Легенда российского джаза Давид Голощёкин: «Путин был незаметной фигурой, все крутились вокруг Собчака»

Он виртуозно владеет десятком инструментов: контрабасом, фортепиано, трубой, саксофоном, ударными, флюгельгорном, вибрафоном… А ещё он - один из немногих музыкантов в мире, которые играют джаз на скрипке. Делает он это потрясающе, впрочем, как и всё, за что берётся. Его упорству и трудолюбию можно позавидовать, он прошёл путь от опального музыканта до народного артиста России. Сегодня Давид Голощёкин директор единственной в мире филармонии джазовой музыки, легенда российского джаза, один из лучших музыкантов страны.

_- Давид Семёнович, джаз - это элитарная музыка? _

• Безусловно. Точно так же, как и классическая музыка.

- То есть её нужно учиться понимать?

• Понимать джаз, как и играть, нельзя научить. Это либо дано, либо нет. Однажды подобный вопрос я задал выдающемуся джазовому музыканту Диззи Гиллеспи: почему так мало людей любят джаз? Он подумал и ответил: «Уши у людей либо открыты, либо закрыты. Те, у кого они открыты, любят хорошую музыку, а остальные ничего не любят». Закрытых ушей в мире, к сожалению, больше.

- Вас растили как академического музыканта. Когда Вы решили выбрать стать джазменом, то никто не предупреждал о бесперспективности, проблемах в жизни и карьере? Ведь джаз был запрещённой музыкой.

• Хотя моей маме и нравился джаз, но она всегда говорила: «Додик, ты кончишь плохо - ты кончишь жизнь в ресторане». К счастью, она дожила до того момента, когда мне присвоили первое звание - заслуженного артиста России - и я уже стал директором джазовой филармонии в Санкт-Петербурге. Мама признала, что я был прав, сделав свой выбор в пользу джаза.

_- А как, несмотря на запрет «буржуазного искусства» в нашей стране, Вам удалось избежать участи ресторанного музыканта? Более того, у Вас своя филармония, звание, известность, почёт и уважение со стороны как зрителя, так и властей. Это везение? _

• Отчасти. И в то же время справедливая плата за мою работу, за любовь и преданность джазу. К счастью, жизнь сводила меня с людьми, которые верили в мои способности и помогали. Хотя большая часть моей жизни прошла в борьбе за право играть джаз. Повезло мне и в том, что рухнула старая идеологическая система, иначе моя карьера могла бы и не сложиться. Судьба меня столкнула с Валентиной Ивановной Матвиенко, которая сегодня является губернатором Санкт-Петербурга и которая очень серьёзно помогла и помогает мне.

_- Это очень полезное знакомство - с губернатором… _

• Я познакомился с ней давно, в 1975 году, когда она ещё не занимала столь высоких постов. Я работал тогда в системе МВД - во Дворце культуры имени Дзержинского. Меня взял туда директор этого ДК, друг моего отца, очень смелый и прогрессивный человек, так как из-за увлечения джазом больше меня не брали ни в одну концертную организацию. Проработал там семь лет и там же создал свой ансамбль в 1968 году. В то время в Ленинграде невозможно было услышать джаз, но у нас, как у работников системы МВД, были некие преференции. Так, в 1970 году появились афиши «Два часа джаза в ДК имени Дзержинского.

Ансамбль Давида Голощёкина». В 1975 году меня вдруг пригласили в обком комсомола, где сказали, что открывают Дворец молодёжи и им нужен такой ансамбль, как наш. Там я и встретился с Валентиной Матвиенко, которая тогда была вторым секретарём обкома комсомола. Работая во дворце, мы побывали на Международном фестивале молодёжи и студентов в Гаване. Звание лауреатов фестиваля повысило наш статус, и с ансамблем уже стали считаться. Шло постепенное потепление, приближались горбачёвские временам. В конце концов коллектив допустили к работе и дали статус официального советского оркестра. Правда, в нашем репертуаре зарубежной музыки могло быть не более четверти. И вот наступил конец 1980-х - время сложное и противоречивое.

Монополия государственных концертных организаций отступила. Появилась масса кооперативов, которые стали катать попсу. Джаз оказался никому не нужен. Закончилось это тем, что меня вызвал директор Ленконцерта и сказал: «На будущий 1989 год я не заключил ни одного контракта: никто не хочет брать джаз. Так что работу тебе не гарантирую». С мыслью «что же делать?» я стал искать выход из этой тупиковой ситуации. Приятель посоветовал сходить к Матвиенко, которая в ту пору была уже заместителем председателя горисполкома и ведала культурой. Я долго отнекивался: прошло много лет, как мы не общались, но всё-таки позвонил. Она вспомнила меня, приняла, выслушала и спросила, что я хочу. Мне же, чтобы спасти свой коллектив, нужно было постоянное помещение, где мы могли бы играть джаз, ведь в Питере полно было любителей этого жанра.

Это были времена, когда массово умирали кинотеатры - начался бум видеосалонов. Матвиенко мне говорит: «Недавно закрыли кинотеатр «Правда». Хочешь - забирай под свой джазовый центр». Побежал посмотреть, что за помещение мне предлагают. Оно было в самом центре города и оказалось прекрасным - такой маленький театр с балконом. Надо сказать, что это здание историческое - ранее дом принадлежал фарфорщику Кузнецову. В общем, идеальная площадка для джаза. Перед его закрытием там сделали ремонт, но меня не устраивал пол, который, как и в любом кинотеатре, был покатым. Я хотел, чтобы в моём джазовом клубе стояли не ряды, а столики. В общем, зал нужно было переоборудовать. Помочь в этом могли тогда только спонсоры, которых я активно стал искать... И неожиданно для меня возникла война за это помещение. В этом же доме, в подвале, находился одиозный ресторан «Тройка» - там работало первое и единственное на то время варьете, где танцевали полуголые девицы. Это злачное место посещали и бандиты, и высокопоставленные чины, и партийные работники… Когда директор «Тройки» узнал, что кинотеатр закрывается, он стал настаивать, чтобы помещение отошло ему под ресторан. Пришёл ко мне и сказал: «Ничего у тебя всё равно не получится.

Сколько у тебя, как у директора, будет зарплата? Двести рублей? Я буду тебе платить тысячу: будешь выходить в белом костюме, десять минут играть на своей скрипке, а после тебя - варьете, стриптиз и так далее». Я не согласился пойти на «выгодную» сделку, и началась война. Надо сказать, что в друзьях у владельца ресторана были многие руководящие работники Ленинграда, в том числе и председатель горисполкома, в замах у которого была Матвиенко. Почему она стала защищать меня и пошла против собственного начальника, для меня до сих пор секрет. Но, надо признать, искусство и талантливых людей она ценит и любит - не только мне, многим помогла. В общем, мы победили. Денег мне дал недруг директора «Тройки», который решил ему насолить. Вручая деньги, он сказал: «Мне от тебя ничего не нужно взамен. Только одно условие: обязательно открой свой джазовый клуб». Вот в такую интригу я был втянут. В общем, в 1989 году я открылся. Надо сказать, что мой благодетель, как и директор ресторана, надеялся, что джазовый центр долго не протянет, и постоянно предлагал мне всяческие авантюрные проекты. «Джаз - это хорошо, но деньги надо как-то зарабатывать: давай до десяти вечера твоя музыка играет, а после - стриптиз, будем собирать особую публику, - уговаривал он. - Каждую неделю будешь по миллиону в кармане уносить». Но я не поддался. Слава богу, он понял, что меня бесполезно совращать, и через полгода отстал, а не поступил в духе времени - не сломал мне руку или что-то ещё.

- Как жилось Вам в новые времена?

• Матвиенко уехала в Москву, а Собчак, который тогда пришёл к власти, был далёким от музыки человеком. Я боялся, что джазовую филармонию могут закрыть, ведь её деятельность финансировалась из бюджета города. В филармонию же я никак заманить Собчака не мог, но меня приглашали на различные светские приёмы, где я, кстати, познакомился с Путиным. Он в тот момент был незаметной фигурой, все крутились вокруг Собчака. Никто и не мог предположить, что Путин станет человеком номер один в стране. Мы до сих пор с ним общаемся, он иногда приглашает нас выступить в своей питерской резиденции. Что касается Собчака, тот здесь мне тоже помог случай. К тому времени я сменил название своей организации - из джазового центра она превратилась в филармонию.

Один раз ко мне приехали помощники Собчака и стали всё проверять, смотреть, что это за филармония у меня такая. Оказывается, к нему приехал глава Гидебурга, который в своём городе проводил джазовый фестиваль, сам пел и играл на гитаре. О чём он и рассказал Собчаку. Тот встрепенулся: «А у меня есть филармония джазовой музыки». В общем, привёл заграничного гостя в нашу филармонию. Мэр Гиденбурга не только с удовольствием послушал наш концерт, но и спел вместе с нами. Остался очень доволен. Потом к нам привозили и других представителей власти западных городов. Джазовая филармония стала некой фишкой для Собчака, которая добавляла ему очков в глазах западных коллег. Ведь ни в одной стране мира нет такой организации, как государственная филармония джазовой музыки.

Когда же Валентина Ивановна вернулась домой и стала губернатором, то наши дела пошли в гору: сегодня мы получаем деньги на инструменты, ремонт и прочее. Но надо сказать, что помощь оказывается заслуженно: у нас очень хорошие показатели. Филармония джазовой музыки занимает третье место в рейтинге самых посещаемых туристических мест Санкт-Петербурга. На первом месте - Эрмитаж, на втором - Мариинский театр, на третьем - мы.

- Вас называют консерватором…

• Я им и являюсь. Потому что защищаю права джаза.

- От чего и от кого?

• От всяких новаций, которые не являются джазом. Я культивирую то, что достигнуто в истории джаза. Считаю, что к экспериментам надо относиться осторожно. Например, не понимаю, что такое джаз-рок, потому что рок - это рок, джаз - это джаз. Более того, я пропагандист классического джаза. Считаю, что его, как и всякую хорошую музыку, нужно пропагандировать. Если раньше между Россией и джазом был идеологический барьер, то сегодня - информационный. По какому каналу вы сможете увидеть концерт джазовой музыки? Ни по какому.

_- Скажите, а в США - колыбели джаза - к этому жанру относятся трепетно? _

• Беда Америки заключается в том, что её губит коммерциализация. Этот доллар во лбу убивает всё настоящее искусство. Джаз поначалу развивался как демократическое, популярное направление. Со временем он стал серьёзным искусством, ушёл из танцевальных залов в концертные, стал сложнее для понимания, и с этим жанром осталась небольшая часть слушателей. В то же время в США огромное количество джазовых музыкантов, потрясающе построена система музыкального джазового образования. А спроса на джаз нет. Сами американцы не относятся к джазу серьёзно, государственной политики поддержки этого музыкального направления тоже нет. Ведь джаз можно услышать на каждом углу, его играют очень многие от студента до президента. Отчего-то у американцев нет понимания, что джаз - это единственное музыкальное направление, которое они дали миру, что это то, чем они могут гордиться. В Америке джаз погибает, поэтому масса талантливых музыкантов вынуждены колесить по миру.

_- Наши люди знают об истории возникновения джаза в СССР по популярному фильму «Мы из джаза»… _

• Это плохой фильм, жалкий околоджазовый водевиль, который имеет мало отношения к истории этого музыкального направления. Есть другая картина «Когда святые маршируют», которая довольно ёмко рассказывает о том, как джаз зарождался в нашей стране. С художественной точки зрения, может быть, он не супервыдающийся, но с точки зрения истории отражает всё достаточно точно.

_- Без кого и чего не было бы джазмена Давида Голощёкина? _

• Мне кажется, так или иначе судьба всё равно связала бы меня с джазом. Это сегодня непонятно, как дети ориентируются в существующей музыкальной какофонии, где превалирует плохая музыка, звучащая по радио и ТВ. Раньше источник музыки был один - чёрная тарелка, которая висела в каждом доме. Когда объявляли концерт эстрадной музыки, я бежал к радиоточке. Потому что оттуда звучал другой ритм, звук неведомого для меня инструмента саксофона просто завораживал. Хотя это не было джазом, звучали советские эстрадные ансамбли, но для меня это было что-то особое. Переломным моментом для меня, наверное, стал визит к моей тёте, которая жила вместе с бабушкой, матерью отца. По воскресеньям мы с папой их навещали. Моя тётя была коллекционером: у неё стояли рядами слоники, книги, которые она не читала, но собирала. Коллекционировала она и пластинки, у неё были все новинки.

Так как считалось, что мне, хорошему мальчику, негоже болтаться во дворе с мальчишками, я томился во время этих визитов дома. Однажды мне, изнывающему от скуки, разрешили послушать пластинки. Я стал наяривать на патефоне, слушая всё, что стояло на полках. И вдруг натыкаюсь на Утёсова, который исполнял «Песню американского бомбардировщика»… Я застыл. Дальше в руки попались «Звуки джаза» в исполнении оркестра Цфасмана. Это вообще супер. Потом нашёл пластинку, на которой было написано: «Солнце зашло за угол. Исп. на англ. языке орк. Эллингтона». Ставлю и вдруг слышу что-то невероятное. В общем, теперь каждое воскресенье я стремился попасть к бабушке, чтобы добраться до патефона. Кончилось это тем, что мне его подарили на десятый день рождения. Я бегал в музыкальный магазин и покупал на сэкономленные деньги, выданные на завтраки, пластинки. В 12 лет мама взяла меня на концерт оркестра Олега Лундстрема, после которого я окончательно сошёл с ума.