Свобода в кредит

Юридическая ликвидация крепостничества растянулась на 22 года

150 лет назад 3 марта 1861 года (19 февраля по ст. ст.) в России, как считается, было отменено крепостное право. На самом деле освобождение крестьян было делом вовсе не одномоментным и растянулось на долгие годы. А 19 февраля Александр II подписал Манифест “О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей” и “Общее Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости”.

Полуторавековой юбилей стал заметным событием общественной жизни. Вожди право-либеральной оппозиции выступили со своим “манифестом”. В документе (авторы Леонид Гозман, Борис Надеждин и др.) говорится: “Руководство России не уделяет этой дате практически никакого внимания. В частности, не поддержаны неоднократные обращения партии “Правое дело” к президенту России, в которых предлагалось сделать день отмены крепостного права государственным праздником — Днём свободы”. Это не совсем так. Дата отмечается на государственном уровне. Банк России выпустил юбилейную 1000-рублевую монету, правительственные учреждения, Академия наук проводят торжественные мероприятия, созданы оргкомитеты по празднованию — наиболее активный в Санкт-Петербурге во главе с Валентиной Матвиенко. Но, что интересно, и либерально-оппозиционные и проправительственные (в частности начальника питерского отделения “Единой России” одного из организаторов официальных торжеств Вадима Тюльпанова) оценки этого исторического события весьма похожи. Крестьянскую реформу XIX века они сводят к доброй воле “царя-освободителя”, открывшего возможности для “экономической и политической модернизации страны”. Такая наивная вера в барина, даровавшего свободу.

Александр II, бесспорно, был реформатором. Бесспорно и то, что крестьянская реформа положила начало глубочайшим изменениям в России. Объективно это было одно из самых главных событий отечественной истории. Однако осуществление реформы было вовсе не таким безоблачным, а “отцы-реформаторы” были отнюдь не стратегами модернизации и защитниками прав угнетенного народа. 19 февраля, в шестую годовщину своего вступления на престол, Александр II подписал “Положение о крестьянах” и Манифест. При этом сказал историческую фразу: “Когда народ увидит, что ожидание его, то есть что свобода по его разумению не сбылась, не настанет ли для него минутаразочарования?” Сразу обнародовать документы царское правительство не решилось. С 26 февраля начиналась Масленица — русский народ гулял. Власти решили не рисковать и дождаться протрезвления подданных. Поэтому реформа была объявлена только с началом Великого поста: в столицах 5 марта, а в регионах дотянули до 2 апреля. С 19 февраля происходила передислокация приведённых в боевую готовность войск. Были выданы боевые патроны, офицерам запрещалось отлучаться из солдатских казарм. Поместные дворяне укрепляли и вооружали свои усадьбы либо бежали в города, а многие за границу. В “съезжие” (полицейские дома) возами доставляли розги. Сам государь сильно нервничал. Министр внутренних дел П. А. Валуев 20 февраля написал в дневнике, что император не ночует в своих апартаментах, а во дворце держали для него наготове лошадей.

Как-то не очень эта атмосфера всеобщего страха соответствует “величайшему историческому акту обретения свободы”. Да и сами “освобожденные” почему-то были очень недовольны “свободой”. 1861 год стал годом массовых крестьянских выступлений. До объявления реформы, по данным III отделения, с 1 января по 5 марта произошло всего 11 крестьянских волнений, а с 5 марта до конца года — 1848 вооруженных выступлений. Они жестоко подавлялись. “Кандеевское восстание” (название по деревне в Пензенской губернии), в котором участвовало 14 тысяч человек, было разгромлено уже в апреле. Когда карательные войска под командованием флигель-адъютанта графа А. С. Апраксина кроваво подавили восстание в Спасском уезде Казанской губернии, охватившим сразу 90 деревень, Александр II пометил на донесении графа: “Не могу не одобрить действий гр. Апраксина”. Для подавления крестьянских волнений кроме полицейских сил и войск внутренней стражи было направлено 64 пехотных и 16 кавалерийских полков регулярной армии.

Реформа уродливо решала главный русский вопрос того времени — вопрос о земле и весьма условно вопрос о воле. Формально помещичьи крестьяне получили личную свободу, вместе с ней усадьбу и полевой надел в постоянное пользование. Причём в течение девяти лет они не могли от него отказаться, но обязаны были по-прежнему отрабатывать за него барщину и платить оброк. В среднем крестьяне получили по 3,3 десятины на ревизскую (то есть мужскую, женщинам земля не полагалась) душу. Это на 20 процентов меньше, чем они пользовались до реформы. В некоторых регионах, например в Поволжье, это сокращение составляло до 42 процента. Такой надел не мог прокормить крестьянина.

Земля юридически оставалась собственностью помещиков до заключения выкупной сделки, а крестьяне считались “временнообязанными”, т. е. по-прежнему выполняли феодальные повинности. Причём не было установлено, как долго такое положение будет сохраняться. Только через 20 лет, в декабре 1881 года, появился закон об обязательном выкупе, по которому “временнообязанные” переводились на выкуп, причём только с 1 января 1883 года. Таким образом, юридическая ликвидация крепостничества растянулась на 22 года — это в губерниях Центральной России. А на национальных окраинах “временнообязанные” вообще сохранялись 1913 года. Реформа дала крестьянину право выкупить надел и усадьбу. Причём 20 процентов выкупной стоимости крестьянин должен был внести помещику немедленно, а 80 процентов составляла выкупная ссуда у государства под грабительский процент (шесть процентов годовых на 49 лет). Только во время революции, в 1906 году, крестьяне перестали платить выкупные платежи. К тому времени они переплатили государству в три раза больше, чем стоила эта выкупленная земля. Крестьяне получили личные права, но помещики сохранили полицейскую власть над “временнообязанными”, они по-прежнему представляли крестьян в суде, до 1903 года сохранялись телесные наказания.

В историческом плане реформа Александра II действительно была “великой”. Она положила начало русскому капитализму. Но в то же время она была настолько уродливой, что в конечном итоге привела к 1905-му, а потом и к 1917 годам. Россия, как справедливо писал, находясь в Красноярске В. И. Ленин, страдала не от капитализма, а от недостатка капитализма. Этот “недостаток” в свою очередь и был продуктом “великой реформы”. Вся история подготовки и проведения этой реформы — это цепочка попыток уйти от решения проблемы. Реформу под давлением внешних обстоятельств готовили люди, которые вовсе не хотели эмансипации своего народа и не думали ни о какой модернизации страны. Даже сам Манифест от 19 февраля был написан митрополитом Филаретом (двоюродным прадедом ведущего “В мире животных” Н. Н. Дроздова) — ярым противником отмены крепостного права. Читать этот документ обычному человеку совсем непросто (а крестьяне неграмотные его слушали), по словам И. С. Тургенева — “будто написан по-французски и переведен на неуклюжий русский язык каким-нибудь немцем”. Л. Н. Толстой так его оценил: “Мужики ни слова не поймут, а мы ни слову не поверим”. Филарет был человеком весьма учёным и даже академиком по Отделению русского языка и словесности, но Манифест составил так, чтобы запутать простого русского крестьянина. Престарелого митрополита в народе звали Филькой. И, естественно, Манифест мгновенно и справедливо получил название “Филькина грамота”.

Александр II поручил составление Манифеста Филарету, вероятно, из тех же соображений, из которых набирал авторов реформы. В России, в том числе в правящем классе, были люди действительно по-реформаторски настроенные, но император опирался совсем на других. В январе 1857 года он учредил очередной комитет для подготовки решения крестьянского вопроса. Такие органы создавал и его отец. В комитет вошли: князь А. Ф. Орлов, бывший шеф жандармов, возглавлявший после Бенкендорфа III Отделение, лично подавлявший на Сенатской площади выступление декабристов; ещё один начальник III Отделения, после поражения в Крымской войне поменявший пост военного министра на должность главного жандарма В. А. Долгоруков; граф М. Н. Муравьев-Виленский, получивший вскоре прозвище “Вешатель”; кровожадный князь П. П. Гагарин, приговоривший в 1849 году 21 диссидента, в том числе молодого Ф. М. Достоевского, только за распространение “самиздата” к расстрелу (правда, смертная казнь им потом была заменена каторгой и тюрьмой), и ещё несколько таких же персонажей, имевших репутацию откровенных реакционеров. Председателем комитета стал Орлов, который говорил, что скорее отрубит себе руку, чем подпишет освобождение крестьян с землёй.

Даже считавшийся ещё до революции сторонником реформы министр внутренних дел С. С. Ланской писал, что его задача “нерушимо охранять” крепостнические права дворянства. Он предложил юридически освободить крестьян, но без земли с переходным периодом в 12 лет. Ещё до Манифеста царь утвердил эти предложения в рескрипте прибалтийскому генерал-губернатору В. И. Назимову. Проект этот был бессмысленным, потому что даже поздним предложением Гагарина о “дарственном наделе”, то есть освобождении без выкупа с небольшим наделом, в четверть обычного (меньше десятины, т. н. “кошачий надел”) воспользовались меньше пяти процетов помещичьих крестьян. С подачи Ланского были созданы и дворянские комитеты в губерниях с правом внесения поправок. Поправки были направлены на выхолащивание реформы, поскольку комитеты представляли интересы поместных дворян. Только глава тверского комитета А. М. Унковский предлагал справедливое решение и, кроме того, выступал за реформирования суда и гласность, за что и был разжалован и отправлен в ссылку. Позднее он прославился как адвокат, защищая интересы крестьян против помещиков.

Другой путь реформы был возможен. В. О. Ключевский писал, что более 2/3 дворянских имений и 2/3 крепостных душ были в залоге у государства. Дворяне разорялись и брали ссуды, по которым имели большие недоимки. Можно было перевести крестьян в разряд государственных, а затем освободить с землёй. Тогда и вся александровская “модернизация” пошла бы другим путём. Может, и не было бы революции 1917 года.