ЧЕРДАК И ПОДВОРОТНЯ: Ночь, улица, фонарь… ларёк

Ночь. Фонари. Зима. Стремительно развеивается морозный туман, распадаясь на бесконечности морозных снежинок в воздухе. Понемногу проясняется мгла, обнажая многослойную темноту…

Рано темнеет на дворе тридцать первого декабря. Из окна многоэтажек видна маленькая фигурка, пробирающаяся по безлюдным, замершим в напряжении улицам. Она укуталась в старый, негреющий шарф, от неё исходят клубы сухого, отягчающего дыханье дыма, а на голове - серебрятся в морозе серые волоски огромной песцовой шапки. Нетрудно догадаться, что эта фигурка - я…

Только что я вырвался из большого кирпичного магазина, единственного, в котором во всей нашей округе ещё не кончились бенгальские свечи. Мы с мамой забыли прикупить их заранее и вспомнили об этом только вечером последнего перед бессонной ночью дня.

При входе в магазин прозвенел звонок новогоднего колокольчика на двери. Когда я зашёл в магазин, он был пуст - как в отношении покупателей, так и по наличию товаров. Пухлая продавщица за прилавком от нечего делать играла калькулятором. И вот, когда продавщица уже отсчитывала мне сдачу с покупки, её лицо вдруг ярко осветилось голубым светом калькулятора… Свет вокруг нас погас. Подача электричества прекратилась… Дверь на улицу не открывалась… (Дело в том, что в магазине поставили электродвери, которые при выключении электричества закрываются наглухо).

• Так! Без паники… - объявила женщина за прилавком. - Дай мне телефон, я позвоню охраннику дяде Мише.

• У меня нету с собой телефона… - проговорил я, то и дело отрывисто прекращая дыхание.

• Вот дожили, а! Солидный вроде молодой человек! Вон какой малахай знатный, а телефона с собой не носит! - говорила где-то передо мной продавщица. Она уже выключила калькулятор, и её силуэт смутно прояснялся в темноте.

• Да я тут живу-то недалеко… Ну… Я подумал, что…

• Да ладно тебе уже! - перебила она мои оправдания. - Эх… Сколь, бишь, там до нового года осталось-то?

• Не знаю. Часа два, наверное…

• Посидим, дорогой, посидим… - вновь вздохнула она.

Полтора часа свет не подавался в помещение. Мы с продавщицей сидели за прилавком и всё это время толковали о том о сём. Из разговора я узнал, что мою невольную созаключённую зовут тётя Дуня, приехала она из деревни на юге края, не получив образования, работала дворничихой, потом уборщицей на заводе, ну а теперь родственник пристроил её продавщицей в магазин. Муж её, сварщик в прошлом, спился, а детей не было. Периодически она включала калькулятор (так просто, для разбавления этой напряжённой тоски), при его свете круглые часы на стенке показывали, что до Нового года оставалось чуть более получаса. Со вздохом тётя Дуня махнула рукой и достала с прилавка бутылку некрепкого новогоднего шампанского: «Ну что ж, давай хоть так Новый год встретим…».

Посасывая пузырящуюся жидкость из пластикового стаканчика, я в свою очередь рассказал ей про свою жизнь, просветил о Сократе и уже было начал рекомендовать ей платоновские диалоги для чтения за прилавком… Вдруг! Неожиданная, как сам Новый год, вспышка яркого света ударила нам в глаза. Подача электричества в помещение возобновилась. Неоновый свет оставил шрам на наших зрачках.

На всю тёмную улицу загорелся яркой звездой, запылал белым пламенем кирпичный ларёк, прорезая насквозь сумрак. Наскоро напялив шапку и попрощавшись с продавщицей, я выскочил из этой тяжёлой двери, напрочь позабыв о бенгальских свечах. Мороз пахнул мне в лицо, перемешавшись с духотой помещения… Через минуту я, задыхаясь от мороза, бежал сквозь ночную мглу к себе домой. До Нового года оставалось полчаса.

Снег проникал за шиворот, колол лицо, щипал мочки ушей… Через некоторое время ветру и пурге всё-таки удалось меня сломить - я прекратил бежать и, наклонив голову и придерживая шапку, побрёл сквозь метель. То и дело она пыталась сорвать с меня мой малахай, загораживала путь невидимостью и не давала идти далее. Я замёрз, меня колотило. Зная, что заболею теперь в любом случае, продвигался я по ледяным, безлюдным улицам, ничего не видя впереди и рассчитывая только на свою память. Громады многоэтажек смотрели на меня свысока. Проходя мимо электронных часов возле моего дома, я увидел, что до Нового года осталось десять минут…

Я был один посреди этого страшного мира, где огромная, тёмная ночь сгибает под себя любого человека, снег и метель не дают выйти на улицу, а огромные серые дома смеются ярким светом в окнах над редким бедолагой, попавшим в эту снежную стихию.

На общественном катке возле дома резвилась небольшая группа молодёжи. Для них было включено радио, по которому уже передавался бой Кремлёвских курантов…

Я остановился посреди улицы. Так они были громки, эти удары. И с каждым новым звуком, пролетающим по всем уголкам нашей огромной страны, на душе мне становилось всё легче и легче. Я больше не бежал сломя голову по тёмным переулкам, а стоял на холмике над катком, и весь каток, и все эти люди, остановившиеся на нём и смотревшие радостными лицами то на меня, то друг на друга, были видны мне…

И вот пробило ровно двенадцать. Прозвучали первые аккорды гимна, и низкие голоса запели его. Я снял свою огромную шапку и вздыхал на этот раз ровно и спокойно. Агрессивный ветер теребил мои волосы. Нос был красным, а я - запыхавшимся и счастливым оттого, что наконец-то наступил Новый год. На протяжении всего гимна пурга несколько раз хотела снести меня с ног, уши почти что отваливались, а глаза были прищурены от коловшего их снега.

Стоял я, задумавшись, и мыслил: «Вот так я и встретил Новый год. Как его встретишь, так и проведёшь. Весь год я буду идти сквозь налетающую то и дело пургу, меня будет сбивать с ног метель, и огромные дома будут смеяться над моим маленьким ростом и хилой фигуркой. Но не сломят они меня на пути к родному дому. Я устою на ногах и не упаду в снег. Я добьюсь желанной цели во что бы то ни стало!..»

Молодёжь на катке дружно подпевала гимну. Кто-то достал из кармана петарду и выпустил в воздух. Первый свет от неё озарил небо Нового года…

Артём Трофимов, литературный лицей, 8-й класс