Исход

На самом деле и то и другое было не совсем верным. Война на Дальнем Востоке продолжалась еще два года (она почему-то советской историографией рассматривалась отдельно), а в эмиграции к ноябрю 1920 года находилось уже больше двух миллионов человек. В эти же ноябрьские дни была разгромлена армия “Российской Восточной окраины” под командованием атамана Г. М. Семенова, ее участники были разоружены и интернированы в так называемых “цицикарских лагерях”, а общая численность российской колонии в Маньчжурии к ноябрю 1920 года составила 288 тысяч человек.

Тем не менее крымская эвакуация армии Врангеля действительно стала одним из самых важных и трагических событий отечественной истории. На 126 судах Русской эскадры — линкорах, крейсерах, эсминцах, даже на ледоколах и подводных лодках, а также на мобилизованных пароходах в течение трех дней из Севастополя, Феодосии, Керчи, Евпатории и Ялты Россию покидала навсегда Белая армия. Барон Врангель издал приказ: “Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками Русская Армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда... По моему приказу приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделил с армией ее крестный путь... Для выполнения долга перед Армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Открыто, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает. Да ниспошлет Господь всем силы и разум пережить и одолеть русское лихолетье”.

Дальнейшие пути действительно были неизвестны. Военных и гражданских беженцев расселили в лагерях под Константинополем, на Принцевых островах и в Болгарии. В 20—30-е годы в европейских военных академиях изучали опыт крымской эвакуации как образец сложнейшей военно-транспортной операции. Считалась, что она была очень хорошо организована. Начальник Французской военной миссии генерал А. Брюссо докладывал министру иностранных дел Франции Л. Барту: “Можно сказать, что в целом погрузка была осуществлена с большим спокойствием и в соответствии с наметками. Но был спасен лишь личный состав, вся материальная часть и лошади из-за нехватки свободного тоннажа были оставлены… Смогли уехать все желающие, население вело себя весьма спокойно”. Вообще, в том, что эвакуации состоялась, была заслуга самой Франции. Кроме судов Русской эскадры, в ней участвовало двадцать французских военных кораблей (а также британские и американские). Командовавший французской эскадрой на Черном море адмирал Дюмениль обратился по телеграфу к советскому правительству и командованию Красной Армии с ультиматумом — если советские войска будут мешать эвакуации, французский флот начнет бомбардировку населенных пунктов на Черном море. Это означало войну с Францией.

Поэтому стоявшие на подступах к Севастополю части 51-й стрелковой дивизии под командованием В.К.Блюхера и 1-й Конной армии С.М.Буденного не рискнули начать военную операцию. Город был взят лишь 15 ноября, после того как последние корабли Русской эскадры покинули Севастопольскую бухту. В Крыму остались 54 697 солдат и офицеров Русской Армии. Кто-то из них, вероятно, поверил в обещания большевиков. Еще в сентябре Лев Троцкий обратился с воззванием “К офицерам армии барона Врангеля”, в котором говорилось: “Рабоче-крестьянская Россия нуждается в труде, в хозяйственном и культурном возрождении. Оно может быть достигнуто лишь путем прекращения бессмысленной и бесполезной гражданской войны. Во имя единодушного труда всех и всего, что есть честного в русском народе, руководимые заботой о возрождении трудовой России, мы призываем вас: …сложите оружие, бесчестно направленное против собственного народа. Честно и добровольно перешедшие на сторону Советской власти — не понесут кары. Полную амнистию мы гарантируем всем, переходящим на сторону Советской власти. Офицеры армии Врангеля! Рабоче-крестьянская власть последний раз протягивает вам руку примирения”. Позже под этим воззванием подписались еще 162 человека, включая Ленина.

Прославленный генерал А.А.Брусилов, возглавивший “Особое совещание при главнокомандующем всеми вооруженными силами Советской Республики” и по сути ставший правой рукой Троцкого, подписал обращение к Русской Армии — призвал “сложить оружие и не проливать братской крови”, пообещал создать под своим командованием Крымскую Красную армию, куда все офицеры будут приняты в тех же должностях. Аэропланы Красной Армии разбрасывали над Крымом листовки за подписями Ленина и Фрунзе, гарантирующие амнистию. 11 ноября М. В. Фрунзе обратился по радио лично к Врангелю с предложением прекратить сопротивление и обещал амнистию сложившим оружие. Однако все это оказалось пустыми словами.

Часть крупных большевиков, в том числе назначенный руководителем “чрезвычайной тройки по Крыму” Г. Л. Пятаков выступали против репрессий. Командование 6-й Красной армии — А. И. Корк и Г. Л. Пятаков — в середине ноября отправили председателю Реввоенсовета Троцкому телеграмму: “В Евпатории, Севастополе, Ялте организованы революционные комитеты… Местами продолжают блуждать небольшие остатки белой армии, ищущие кому сдаться. Часть остатков врангелевской армии уже взяты в плен. Количество сдающихся добровольцев увеличивается… Реввоенсовет армии-6 ходатайствует о помиловании всего командного состава армии Врангеля (численность двадцать тысяч)”, они предлагали освободить пленных. В ответной телеграмме на имя Фрунзе (как старшему по должности) Троцкий написал, что “тройка” должна “все внимание сосредоточить на той задаче, для которой и создана “тройка”. То есть на репрессиях. Выступая на совещании московского партийного актива 6 декабря 1920 года, Ленин сказал: “Сейчас в Крыму 300 000 буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим”.

“Переваривали” в форме массовых расстрелов. 17 ноября был издан приказ Крымревкома № 4, по которому все служившие в армии Врангеля лица должны были в трехдневный срок явиться для регистрации. Многие восприняли эту регистрацию как акт амнистии. Однако вставших на учет вскоре арестовали. 29 ноября 1920 года “Известия временного севастопольского ревкома” опубликовали первый список расстрелянных — 1 634 человека, 30 ноября второй список — 1 202 человека. Общее число расстрелянных составило 29 тысяч человек. Это официальные цифры. По тем же цифрам советские войска Южного фронта при штурме Перекопа и Чонгара (а это и решило судьбу белого Крыма) потеряли убитыми и ранеными 10 тысяч человек. В Севастополе целый квартал был обнесен колючей проволокой — там создали концлагерь для врангелевцев. Концлагеря были созданы также в Керчи, Феодосии, Симферополе, Ялте. Репрессиями руководили приехавшие из Москвы с чрезвычайными полномочиями Розалия Землячка и венгерский коммунист Бела Кун.

Страшная резня офицеров вызвала возмущение даже у многих партийных работников, включая главу ВЧК Феликса Дзержинского. Выбравшиеся из Крыма иностранцы рассказывали о диких погромах. ВЦИК вынужден был направить в Крым специальную комиссию по расследованию. Сам Дзержинский публично признал факт массовых убийств и вину за это своих подчиненных и партийных руководителей “троек”: “совершена большая ошибка. Крым был основным гнездом белогвардейщины, и, чтобы разорить это гнездо, мы послали туда товарищей с абсолютно чрезвычайными полномочиями. Но мы никак не могли подумать, что они ТАК используют эти полномочия”. Но виновные в крымской трагедии отделались партийными выговорами и понижением в должностях.

Крым действительно был последним клочком белой земли, и туда со всей России стянулись противники Советской власти. Однако значительную часть эвакуированных в Константинополь 11—14 ноября составили гражданские лица — около 60 тысяч человек. Французский генерал А. Брюссо свидетельствовал, что многие корабли союзников ушли пустыми, хотя могли взять с собой беженцев. Возможно, это произошло из-за неразберихи. Генерал П. Н. Врангель в своих мемуарах ставил себе в заслугу, что вывез из Крыма всех желающих. В эмиграции это была общепринятая оценка крымской эвакуации, сейчас она распространена и в российской исторической литературе. Советские художественные фильмы, наоборот, показывали паническое бегство белогвардейцев. Действительно, Врангель планировал вывести 70—75 тысяч человек. На это количество рассчитывались запасы продовольствия, воды и так далее. На судах людей оказалось в два раза больше.

Командовавший до Врангеля войсками белого Крыма генерал Яков Слащов, получивший за военные заслуги вторую часть фамилии (Слащов-Крымский, он был прототипом генерала Хлудова в булгаковском “Беге”) еще в Константинополе написал гневную брошюру “Требую суда общества и гласности”. Врангель предал боевого генерала (семь ранений и две контузии) суду чести и разжаловал. Там же в эмиграции Слащов выпустил мемуары, в них картина эвакуации сильно отличается от врангелевской оценки: “Я узнал о приказе Врангеля, гласившем, что союзники белых к себе не принимают, за границей жить будет негде и не на что, поэтому кто не боится красных, пускай остается”. Слащов рассказывал, что от его имени кто-то послал телеграмму, что прорыв красных ликвидирован, он командует обороной и приказывает всем сгружаться с судов и идти на фронт. “В Феодосии, и в Ялте этому поверили и, помня первую защиту Крыма, сгрузились с судов: из-за этого произошла сильная путаница и потом многие остались, не успев вторично погрузиться. Эвакуация протекала в кошмарной обстановке беспорядка и паники… мародеры и “люмпен-пролетариат” разносили магазины, желая просто поживиться, я мог наблюдать картины бегства и разгул грабежа… для меня места на судах не оказалось, и я был помещен на “Илью Муромца” (ледокол Русской эскадры — С. К.) по личной инициативе морских офицеров”. Через год Слащов вернулся в Советскую Россию. Преподавал на высших командных курсах “Выстрел” и был убит своим курсантом из чувства мести.

И уехавших, и оставшихся последних воинов империи ждала трагическая судьба.