Новости
Кремлёвский агент или полезный идиот?
80 лет назад Уолтер Дюранти стал лауреатом Пулитцеровской премии. Журналистских премий в мире немало. Возможно, даже больше, чем в любой другой области творческой деятельности. Правда, на один уровень с наукой и искусством журналистику обычно не ставят. Хотя опыт был.
В 1960 году Хрущёв распространил на журналистику Ленинскую премию - высшую награду в СССР, и уже через два месяца авторы книги об американской поездке «коммуниста № 1» «Лицом к лицу с Америкой» - одиннадцать партийных журналистов во главе с зятем Хрущёва Аджубеем стали лауреатами (Шолохов, удостоенный в том же году премии за «Поднятую целину», отказался её получать «вместе с этими футболистами»). Ленинская премия в области журналистики просуществовала ещё несколько лет (её получили вполне уважаемые люди - эстонский писатель Юхан Смуул, Василий Песков, Сергей Смирнов, а также Кукрыниксы), а потом по-тихому была прикрыта. Нобелевский комитет два раза присуждал свою премию в области литературы за журналистику: в 1950 году Бертрану Расселу (за научную публицистику) и в 1953-м британскому премьеру Уинстону Черчиллю.
И всё же самой престижной журналистской наградой была и остаётся премия школы журналистики Колумбийского университета - Пулитцеровская премия. Эта премия не международная, а американская, но так же как с «Оскаром» в кинематографе, американцы добились всеобщего признания и почитания её лауреатов. Её учредил в начале прошлого века основоположник современной массовой газетной журналистики (он основал и факультет журналистики Колумбийского университета) крупнейший американский медиа-магнат Джозеф Пулитцер. Даже сейчас, когда есть её другие номинации (литература, драматургия, музыка), ежегодно лауреатов (в области журналистики) - 14 человек, денежное вознаграждение совсем небольшое - в этом году всего тысяча долларов (Нобелевская премия в этом году 1 млн 200 тыс. долларов), Пулитцеровская премия остаётся самой авторитетной журналистской наградой.
За почти 100-летнюю историю Пулитцеровской премии был лишь один признанный случай «неправильного» присуждения (вообще серьёзные награды редко отзываются, например, правила Нобелевской премии не предполагают возможности её отзыва или пересмотра решения о присуждении) - в 1981 году звания лауреата лишили журналистку «Вашингтон Пост» Джанет Кук, причём по её собственному заявлению, когда выяснилось, что свои душещипательные истории о мальчике-наркомане она просто выдумала. Был большой скандал. Материально Кук даже осталась в выигрыше, поскольку потом продала права на экранизацию своей скандальной биографии за 1,5 млн долларов, но стала символом недобросовестной журналистики.
Вторая такая попытка - посмертно лишить шефа московского бюро газеты «Нью-Йорк таймс» Уолтера Дюранти звания лауреата премии была предпринята девять лет назад. На Пулитцеровский Совет и на газету «Нью-Йорк таймс» было оказано невероятное политическое давление. За этой историей стояли украинские националисты, довольно влиятельные и в США, и в Канаде. На выборах Украинской Рады большинство получили сторонники Ющенко, сам Ющенко уже нацелился на президентство. В его идеологической кампании очень большое место занимала тема голодомора. Величайшая трагедия народов Советского Союза начала 1930-х годов - голод на Украине, Северном Кавказе, в Казахстане, Поволжье и Западной Сибири - сторонниками Ющенко представлялась как геноцид, сознательное уничтожение украинской нации. Посла России в Киеве Виктора Черномырдина пытались заставить извиняться за голодомор. Неожиданно на Пулитцеровский Совет и «Нью-Йорк таймс» обрушились десятки тысяч писем членов украинских эмигрантских организаций, стали создаваться комитеты и фонды, требовавших лишить Дюранти премии за сознательную ложь о голоде на Украине. Этой кампанией, вероятно, дирижировала жена Ющенко Кэтрин Клэр-Чумаченко, которая ещё во время работы в госдепартаменте США пыталась организовать международное осуждение голодомора (в 2008 году её наградили медалью Свободы за «исключительный вклад в распространение правды о голодоморе и других преступлениях коммунизма»).
Это получилась довольно масштабная кампания, в которой поучаствовали журналисты, политические деятели США, Украины, России и других стран. Дюранти, о существовании которого широкая публика Запада давно забыла, а российская никогда и не знала, превратился в главного фальсификатора истории и апологета Сталина на Западе. Однако Пулитцеровский Совет и руководство «Нью-Йорк таймс» (Дюранти получил первую премию в истории газеты и, кстати, был признан лучшим репортёром 1933 года) не поддались давлению. Они признали необъективность публикаций Дюранти, но делать из него монстра отказались. «Нью-Йорк таймс» так определила свою позицию: «Сообщения Дюранти должны были проходить советскую цензуру, а сталинская пропагандистская машина была могущественной и вездесущей. Дюранти в своём анализе основывался в первую очередь на официальных источниках информации, и это стало причиной главного недостатка его позиции - постоянной недооценки жестокости Сталина». Пулитцеровский Совет отметил, что в публикациях Дюранти, за которые он получил премию, вообще ничего не говорилось о голоде на Украине. Это было 11 почти ежедневных газетных статей с 14-го по 27 июня 1931 года и две статьи в журнале «Нью-Йорк таймс» о торговле, первой пятилетке, о Красной армии и даже о советской цензуре.
Я узнал, кто такой Дюранти почти четверть века назад, когда писал кандидатскую диссертацию о председателе Совнаркома Алексее Рыкове, - он встречался с ним, сопровождал в поездках по стране. Книжки Дюранти тогда ещё находились в спецхране, но начиналась горбачевская перестройка, разоблачения, смена оценок. Ничего особо компрометирующего Дюранти в западной исторической литературе я тогда не нашёл. Мои соседи по аспирантскому общежитию Московского историко-архивного института - американские аспиранты и стажёры (все они специализировались по советской истории 1920-х годов) относились к нему вполне лояльно. В идеологизированных американских публикациях его имя обычно перечислялось в одном ряду с Бернардом Шоу, Гербертом Уэллсом, супругами Вебб и другими, более крупными, чем Дюранти, «полезными идиотами» - этот термин советологи выдумали специально для обозначения искренне заблуждающихся западных интеллектуалов, которых Сталин «втёмную» использовал в своих пропагандистских целях.
Не считая Ричарда Пайпса, у которого вообще нет объективных оценок советской истории, из крупных авторов довольно злобно о Дюранти писал только Роберт Конквист, который сам когда-то был членом британской компартии и сталинистом. Лет пятнадцать назад британское правительство частично рассекретило документы Джорджа Оруэлла. В одном из докладов знаменитый разоблачитель тоталитаризма представил родным спецслужбам список из 38 тайных коммунистических агентов на Западе. «Холодная совесть поколения», как называли автора романа «1984» (он, кстати, сам в молодости был коммунистом и троцкистом), как «криптоагента» разоблачал и Уолтера Дюранти.
Этот список, однако, сразу же назвали «маниакально-антисоветским бредом» (в списке Оруэлла были Чарли Чаплин, Майкл Рейдгрейв, снявшийся в экранизации «1984», Кэтрин Хепбёрн, великий археолог Гордон Чайлд, писатель Джон Пристли, Нобелевский лауреат физик Патрик Блэккет). Был ли действительно Дюранти агентом Кремля, сказать трудно. Если такие документы существуют, то доступны они станут не скоро. В октябре 1925 года Политбюро ЦК ВКП(б) постановило выдворить из страны Дюранти как клеветника, но через два дня почему-то отменило своё постановление. То, что советские спецслужбы держали его под контролем, несомненно. Он был самым высокооплачиваемым журналистом в Европе, в Москве у него был особняк на Большой Ордынке с прислугой, машиной. Там же жила его британская жена Джейн и советская жена Екатерина. Он был алкоголиком (Ильф и Петров о нём: «Вальтер Дюранти писал с невероятной быстротой, вынимая изо рта сигарету только затем, чтобы отхлебнуть крымской мадеры»), наркоманом и половым извращенцем - одновременно имел связь со своим шофером, горничной и поваром. Любовников и любовниц, а также опиум ему, скорее всего, поставляло ГПУ, потому что в СССР 1930-х годов не только добропорядочные граждане, но и наркоманы и гомосексуалисты шарахались от иностранцев как от чумы. К тому же он был отталкивающей внешности, с деревянным протезом вместо ноги, которую потерял по пьянке в аварии в Париже.
Был ли Дюранти искренен, тоже трудно сказать. Выпускник Кембриджа, знавший несколько языков, в том числе болгарский, русский, греческий, он стал известным в годы Первой мировой войны как военный репортёр. Потом работал корреспондентом в Прибалтике, большевиков тогда воспринимал очень критично. В 1921 году замнаркома иностранных дел Максим Литвинов лично отказал ему в визе как антисоветчику. Тогда он написал несколько статей о гениальном замысле ленинского НЭПа. Въезд в Советскую Россию был открыт, 14 лет он возглавлял бюро «Нью-Йорк таймс», встречался со всеми советскими вождями, в том числе два раза брал интервью у Сталина, по заказу Кагановича и Хрущёва писал главы в советских книжках о том, как преображается и расцветает Москва. Его статьи по тогдашней традиции перепечатывали крупнейшие газеты Европы.
Ещё в самом начале 1920-х годов, когда исход внутрипартийной борьбы был непонятен, а на Западе не знали, кто такой Сталин, Дюранти первым из западных интеллектуалов сделал ставку на Сталина. Он его и открыл Западу. По его статьям можно изучать официальную историю партии - он критиковал Троцкого, потом Зиновьева, потом Бухарина и всегда становился на сталинскую точку зрения, воспевал индустриализацию и коллективизацию. Первый о голоде в СССР Западу рассказал знаменитый писатель и сатирик Малькольм Маггеридж, который до того как увидел коллективизацию сам был коммунистом и корреспондентом «Гардиан» в Москве. Он вспоминал, что пьяный Дюранти в валютном баре гостиницы кричал, что Сталин погубил 8 млн крестьян. Но в «Нью-Йорк Таймс» Дюранти писал об успехах колхозного строительства. В этом, однако, не было ничего необычного для западных левых интеллектуалов. Бернард Шоу, проехав по колхозам, тоже «не заметил» ужасов коллективизации. Ромен Ролан в дневнике писал о репрессиях, а публично защищал Сталина. Это был ложный выбор этих людей.
Наверное, Дюранти был циничнее, чем Уэллс или Шоу, но практически все американские журналисты, аккредитованные в Москве, были в той или иной степени апологетами советского режима. Самые первые, приехавшие ещё в революцию - Джон Рид, Альберт Рис Вильямс, Бесси Битти, Луиза Брайант, - вообще стали основателями компартии США. Корреспондент «Крисчиан Сайнс Монитор» Уильям Чемберлин (первый американский историк Советской России, он писал о голоде объективно) симпатизировал коммунистам; корреспондент Ассошейдет Пресс Уильям Резвик (отец фантаста Майкла Резвика) написал книгу «Я мечтаю о революции» и до конца жизни был защитником Сталина; корреспондент «Нейшн» Луис Фишер в конце 1930-х разоблачал «фальсификаторов коллективизации» (правда, в 1950-е изменил позицию).
Американские журналисты в Москве, и первую очередь Дюранти убедили Рузвельта установить дипломатические отношения с СССР. И первые американские послы были «красными» - Уильям Буллит (его женой была вдова Джона Рида Луиза Брайант) и Джозеф Дэвис, которого Сталин наградил орденом Ленина (беспрецедентный случай). Они прекрасно знали, что происходит в стране, но публично, особенно Дэвис всегда защищали Сталина.
В этом ряду Дюранти, не считая, конечно, его личных характеристик, идейно ничем не хуже и не лучше других «московских американцев» сталинского времени.