышел из этой среды. Считаю, что должен быть не просто руководителем, а психологом. Нужно видеть в каждом человеке личность, индивидуальность. Если этого не учитывать, то ты не сможешь найти ни с кем общий язык.

— Танцевальная династия Моисеевых после Вас продолжается?

— Династия берет начало с моего деда Игоря Александровича, которого его отец — юрист-международник отдал в балетную студию Мосоловой. В 20-е годы прошлого столетия в Москве было неспокойно, и чтобы ребенок не болтался без дела на улице, решили обучать его хореографии. Кроме того, посчитали, что танцы хороши для общего развития и красивой осанки. С этого все и началось. Что касается молодого поколения нашей семьи… Сын Игорь отучился три года в Московском хореографическом училище, потом он уехал вместе с матерью, моей бывшей супругой, в Канаду, которая в Торонто преподает балет. Там Игорь стал юристом, занимается банковским делом. Так что в данном случае уместнее говорить, что он вернул все на круги своя, избрав направление, которым занимался его прапрадед. У меня есть еще дочь, которой сейчас всего три года. Поэтому серьезно говорить о ее будущей профессии пока рано. В любом случае я ни на чем не буду настаивать.