Новости
Русский француз
Как православного человека, его отпевали в русском соборе святого Александра Невского, где когда-то прощались с Тургеневым, Шаляпиным, Буниным, Тарковским. С краткой траурной речью выступил и тогдашний посол России во Франции, а ныне министр культуры Александр Авдеев. Пожалуй, это было единственное и весьма скромное официальное признание заслуг Труайя перед русской культурой. Французы в этом смысле высказывались значительно сильнее. Министр культуры Рено Доннедье де Вабр говорил на похоронах «о соединении двух великих традиций», о том, что «благодаря Труайя русский роман стал немного французским». Президент Жак Ширак, который в ранней молодости под влиянием книги Труайя «Пушкин» увлёкся русским языком и русской литературой (так, что даже перевёл «Евгения Онегина»), говорил на траурной церемонии, что любимый писатель французов «сумел своим мастерством соединить эпопею, историю, французские и русские страсти», а в официальном некрологе написал: «Под пером этого гиганта словесности билось сердце русского ребёнка, усыновлённого Францией». Шираку вообще этот образ нравился, он и на столетии Труайя говорил о «великом французском писателе с сердцем русского ребёнка».
Во Франции, гражданином которой Лев Тарасов стал в возрасте 23 лет, он был удостоен всех самых высших наград. Был одним из 75 Кавалеров Большого креста Ордена Почетного Легиона (самая почётная награда Франции). В 27 лет получил Гонкуровскую премию, став, таким образом, самым молодым её лауреатом за всю историю французской литературы. В 47 лет стал «бессмертным» - так во Франции называют членов Французской Академии. Их всего 40 человек - самых выдающихся представителей культуры, Труайя в ХХ веке был самым молодым академиком, а в конце жизни и самым пожилым. У него были литературные и государственные награды многих стран, и только его историческая родина - Россия никак официально не отметила писателя.
Вряд ли найдётся какая-либо другая зарубежная страна, представителей культуры которой мы так обильно (и заслуженно) награждали, как Франция. Того же Жака Ширака у нас награждали не как государственного деятеля, а «за гуманитарную деятельность». Именно так звучала формулировка Указа Президента Медведева о присуждении Государственной премии Российской Федерации Шираку, хотя вообще-то эта премия учреждалась как « высшее признание заслуг личности перед государством в деле духовного развития Отечества». При всей любви Ширака к Пушкину вряд ли у него есть огромные личные заслуги перед нашим государством в деле духовного развития нашего Отечества. Впрочем, Ельцин умудрился наградить Ширака даже орденом «За заслуги перед Отечеством» I степени, который тогда (до учреждения ордена Святого апостола Андрея Первозванного) являлся высшей государственной наградой Российской Федерации. Причём с нарушением Статута (?) ордена («за особо выдающиеся заслуги, связанные с укреплением российской государственности», что, собственно, следует и из названия награды).
Тем не менее Ширак действительно много сделал для укрепления культурных связей между нашими странами. Наверное, не меньше, чем Морис Дрюон - ещё один французский писатель с российскими корнями, и, кстати, лучший друг Труайя. Дрюона в последние двадцать лет его жизни у нас отмечали ежегодно - то премией, то орденом, то избранием в Российскую академию наук. С ним много раз и в Москве, и в Париже встречался Владимир Путин, Черномырдин на своём самолёте возил его в Оренбург, откуда родом отец писателя. Между тем Дрюон, при всех его несомненных заслугах, не знал русского языка, российская тематика в его творчестве практически отсутствовала. Тогда как по книгам Анри Труайя, для которого русский язык был родным, во всех университетах мира изучают русскую культуру, историю, литературу.
Труайя был не только писателем, но и историком-исследователем. Работал в архивах, музеях, скупал на аукционах и из частных коллекций документы. Три года назад его дочь Мишель согласно завещанию отца передала собранную им историческую библиотеку (600 томов уникальных изданий в основном XIX века) и часть рукописного архива (в том числе письма Дантеса, письма из осажденной Москвы 1812 года и т. п.) Российскому государственному архиву литературы и искусства. В мемуарах «Моя столь длинная дорога» Труайя вспоминал, как работал над художественной трилогией «Наследники будущего»: «Я не только ещё раз погрузился в уже известные мне документы, но разыскал и новые - главным образом, воспоминания и дневники бывших крепостных, опубликованные в конце прошлого века. Мысленно я переселился в Россию середины прошлого столетия. Я знал цены на масло, соль, водку, я знал даже имя дантиста, вставлявшего тогда золотые зубы, я свободно передвигался по Москве». Так тщательно он подходил к созданию художественного произведения, когда же речь шла о его знаменитых биографиях, он тем более опирался на документальные источники.
За свою долгую жизнь Труайя написал 105 книг (большинство внушительного объёма). Половина из них посвящена России. Это исторические романы о грандиозной эпохе от Отечественной войны 1812 года до революции. Самое крупное такое произведение, наверное, пенталогия о декабристах «Свет праведных». Это документальные (но «романизированные») биографии классиков русской литературы - Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Тургенева, Толстого, Чехова, Горького, Цветаевой, Пастернака. На днях выйдет биография Гончарова, причём сразу на русском языке, неоконченную рукопись передала в Россию дочь Труайя. Из переданного Мишель архива уже опубликована другая последняя книга Труайя «Любовь длиною в жизнь. Девять эссе о женщинах, воспитавших русских писателей» - о русских писателях и женщинах, которые были рядом с ними: вторая жена Достоевского, мать Гоголя, мать и бабушка Лермонтова, мать Пушкина, мать и жена Чехова, мать Некрасова, мать Тургенева, мать Льва Толстого и об отношениях Ломоносова с женщинами. Наконец, это биографии Ивана Грозного, Бориса Годунова, Петра I, Екатерины II, Павла I, Александра I, Николая I, Александра II, Александра III, Николая II; «Грозные царицы» о правивших в нашей стране женщинах, историческое исследование «Повседневная жизнь в России во времена последнего царя», книги о русском балете времен Александра III, о Григории Распутине, о русских эмигрантах…
Через эти книги, пришедшие из Франции в другие страны Европы, Америки, Африки, мир узнаёт о русской истории и литературе. Там по этим книгам уже несколько десятилетий учатся студенты. Достоянием же самой России они стали совсем недавно. Это удивительно и необъяснимо. Нельзя сказать, что в СССР не знали Анри Труайя. О нём довольно благожелательно было написано в БСЭ («автор биографий «Достоевский», «Пушкин», «Толстой» и др. Создал несколько серий исторических романов, воскрешающих революционно-патриотические традиции русского народа. В серии романов «Сев и жатва» и трилогии «Семья Эглетьер» критически изобразил современную французскую буржуазию, показал распад семьи и трагедию молодёжи в «обществе потребления». Известен также как новеллист, драматург»). Его обильно цитировали литературоведы. В учебниках по зарубежной литературе честно признавалось, что Труайя самый переводимый и издаваемый писатель Франции.
Действительно, только во Франции тираж его книг составлял в прошлом веке больше 16 млн экземпляров. По ежегодным европейским социологическим опросам, Труайя вместе с англичанином Грэмом Грином в 70-е-80-е годы были самыми популярными писателями в Западной Европе. Однако в СССР издавали его крайне мало и неохотно, причём всё из французской жизни. Самая известная его книга - семейная сага «Семья Эглетьер» вышла микроскопическим тиражом в сокращённом виде. «Анна Предайль» - только в журнале «Иностранная литература». Книжки рассказов, правда, печатались в Эстонии и на Украине, да ещё в сборниках зарубежной фантастики (с подачи журнала «Химия и жизнь», который печатал Труайя под рубрикой «мастера зарубежной фантастики»). Любопытно, что в СССР на французском языке книг Труайя было издано больше, чем на русском. Они издавались для изучающих языки студентов.
Удивительно, но в 1978 году в СССР вышел фильм «Снег в трауре» по знаменитой психологической драме Труайя о конфликте двух братьев-альпинистов. Вероятно, сам писатель об этом и не знал. Он весьма неохотно соглашался на экранизации, хотя их было достаточно много в разных странах. Роман «Снег в трауре» имел колоссальный успех, ему была присуждена весьма престижная Большая литературная премия князя Монако Ренье III. Он был издан и в СССР в журнале «Москва», а после экранизации и отдельной книгой в Таллинне. В мемуарах «Моя столь длинная дорога» Труайя рассказывал: «По роману был поставлен фильм - американский. Фирма «Парамаунт» изъявила желание купить право на экранизацию романа, и я позволил себя уговорить: на меня произвели впечатление имена Эдуарда Дмитрыка - режиссёра и Спенсера Трейси - исполнителя главной роли…То, что я увидел, удивило и крайне огорчило меня… Итогом был цветной фильм, мелодраматичный и нелепый, где внешний вид крестьян был столь же поддельным, как и их характеры». Возможно, роль старого шамонийского проводника Исаии нашему Армену Джагарханяну удалась лучше, чем многократному оскароносцу Трейси, но Труайя в мемуарах вообще не упоминает советский фильм.
В последние годы в России очень много издавали Труайя, как бы навёрстывая упущенное. Книги вернулись, а писатель - нет. В холодном феврале 1920 года из Новороссийского порта на борту старого пакетбота «Афон» в чужой и неприветливый Константинополь отправился со своей семьей 9-летний Лёва Тарасов. И больше он уже никогда не был в России. За несколько лет до смерти он говорил: «Эта исполинская страна и страстная душа её народа неизменно, физически и духовно, притягивают и влекут меня. Любой отклик оттуда интересует меня и глубоко волнует. И всё же из года в год я отвергаю мысль о поездке в Россию - так она для меня значительна. Смутный страх удерживает меня. И я боюсь, что, если приеду в Россию, контакт с её реальностью - с русскими лицами, голосами, с русскими пейзажами, - разрушит мою внутреннюю, мою собственную Россию, и тогда я окажусь перед пустотой. Россия для меня не та страна, куда отправляются с коротким визитом. И беглый взгляд туриста не обогатит в душе романиста почву, насыщенную детскими воспоминаниями… Быть может, в один прекрасный день и я отправлюсь взглянуть на наш старый дом, где я прожил так мало. Пока же я предпочитаю лишь мечтать об этом». Эта мечта, завещанная ему отцом - большим русским патриотом, так и не исполнилась.
