ТИПОГРАФИЯ «ЛЕТУЧИЙ КОРАБЛЬ»: Боженька

«Ангелы на окошке,

Боженька на порожке»

(Песенка)

Нет, скорее всего, я не верю в бога. А может, и верю. Смотря, знаете ли, в какого. Вопрос, наверное, был бы менее неоднозначным, если бы во мне до сих пор не жил мой особенный бог.

И знаете, у меня даже не бог - боженька. Смешно, правда? Это такой образ, кардинально отличающийся от христианского канонически взыскательного бога, который смотрит на нас тяжело и осуждающе глазами Иисуса Пантократора.

Мой бог появился в моей жизни с первой детской библией, которая вкусно пахла типографией. На гладких глянцевых листочках Ной строил ковчег, а Египет терпел бедствия.

О Боге мне говорили бабушка с дедушкой. С того времени он навеки поселился в печной трубе, запахе дров, узорах на стёклах ветхой деревенской избы. Мой боженька - прянично-картонный, разноцветно-бумажный, цветочно-хрустальный, игрушечный, светлый боженька - самый добрый и справедливый - охранял меня от детских страхов, утешал мои слёзы. Я выучила «Отче наш», и ночами, в пустой комнате, наполненной ужасами, страшными привидениями и чудовищами, читала его, и что-то большое, доброе и сильное охраняло меня в те минуты. Я не боялась тогда, не чувствовала себя одинокой.

Мой боженька ожил в грустном лице статуэтки Матки Боски, подаренной в польском обществе на Рождество. Он был в весёлых и светлых рассказах такого милого и кроткого польского ксёндза, бог знает, каким ветром занесённого в нашу глушь. Мой бог был в церковных облатках, в песенках про Пана Езуса, в бабушкиных и дедушкиных рассказах, в моём счастливом детстве. А потом мне стали рассказывать странные вещи, что тот, кто живёт неправедно, попадёт в ад и будет вечно страдать. Я спрашивала, зная, что мои мама и папа живут не очень праведно: «Что если мои родители попадут в ад? Как это? И даже если я буду в раю, то как я смогу там жить без мамы и папы? Кто смеет нас разлучать?»

Мой боженька не мог такого сказать. Он не мог такого позволить.

А сверху всё сыпались и сыпались слова, которые не могли ему принадлежать. Неразрешимых противоречий, жестокости, недоразумений становилось всё больше. Потом я перестала думать о боге, бросила попытки разобраться.

Пришла круговерть жизни, школа. Там нам объяснили, что атмосфера состоит из тропосферы, стратосферы, мезосферы и etc. Богу там места не нашлось.

А через некоторое время я всё-таки вспомнила о своём собственном боге.

В совершенно пустой бревенчатой церкви на самом берегу Байкала.

Солнечный свет льётся из окон, с иконостаса смотрят древние непреходящие кротко-ласковые лики. Ни одного человека. Горит несколько тоненьких свечек. Мягкая тишина, которую нарушает лишь ленивое жужжание внушительной мухи, рассекающей густой воздух с запахом ладана. Жарко. Сесть на скамеечку, прислониться к стене. Вздохнуть. Хорошо. Покойно.

А ведь боженька не потерялся. Он есть. И временами, далеко за полночь, мучаясь на этот раз вполне определёнными страхами, более неразрешимыми, чем в детстве, ибо исходят из меня самой, не находя ни утешения, ни успокоения, внезапно разрешиться молитвой, монотонной, срывающимся шёпотом, глухой, нечленораздельной: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твоё, да приидёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». Спаси и сохрани. Пожалуйста.

Настя Ясеницкая