Новости

Ликвидатора, получившего свыше 25 рентген, сразу выводили из Зоны

Ликвидатора, получившего свыше 25 рентген, сразу выводили из Зоны

25 лет назад на Чернобыльской АЭС произошла катастрофа, потрясшая весь мир. Сегодня и в нашей стране, и за рубежом будут вспоминать ту трагедию, людей, которые участвовали в ликвидации последствий аварии. В числе ликвидаторов был и мой отец, Сендерский Борис Иосифович, врач-радиолог. За выполнение своего долга он был награждён орденом Мужества. Я расспросил его о том времени.

Схема облучения

В конце ноября 1986 года меня вызвали в военкомат и сообщили, что меня направляют в Чернобыль, где мне предстояло служить в должности врача-радиолога Сибирского полка. Я на тот момент работал врачом скорой помощи, а двумя годами ранее прошёл двухмесячную специализацию по радиационным катастрофам.

Из Красноярска мы вылетели командой из 22 человек - офицеры запаса из химвойск, рядовые запаса, водители. Добрались до Белой Церкви, и там пришлось пробыть несколько дней из-за сильного гололёда. Но вскоре машины за нами пришли, мы прибыли в военный лагерь близ Черемошни. Там уже были выстроены два щитовых домика для офицерского состава, и стояли ряды универсальных вагончиков с печным отоплением для рядовых. В каждом батальоне была своя баня. Я поселился вместе с другими врачами - стоматологом и терапевтом. Мой предшественник, радиолог из Омска, страшно обрадовался моему приезду - замены он ждал уже две недели. Довольный повёл меня по своим владениям.

Полковой медицинский пункт занимал половину щитового штабного домика, в котором и располагался кабинет радиолога, ставший с этого дня на время моим. Там было всё необходимое для работы оборудование. Рабочий день врача-радиолога начинался в пятьутра, притом что общий подъём был в шесть. Мы завтракали и выезжали на станцию.

Наш полк стоял в тридцатикилометровой зоне, и по прямому расстоянию от лагеря до Чернобыля было около 27 км. Но мы ездили окружной дорогой, и этот наш ежедневный путь растягивался на 80 км.

К тому же была зима, гололёд, и машины двигались со скоростью не больше 30 километров в час. Добирались часа за два с половиной. Проезжали могильники, огромные территории, заставленные брошенными автомобилями. Всё это было заражено, ничто не подлежало вывозу. Возле города Припяти на балконах домов висело белье, которое уже никто никогда не снимет… Ощущение было неприятное, как будто вмиг все вымерли.

Основная моя работа была не на станции, в мои первостепенные обязанности входила работа с личным составом. Но приходилось и на станцию выезжать. В общей сложности у меня был 21 выезд в Зону и три выезда в город Чернобыль.

Сам рабочий день на АЭС длился шесть часов с перерывом на обед, но вся продолжительность трудового дня была более 12 часов. Работали без выходных. Раньше часа ночи мне редко удавалось переделать все дела. Каждое утро на столе у начальника штаба должна была лежать составленная мною схема облучения личного состава за день. Каждый вечер «секретчики» приносили ко мне в кабинет собранные индивидуальные дозиметры-накопители, мы вместе__ __снимали с них показания и записывали, потом эти дозиметры возвращались. По этим данным я и составлял ежедневно общую схему облучения. Выявленные случаи переоблучения, свыше 25 рентген, приравнивались к ЧП, мы сразу же выводили человека из Зоны. Лучевая болезнь развивается после облучения в 50 рентген. Нормальной была ситуация, если человек получал в день по 1-2 рентгена.

В январе я ездил в Чернобыль на семинар для радиологов, где нам показывали секретные карты распространения радиоактивного облака - куда оно пошло, какие были выбросы. Вначале говорили только о радиоактивном йоде, потом стали говорить о цезии и стронции. В завершении сказали, что и полоний попал в атмосферу. У всех этих веществ очень разный период полураспада. Но даже и на этом семинаре нам не до конца рассказали обо всём, показали не совсем реальные и честные вещи. К примеру, про стронций и цезий нам рассказали лишь, что они оседают, один - в мышцах, другой - в костях, и всё. Я немного о воздействии радиации знал и до этого, со времени учёбы в 1984-м, и с собой взял тетрадь, которую вёл тогда на курсах. Поэтому знал больше. Кстати, потом эту тетрадь последующему радиологу оставил.

Кроме работы с личным составом, приходилось и другими делами заниматься. К примеру, в начале января 1987 года было принято решение валить «рыжий» лес (хвоя деревьев порыжела от выбросов радиоактивной пыли, в том числе и радиоактивного йода). Там нужно было очистить просеку в 25 метров. Мне командир сказал: «Ты радиолог, у тебя аппарат, вот ты первым и пойдешь!», хотя такого не должно было быть. Я призывался как врач-радиолог, а не как разведчик. Личный состав тоже не был приспособлен к физической работе такого плана, так как в него входили в основном водители и химзащита. Но мы были вынуждены это делать. Ситуация осложнялась тем, что стояла очень холодная погода (до 30 градусов морозы доходили), снег - по пояс, работать нужно было в поролоновых зелёных респираторах. От паров разгорячённого работой дыхания респираторы покрывались сосульками, и радиоактивная пыль попадала внутрь. Многие стали жаловаться на кашель, у некоторых стал пропадать голос, в том числе и у меня. Через какое-то время шептала добрая половина личного состава. Особисты запретили врачам ставить диагноз «радиационный ожог», приходилось писать банальные вещи - ларингит, фарингит и прочее. Лечили как респираторное заболевание, тем, что было - аспирином, парацетамолом. Вообще же, надо сказать, медикаментов в распоряжении врачей было достаточно, в этом плане снабжали неплохо.

В Чернобыле я пробыл три месяца, до 2 марта 1987-го. Менял меня красноярский радиолог Виталий Горелик. Я тоже прождал замену около двух недель. По документам я получил дозу облучения 17,4 рентгена.

Были у нас и маленькие радости. Одним из таких приятных событий считаю встречу нового 1987 года. Все участники ликвидации надеялись, что впереди нас ждёт еще много интересного в жизни. Пусть у нас был и сухой закон в зоне Чернобыля, на нашем столе красовалась бутылка «Золотого советского шампанского», привезённого кем-то из Киева. И хотя нас было 15 человек, а бутылка одна, это не важно. Важна наша причастность к общему празднику.

НОВОСТИ КРАСНОЯРСКА