“Ко мне приходят в состоянии шока”. Онкопсихолог Василина Шабалина о своей работе

Как найти мотивацию, чтобы бороться с онкологическим заболеванием? Что поможет избавиться от обиды, перестать думать: “Почему все здоровы, а я нет”, преодолеть депрессию и мужественно переносить даже самое тяжёлое лечение? Какие правильные слова нужно говорить близкому человеку, когда у него почти не остаётся шансов на излечение?

Ответы на эти и многие вопросы знает онкопсихолог красноярского краевого онкодиспансера Василина Шабалина.

— Василина Васильевна, почему так важно оказывать онкобольным не только терапевтическую, но и психологическую помощь?

— Психологическая помощь больным раком — важная часть комплексной терапии. Доказано, что отсутствие такой помощи снижает качество жизни, влияет на эффективность лечения. Стресс, вызванный болезнью, может спровоцировать её прогрессирование. Поэтому всегда говорю родственникам пациента: любое лечение в состоянии депрессии переносится тяжелее, а его эффективность снижается.

Как правило, пациенты приходят к нам, психологам, в состоянии шока. Ведь если больной находится в относительно спокойном эмоциональном состоянии, а рядом есть близкие люди, готовые его поддержать, этого ему будет хватать для восстановления. Но бывает так, что рядом никого нет. И тогда поддержка психолога крайне необходима.

Отмечу, что и у родственников не всегда хватает эмоциональных и физических сил для оказания поддержки. Онкология — тяжёлое испытание для всей семьи. Это длительное заболевание, вызывающее множество вопросов: сколько времени нужно на лечение, насколько тяжело будет проходить терапия, какой результат ждать?

Часто бывает так: когда родственники узнают о болезни, бросаются помогать. Но проходит время — месяц, два — им приходится возвращаться к привычным делам: работа, дети, обязательства… Невозможно посвятить всю жизнь одному человеку, а болезнь может протекать много лет. И пациент остаётся один на один с собой. С работы он уволился или находится на длительном больничном, из социума выпадает. Химиотерапия изменяет внешность, свободно выходить в люди не получается.

Именно поэтому мы проводим групповые занятия. Онкопациентам проще общаться с людьми, находящимися в таком же положении. Здесь они могут обсудить любые вопросы, даже интимного характера, не боясь, что их не поймут. Им комфортно, потому что они все одинаковые. Не надо стесняться, можно снять парик и сидеть свободно. Многие продолжают общаться, дружить и после того, как терапия завершена.

— Часто ли на приём приходят родственники пациентов?

— Обычно они обращаются либо на первом этапе, когда только узнают о болезни, либо когда пациента отправляют на симптоматическое или паллиативное лечение. То есть если шансов на излечение практически нет.

Постановка диагноза — крах планам и повседневному течению жизни. У всех — дети, ипотеки, обязательства, мы так живём сегодня. Сразу же возникают вопросы: как платить за кредиты, на что содержать детей? Родственники пациентов говорят, что жизнь поделилась на “до” и “после”. Как взять себя в руки, изменить жизнь и вместе бороться с болезнью?

Ещё один острый период — назначение паллиативного лечения. В нашей стране не принято говорить о смерти, это закрытая тема. В таких ситуациях всегда советую родственникам: спросите того, кто болеет, о чём он хочет поговорить. За фразой “Я скоро умру” многое стоит, если он отвечает так, не молчите, продолжите разговор. Важно выслушать больного и сделать это искренне. Разделить волнения, не отрицать его чувства, обсудить незавершённые дела.

— Каков алгоритм обращения к онкопсихологу, есть ли очередь из желающих попасть на приём?

— Очереди нет. Если онколог видит, что пациенту требуется помощь психолога, даёт ему направление на приём. Также больные могут записаться на консультацию по собственному желанию. Иногородних мы принимаем в день обращения, понимаем, что им нужно возвращаться домой, и потом получить консультацию психолога просто не получится. Но в идеале, конечно, лучше пройти весь курс — не менее десяти визитов. Тех, кто живёт в Красноярске, принимаем максимум на второй день после обращения.

Родственники могут записаться на приём по телефону, указанному на нашем сайте, — 222-40-73. Сейчас в нашем онкодиспансере работают два психолога.

— Какие вопросы от пациентов считаете самыми сложными?

— Сложно, когда произошёл рецидив. Вместе с пациентом, у которого первично выявлена опухоль, мы проходим все этапы лечения, доходим до принятия ситуации, входим в ремиссию, восстанавливаемся… А если случался рецидив, мы возвращаемся к первой стадии, умноженной на два. Как объяснить, что нужно бороться снова, как найти нужную мотивацию? Пациенты говорят: мы же все прошли, соблюдали все требования, почему болезнь вернулась? Многим нужна гарантия, что третий раз такое не повторится, но кто её может дать?

— Мотивация — у каждого своя?

— Безусловно. Чтобы найти её, нужно понять личностный ресурс пациента. Сложнее тем, кого болезнь лишила работы, карьеры. Представьте, он был руководителем предприятия, имел в подчинении тысячу сотрудников, а теперь потерял должность, сдаёт позиции лидера. Чем заполнить пустой сосуд? Другое дело, если больной уже находился на пенсии, имел какое-то увлечение. Он не выпал из социума настолько сильно, как работающий человек. Порой активные и трудоспособные острее ощущают потерю социального статуса, чем само заболевание.

Что делать дальше? Этот вопрос мы слышим чаще всего. Работаем над тем, чтобы человек понял, что он — не один, целая команда борется за его здоровье. Хирурги оперируют, химиотерапевты подбирают необходимую терапию, мы, психологи, восстанавливаем психоэмоциональное состояние. А остальное зависит от пациента: от того, как он будет эксплуатировать организм, соблюдать рекомендации докторов. Если говорят: не нужно ехать за границу и лежать на пляже, а вы едете. Или идёте в баню со спиртными напитками, что хотите получить в ответ?

— Обращаются ли к вам за помощью, поддержкой коллеги?

— Приходят, но не часто. Потому что нагрузка у врачей большая, времени на себя не хватает. Но мы проводим для врачей сеансы медитации, используем телесные практики для снятия мышечных зажимов, спазмов. Организовывали арт-терапевтические мастер-классы: вместе и посмеялись, и погрустили.

Вообще, арт-терапия — интересное направление в психологии. Мы, взрослые, не всегда можем что-то сказать или понять, чего хотим, принять какое-то решение. А когда начинаем рисовать, наше подсознание на бумаге подсказывает ответы. Остаётся только расшифровать изображение.

К слову, все техники, которые мы используем, — обучающие. Когда пациент уходит из группы, знает, как вести себя в стрессовых ситуациях, правильно дышать, какие техники медитации использовать.

— Вы курируете это направление уже несколько лет, как сами справляетесь с профессиональным выгоранием, как восстанавливаетесь?

— Самый лучший метод — супервизия. Я сама иду на консультацию к психотерапевту, рассказываю о сложном случае, с которым не могу справиться или который слишком меня зацепил. Вместе мы обсуждаем, какие я сделала ошибки, почему так сильно присоединилась к пациенту. Совместный анализ ситуации помогает отстраниться.

Всегда привожу пример про самолёт. Перед полётом бортпроводники предупреждают: сначала наденьте кислородную маску на себя, а потом на ребёнка. Если я буду находиться в депрессивном состоянии, как смогу помочь пациенту?

Досье

У Василины Шабалиной редкая специальность — онкопсихолог. Уже семь лет Василина Васильевна работает в красноярском онкологическом диспансере. За это время её клиентами стали тысячи пациентов клиники. Для больных и их родственников организуют групповые занятия и индивидуальные консультации.

Врезка

Эксперт отмечает: онкология поражает три уровня. Первый — телесный: раковые клетки уничтожают здоровые, второй — психологический: страдает психоэмоциональное состояние, третий — социальный: пациент выпадает из социума.