Галина Юзефович: «Хороший роман — длинный роман»

К её мнению прислушиваются многие читатели, стоящие в раздумье перед книжной полкой в магазине или отыскивающие литературные новинки в Интернете. Литературный критик Галина Юзефович — замечательный пример, когда любимое занятие и даже, можно сказать, жизненная потребность — читать — становится профессией. В этом году известный литературный критик в очередной раз стала участником Красноярской ярмарки книжной культуры, организатором которой выступает Фонд Михаила Прохорова. И мы поговорили с Галиной на разные книжные темы: от геймизации литературы до новинок, на которые стоит обратить внимание.

— Ещё недавно горячо обсуждали скорую кончину бумажной книги. Было столько эмоций и слёз по этому поводу. Сейчас, такое ощущение, что все успокоились и явного противостояния сторонников бумаги и цифры больше нет. Всё устаканилось, или стоит ждать нового наступления электронной книги на традиционную?

— Цифровые книги удобнее, это объективная реальность. Их проще хранить, покупать — в этом их преимущества. Но в том, что они победят бумагу целиком, я бы усомнилась. Скорее, это будет некий хрупкий баланс. Количество бумажных изданий, конечно, будет сокращаться, но вряд ли бумажные книги когда-то совсем исчезнут. На наш век их точно хватит.

— Те же соцсети, скажем, дали нам возможность получать быстро информацию без поглощения больших текстов — картинки, титры, видео и так далее. Правда, что люди больше не любят длинные тексты? Тогда что, например, случится с таким жанром, как роман?

— Романы успешно и устойчиво удлиняются. Средняя длина романа увеличивается с каждым годом. Раньше у писателя выходил роман на семьсот страниц, это был такой опус магнум — главное в жизни высказывание. Сейчас это считается просто романом, для опуса магнум необходимо девятьсот страниц, а то и тысяча. Прогнозы, что люди не будут хотеть длинного чтения, оказались ошибочны и преждевременны. Люди привыкли к сериальному типу восприятия, им нужны одни и те же герои, одни и те же декорации, среди которых они могут “прожить” долгое время. С книгами обстоит дело так же. Покупая толстую книжку, человек знает, что проведёт с ней довольно много времени. Короткое продаётся хуже и пользуется меньшим спросом. Но это не умаляет достоинства коротких текстов — я, например, очень их люблю, но читательский спрос показывает, что хороший роман — длинный роман. Чем длиннее, тем лучше.

— Как Вы относитесь к различным новым аудио, видео и прочим эффектам, которые сегодня пытаются соединить с художественным текстом, чтобы внести в него элемент некой игры, развлечения? Это помогает воспринимать текст или мешает?

— Если есть люди, которым такие формы нравится, то это имеет право на существование. Всегда ужасно интересно наблюдать взаимопроникновение различных медиа. Лично я являюсь традиционным, консервативным потребителем и люблю буковки. Мне, скорее, мешают все формы геймификации, которые вокруг текста можно навернуть. В одном из моих обзоров я написала о романе Стюарта Тёртона “Семь смертей Эвелины Хардкасл”, который выстроен по канонам компьютерной игры. Он изначально мультимедийный, там один и тот же герой проживает один и тот же день многократно. Его убивают, и он возвращается к началу. Проникновение разных типов и видов искусства друг в друга будет продолжаться. Но в случае с литературой текст — это фундамент, основа, которую можно разворачивать в любую сторону. Это история не про то, что пришли какие-то плохие или хорошие люди и испортили всю литературу, а про большую возможность выбора.

— Аудиокниги слушаете?

— Скорее, нет. Мне трудно: я плохо воспринимаю на слух, нужно всё увидеть глазами. Но я в этом плане не репрезентативна. Первый вопрос, который мне задают в любой аудитории: “А вы где книги слушаете?” Есть ощущение, что чтение заменяется слушанием. И это, в общем-то, здорово, ведь слушая книгу, ты можешь параллельно гладить бельё или вести машину. Чтение же глазами — занятие изолирующее. Я пытаюсь натренироваться слушать книги, но пока плохо получается.

— А не мешает то, что кто-то за Вас создаёт картинку чужим голосом, интонацией?

— Нет. У меня, например, любимый метод восприятия книжки — чтение в неконвенциональном месте. Приезжаю куда-нибудь, беру книжку, сажусь на площади и начинаю читать. Таким образом, в авторский нарратив проникает то, что вокруг меня. Это иллюзия, что мы читаем книгу изолированно и на нас ничего не влияет, на самом деле, что-нибудь да проникает снаружи в восприятие. Почему бы этоим не быть голосу, хорошо поставленному и отрежиссированному?

— Есть ощущение, что такие профессии, как театральный, музыкальный критик, сдают свои позиции. Сегодня процветает так называемая гламурная журналистика, которая презентирует, анонсирует спектакли или концерты. Аналитики почти нет. А что происходит в литературной критике?

— Не буду говорить за всех, но лично у меня календарь расписан по октябрь следующего года. Из чего можно сделать вывод, что зачем-то я нужна. С критикой происходит много разных, интересных вещей, она действительно меняется. Отходя от канона советской критики, как большая литература о большой литературе, она не теряет своей функциональности. Критик — это ориентир, трендсеттер, лидер мнений. Но новая критика более личностная, в ней больше персонального высказывания, эмоциональности. Центится не только мнение, но и весь пакет: нужно, чтобы у критика был голос, лицо, определённая интонация... Сегодня мнение критика не отождествляется с мнением какого-то важного экспертного сообщества, как было ранее. Не вижу в этом беды. Проблемы, конечно, есть, но хоронить профессию критика я бы пока не стала.

— Может ли критик помочь автору или, наоборот, уничтожить писателя?

— Критик не может уничтожить писателя. Это иллюзия. Можно немножко помочь, помешать же почти никогда нельзя. Нет таких случаев, когда бы народ любил писателя, и вдруг вышел критик весь в белом и сказал, что это не писатель, а дрянь. И читатели дружно закивали головами, приговаривая: “И правда, как же мы раньше не видели”. И сразу перестанут читать, например, “Сумерки” Стефани Майер.

— Для кого пишет критик: для писателя или читателя?

— Каждый решает сам. Я — критик для читателя. Мне не интересны внутрицеховые отношения. Моя лояльность обращена к читателю. Если мне не понравился роман, то я либо не буду говорить о нём вообще (зачем, если есть много других хороших романов), либо скажу правду, не жалея его автора. Так как мне важнее доверие читателя, с которым я уже двадцать лет живу и рассчитываю жить и дальше. Но это не значит, что моя позиция единственная.

— А как становятся литературными критиками? Этому вообще можно научиться?

— Любой навык достигается упражнениями. Как мы знаем из литературы по личностному росту, десять тысяч часов осознанной практики решают всё. Но только волевой метод “а вот стану я литературным критиком” тут не сработает. Это некий жизненный путь. Я всегда очень много читала, и осмысление прочитанного было важным элементом моей жизни. Рано или поздно всегда обнаруживаю себя в углу с книжкой. Со временем появилась потребность что-то сказать об этом. Навык говорить об этом словами, чтобы было понятно и интересно читателю, — нарабатывается, этому можно научиться, а вот заставить себя любить литературу — нет. Литературная критика — сочетание внутренней душевной склонности с долгой, вдумчивой, занудной практикой.

— Что, на Ваш взгляд, должно быть в хорошей книге? Если это, конечно, можно сформулировать.

— Нет такого описания. Не бывает универсально хорошей книги. Главное, на мой взгляд, чтобы в ней была писательская осознанность. Это единственный критерий, который можно выделить как универсальный. Когда человек садится с намерением наваять пятьсот страниц на одном вдохновении, то это, как правило, верный путь написать ерунду. Хорошая книга та, где автор ставит какие-то задачи, обдумывает, какими методами он будет их решать, и успешно всё реализует. Важно сочетание внутреннего порыва и серьёзной умственной работы.

Слово “хорошая” по отношению к книге не совсем подходит. Бывают книги важные, которые меняют русло, по которому течёт литература. Бывает острые, актуальные, вызывающие взрыв. Встречаются и настолько стилистически восхитительные, необычные, которые что-то делают с языком, на котором написаны... Вообще же любая книга, разговаривающая с человеком о том, что для него сейчас дорого, важно и ценно, является для этого читателя хорошей книгой.

— Что сегодня в Вашем поле зрения?

— Каждую минуту в моем поле зрения находится примерно сто книг. Я хочу сказать только про несколько, например, про книгу Ксении Букши “Открывается внутрь”. Меня часто спрашивают, что будут читать из современной литературы через сто лет? Я отвечаю, что не имею понятия и не хочу об этом задумываться. Но если потомкам нужен будет хороший источник о том, как жили в России сто лет назад, то они могут взять эту книгу — она им расскажет про наше время что-то очень точное и важное. Это сборник рассказов, истории разных людей, живущих в одном районе Петербурга. Там множество судеб, написанных с огромной любовью, пониманием и сочувствием, без унизительного взгляда сверху. Ещё один сборник другого автора — Натальи Мещаниновой бесхитростные "Рассказы” — очень мощный текст про семейное насилие. Но это не мрачняк, а поэтичные, волнующие тексты, местами очень смешные, рассказывающие о травматичном опыте. На русском языке наконец выходит роман американского писателя Дэвида Уоллеса “Бесконечная шутка”— один из главный классических романов XX века. Появление его на русском языке — важное событие. Рада, что наконец нашёл своего издателя яркий роман молодого автора Тима Скоренко про альпинистов “Эверест”. Ну и до конца года должен выйти новый роман Евгения Водолазкина “Брисбен”, который я очень жду. Потому что каждое высказывание Водолазкина слышимо и значимо.