Засыпает синий Зурбаган

Рождение русского Fantasy

80 лет назад, 8 июля 1932 года, в Старом Крыму в нищете и голоде умер главный романтик отечественной литературы Александр Грин. Жизнь автора самых светлых книг ХХ века вовсе не походила на жизнь его литературных героев. Умирал он долго и мучительно: алкоголизм, тяжёлый туберкулез, а потом и рак. Его почти перестали печатать, он считался “буржуазным писателем”, произведения которого никак не вписывались в эпоху строительства социализма.

Через 15 лет после смерти во времена борьбы с космополитизмом и преклонением перед Западом его творчество было подвергнуто остракизму, немногочисленные книги изъяты из библиотек, а сам писатель посмертно объявлен “врагом народа”. А в конце 50-х годов прошлого века Александр Грин оказался одним из самых востребованных авторов. Много для этого сделала его вдова — Нина Николаевна Грин. Ей в свое время он посвятил “Алые паруса” и с неё писал образ Ассоль. Судьба её трагична. Во время войны она оказалась в оккупированном Крыму, затем была угнана в Германию, попала в концлагерь, откуда сбежала и вернулась в освобождённый Крым. Там была арестована “за сотрудничество с немцами”, отправлена в Печору. После освобождения из сталинских лагерей, где она провела десять лет, Нина Николаевна начала борьбу за возвращение имени Александра Грина. Создала первый музей писателя на общественных началах, писала письма во все инстанции.

В 1956 году группа известных писателей во главе с Константином Паустовским, Мариэттой Шагинян и Юрием Олешей обратились к руководству Союза писателей и в ЦК КПСС с просьбой вернуть читателям Александра Грина. После долгого перерыва вышла первая книжка с предисловием Паустовского. И вскоре тиражи “самого солнечного советского сказочника” стали исчисляться миллионами. В 1958 году молодой Отар Иоселиани поставил свою дебютную короткометражку “Акварель” по рассказу Грина. В 1961 году фильм Александра Птушко “Алые паруса” с юной Анастасией Вертинской и Василием Лановым в главных ролях только в первом прокате собрал 23 миллиона зрителей и затем сотни раз выходил на экраны страны. К Александру Грину пришли посмертная слава и всенародное признание.

Грин оказался созвучен хрущёвской эпохе, породившей много надежд и романтических представлений о жизни. Светлые сказки Грина о безмятежном счастье и бесконечной гармонии стали любимыми книгами нескольких поколений советского юношества. Пришло и официальное признание. Десятки улиц, связанных с жизнью Грина — в Крыму, Кировской области, Ленинграде, Поволжье, Москве, — библиотеки, школы, теплоходы и даже малые планеты были названы именем писателя, открывались музеи, учреждались премии. В 60—80-е годы прошлого века Грин был одним из самых издаваемых писателей в СССР. Его много раз экранизировали, ставили спектакли, балеты, мюзиклы, рок-оперы, писали песни о его героях.

Между тем произведения Александра Грина были хорошо известны ещё до революции, но широкая читающая публика понятия не имела, кто их автор. Первые рецензенты его рассказов о загадочных странах и городах, бухтах и гаванях таинственных Зурбагана, Покета, Лисса — сожалели, что издатели “не указали переводчика, который таким блистательным русским языком” перевёл иностранного писателя. Мифы о том, что настоящим автором чудесных романтических книжек Грина является кто-то другой ходили и позже, даже в литературной среде. Вдова писателя вспоминала, как в 1918 году жена известного поэта Серебряного века Ивана Руковишникова, с которым Грин был в приятельских отношениях, Клавдия Руковишникова говорила ей: “Нина Николаевна, к вам неравнодушен Грин. Берегитесь его, он опасный человек: был на каторге за убийство своей жены. И вообще прошлое его очень тёмное: говорят, что, будучи матросом, он где-то в Африке убил английского капитана и украл у него чемодан с рукописями... постепенно печатает как свои. Понимаете?!”

Вообще у Грина были сложные отношения с собратьями по перу. В Литературной энциклопедии 1929 года, в отличие от большинства писателей той эпохи, в том числе окончательно ныне забытых, ему посвящено всего несколько строчек: “Грин в современной буржуазной литературе занимает особое место романтика и фантаста… Ни к каким литературным группировкам не принадлежит”. Он действительно сторонился групповой борьбы, хотя и ненавидел РАППовское начальство. Критики обвиняли его в эпигонстве, бездарном подражательстве западноевропейской беллетристике. Коллеги по цеху, даже те немногие, которых он ценил, откровенно его не любили. Алексей Толстой после смерти писателя стал называть его “жуликом и проходимцем”. Сосед и собутыльник Михаил Пришвин всерьёз рассказывал другим литераторам, что Грин хотел его отравить. Только Александр Куприн, с которым он дружил до революции, и Максим Горький поддерживали и старались помочь писателю с неустроенной судьбой.

Горький ещё до революции оценил талант Грина, помогал печататься, устраивал на работу. А после революции помогал с жильём, присылал продукты, выбил даже спецпаек Совнаркома: его получали по специальному списку только самые выдающиеся представители науки и культуры. В 1920-е годы, когда Грина не печатали, писал из Италии письма в его поддержку. Он видел в Грине родственную душу, может, то, что потерял сам. Он тоже начинал романтиком, хотел писать о любви и преданности, далёких странах, добрых началах человеческой души, но стал социальным, а потом и классовым писателем. У Горького и Грина были похожие биографии в молодости. Вообще это самые известные бомжи в русской литературе. Грин тоже был бродягой.

Он родился в семье польского ссыльного дворянина, участника восстания 1863-го года Степана Гриневского. Его сослали в Вятку, а не в Сибирь, потому что во время восстания ему не было 16 лет. После смерти матери обстановка в семье стала тяжёлой, будущий классик не мог ужиться с мачехой, новыми родственниками, сбегал из дома. Из реального училища, которое давало право поступления в университеты, правда, только на технические и медицинские факультеты, его выгнали. Пришлось устраиваться в городское училище, но и его окончил с большим трудом и в 15-летнем возрасте отправился в Одессу, поскольку с раннего детства грезил морями и дальними странами. Был рыбаком, матросом, лесорубом, чернорабочим, работал на нефтяных промыслах в Баку, мыл золото на Урале, но больше всего бродяжничал с котомкой на плечах, в которой часто не было еды, но всегда были книги.

Шесть лет скитаний по ночлежкам, аресты, случайные лихие попутчики, лихорадка, малярия измучили Грина, и он добровольцем пошёл в армию. Армейская жизнь оказалась не лучше, он вступил в партию эсеров и дезертировал. Потом — арест. После двух лет каторжной тюрьмы пришла амнистия 1905 года, через полгода новый арест, потом ссылка в Сибирь, побег, нелегальная работа. По просьбе товарищей по партии Грин начал писать, это были агитационные рассказы о прогнившем царизме, свинцовых мерзостях армейской жизни для пропаганды среди солдат и матросов. Первая его книжка “Шапка-невидимка” была сборником “рассказов о революционерах”.

Потом опять тюрьма, ссылка, столичная богема, из-за которой пришлось расстаться с первой женой. Потом Грин скрывался в Финляндии под чужой фамилией. В полицейских ориентировках была указана его особая примета: на груди татуировка шхуны с двумя парусами. И этот мир парусников, моря, солнца, дружбы и верности оказался Грину ближе, чем идея революции. Он начал писать романтические рассказы о путешествиях и таинственных странах. Горький, а потом Куприн помогали с публикацией.

Октябрьскую революцию Грин не принял, даже написал несколько критических произведений. Умирал от голода и болезней и в самые трудные времена писал “Алые паруса”. В очередной раз спас его Горький. Жизнь понемногу налаживалась, его печатали, был заработок, но затягивала разгульная жизнь. В 1924 году, спасая от богемы, Нина Николаевна увезла его в Феодосию. Это были самые спокойные и счастливые дни писателя, он вернулся к шуму волн, к детским мечтам. В Крыму он написал свои романы, сотни рассказов. Потом началось “развёрнутое строительство социализма”, место в котором писателю не было. Вернулись нищета, голод, болезни. А за ними пришла смерть.

Грин был мрачным, неулыбчивым человеком, но его солнечные книги остались самой яркой романтической страницей русской литературы. Хорошо написал Даниил Гранин: “Когда дни начинают пылиться и краски блёкнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Всё становится светлым, ярким, всё снова таинственно волнует, как в детстве”.