Голландская художница Ясмайн Виссер: "Амстердам и Красноярск очень близки по формату"

Страна крайностей

“Голландия просто очарована Россией!” — так начала разговор со мной Ясмайн Виссер, голландская художница, участница XI красноярской биеннале “Во глубине”. Ясмайн приезжает в Сибирь второй раз, и в её мастерской уже появилась работа, источником вдохновения для которой стал Красноярск. О своих впечатлениях, планах, искусстве, а также необычном источнике вдохновения Ясмайн охотно поведала в своём интервью.

_ — Вы много путешествовали, видели разные города, как крупные (Москва, Санкт-Петербург), так и сравнительно небольшие. Например, такие, как Красноярск. Как вам кажется, есть ли разница между провинциальным и столичным искусством?_

— К сожалению, в Санкт-Петербурге я не была, посещала только Москву. Безусловно, Красноярск совершенно иной, чем столица, но судить о качественном уровне искусства в Москве или где-то ещё довольно сложно. В крупных городах люди всё-таки более ангажированы, больше политики вкладывается в произведения искусства. Меня не особо интересует политика, более интересна история, разница в менталитете. В ваш город меня привёл в большей степени личный интерес, мне интересны вещи, характерные именно для Сибири, для Красноярска: история, промышленность, тот же самый ГУЛАГ. Искусство, конечно, намного интереснее творить в большом городе, но очень важна связь с провинцией, по которой можно поездить, набраться впечатлений и затем выразить их в своих произведениях. Знаете, провинция — это какой-то особый мир, где всё представлено более ярко, может быть, даже немного искреннее, чем в мегаполисах.

Вообще, я думаю, можно смело сказать, что Амстердам и Красноярск очень близки по формату, возможно, даже по численности населения.

_— Вы сказали, что Голландия очарована Россией, в чём это проявляется? И что именно интересует голландцев в России? _

— Я, наверное, повторюсь, но Голландия и правда очарована Россией, существует даже специальное телешоу: журналисты путешествуют и потом показывают совершенно необычные, даже сумасшедшие вещи про вашу страну. Знаете, такие крайности, которые вызывают бурю эмоций. Иногда это совершенно мифические и неправдоподобные вещи, например про медведей, разгуливающих по улицам (Смеётся.), а иногда это острые и немного жуткие моменты, например поедание собак. Интерес к России очень велик, именно за счёт демонстрации таких крайностей.

Когда я приехала сюда впервые, всё было в диковинку. Мы жили в Академгородке, всё казалось новым, сейчас впечатления приобретают совершенно другой характер.

Когда мои близкие узнали, что я собираюсь в Россию, мне говорили: “Ты что, это так опасно! Там всё так сумбурно, там нет планов, всё происходит совершенно не так, как задумывалось!” (Смеётся.) Но мне очень нравится. И вообще, про Голландию тоже ходит масса мифов, говорят, что мы чистим обувь рыбой вместо крема прямо на улице, ведь мы же морская страна (Смеется.).

— В чем, на Ваш взгляд, разница между российским и европейским менталитетом?

— Если судить на более локальном уровне, то можно сказать, что русские люди более серьёзные, собранные, конкретные. На все вопросы дают чёткий, односложный ответ — “да”, “нет”, “может быть”. На первый взгляд они кажутся суровыми, замкнутыми, особенно сибиряки, но, пообщавшись с ними, понимаешь, что они очень добрые и душевные.

Русские люди очень много думают о политике, экономике, они чтят свою память, своё национальное достояние. Взять, например, ситуацию Второй мировой войны. Конечно, она оставила большой след на всей карте мира, но в России особенно. Одна половина русских очень любят об этом поговорить, считая это глобальным событием, о котором нужно вспоминать с гордостью и почтением. Другая половина говорить об этом не желают, считая это прошлым, трагичной частью истории, но тем не менее и в глазах этой половины загорается какая-то искорка гордости за свой героический народ.

_— У Вас была возможность поработать как с европейскими, так и с русскими художниками. Есть ли разница в творческих процессах, творческом мышлении? _

— Творческий процесс, безусловно, отличается. За всю Европу я, конечно, сказать не могу, она разница очень, очень большая. Могу сказать о Голландии. Работа голландских художников, как и сама страна, обуславливается протестантизмом, это чёткая слаженная структура, ты должен держать свои эмоции при себе, и это заложено в наших людях с рождения. У нас даже говорят: если ты не вписался в какие-либо правила, тебе уготована дорога в ад. Шутка. Если даже сравнить Мондриана и Малевича, то Мондриан — это чёткие, прямые линии и, по сути, такое же строгое мышление. У Малевича же, напротив, гораздо больше эмоций.

Голландия — страна маленькая, и ей очень важно очерчивать свои границы среди общего хаоса, обозначать себя. Вся её жизнь проявлена в искусстве. Что касается других стран, например Германии, немецкие художники очень строгие и собранные ребята, бельгийцы же, напротив, очень весёлые и шумные. Французы утончённые, приверженцы классики, а вот британцы, несмотря на консерватизм, очень любят поп-арт.

_— В свой первый приезд в Новосибирск Вы сказали, что этот город вдохновит Вас на создание новой работы. Вдохновил ли Вас Красноярск? _

— Это очень серьёзный вопрос для меня. Да, Красноярск меня действительно вдохновил, причём на создание нескольких работ, как чёрно-белых, так и цветных. Я подчеркиваю, что есть и цветные работы, именно потому, что на Западе бытует мнение, что Сибирь — это что-то тёмное, мрачное, серое. Я могу сказать, что это не так, тут очень интересно, ярко. Поражают огромные масштабы, размах, ландшафты, всё-всё-всё…Голландия очень маленькая страна, её можно объехать на велосипеде! А тут всё иначе…

Мои полотна — это часть истории, можно сказать, своеобразный процесс формирования мировой системы. Всё начинается с простых элементов, маленькие блоки движутся к дальнейшему развитию, усложняются, видоизменяются, соединяются. Из маленьких структур выстраивается целое сообщество.

Это индустрия. Индустрия существует сама по себе, из неё состоят города, формируется общество. В наибольшей степени меня интересует не индустрия как конкретная сфера, а сам процесс структурировании, усложнения элементов, формирования систем.

— Какими Вы видите пути развитие русского и европейского искусства?

На мой взгляд, искусство как таковое станет более глобальным — и русское, и европейское. Будет возможность смотреть всё это через Интернет, будут проводиться интерактивные выставки. Сейчас художники легко путешествуют из одной точки мира в другую, раньше такой возможности не было. И я нахожу этому лишь одно объяснение — мир всё больше сплачивается, появляется какая-то единая сеть, которая стирает все границы. Неизбежно появится глобальное искусство, которое будет обрастать субискусствами. Русское искусство вполне может занять там своё место. Раньше были конкретные школы, но со временем всё это будет стираться. Что касается форм, то стоит отметить, что классические формы никуда не денутся, и если вдруг произойдёт обращение к ним, то они тоже станут современным искусством. То есть современное искусство — это то, что существует здесь и сейчас, оно оперирует какими-то современными знаковыми системами. Классические формы всегда будут существовать, вот сейчас существует монополия американского искусства, это именно их стезя. Но так дальше не будет, и русское искусство поднимется. Примером размывания границ стала красноярская биеннале.