Оксана Василишина: “Многие считают: с нами такое не произойдёт”

Оксана Василишина известна многим жителям не только нашего города, но и края. Уже несколько лет она руководит организацией «Поиск пропавших детей — Красноярск». Волонтёры помогали искать тысячи людей: заблудившихся в лесу грибников, сбежавших из дома подростков, потерявшихся малышей… А ещё своей деятельностью они научили красноярцев не оставаться равнодушными к этой теме — поиску пропавших людей, по возможности присоединяться и помогать добровольцам.

Оксана родилась и выросла в Ирбейском районе. В Красноярске жила, пока училась в техникуме. Получила специальность юриста и вернулась на родину.

— Работала совсем в другой сфере, была индивидуальным предпринимателем, занималась продажей автомобильных запчастей, — рассказывает она. — В 2008 году развелась с первым мужем. Как раз в тот момент дочь окончила школу, ей нужно было получать профессию, и вместе с детьми я переехала в Красноярск. Всё сложилось удачно: сняла квартиру, устроилась на работу в той же сфере, чем занималась. Сразу чувствовала себя на новом месте комфортно, уютно.

Дочь отучилась, решила работать и жить в Сосновоборске. Туда же переехала и Оксана с младшим сыном — так было удобнее.

Настрой — серьёзный

— Тема поиска пропавших людей появилась в моей жизни как-то издалека. Когда я жила ещё в Ирбейском районе, в Красноярске пропала пятилетняя Полина Малькова, потом её нашли убитой. Эта страшная история потрясла меня, — вспоминает Оксана. — Вскоре после переезда в краевой центр увидела в соцсетях призыв подключиться к поиску пропавшего восьмилетнего мальчика. Я присоединилась к волонтёрам, которые занимались прочёсом территории. К сожалению, этого ребёнка тоже нашли мёртвым. После поиска мы пообщались с представителями правоохранительных органов, они сказали, что не против сотрудничества с общественниками, волонтёрами. Как раз в то время во всей стране стало развиваться поисковое движение.

Но был юридический нюанс: полицейские не имеют права предоставлять личную информацию, тем более о детях, рядовым гражданам. Поэтому волонтёрам нужно было зарегистрировать общественную организацию.

— Что мы и сделали, ведь наши намерения были серьёзными, — рассказывает Оксана. — Хотя тогда я, конечно, и представить не могла, насколько буду погружена в эту деятельность, возглавлю организацию. Первоначально для регистрации требовалось три соучредителя, я была в их числе. Потом один переехал в другой регион, второй не стал заниматься этой деятельностью — не хватало времени. Так я стала руководителем.

Найден. Жив

Сегодня в активе организации порядка 30 человек, это ребята, которые давно занимаются поиском. Плюс около 200 волонтёров по Красноярску и десятки добровольцев в подразделениях других населённых пунктов края.

— Постепенно нас стали узнавать. Теперь многие жители края понимают, что в таких ситуациях — если пропал человек — можно обращаться за помощью одновременно и в полицию, и к нам. Как минимум мы обязательно расскажем, как поступить в каждой конкретной ситуации, — говорит Оксана. — В первую очередь выезжаем на поиск детей, пожилых людей, а также тех, кто пропал в лесу, — вот три основных направления нашей деятельности. По мере возможности присоединяемся к поиску остальных пропавших. В любом случае обязательно распространяем информацию в интернете, в этом никому не отказываем. Даже если понимаем, что ситуация бытовая: например, муж загулял где-то с друзьями.

В команде добровольцев Оксана сама выезжает практически на все поиски. Понятно, что предугадать заранее, сколько их будет, невозможно. Бывает, что и за неделю никто не обращается, а иногда поступают по восемь-десять заявок в день. Порядка 80 процентов обращений завершаются надписью на листовке в соцсетях — «Найден. Жив».

Психологическая поддержка родственников пропавших, разъясняющие беседы — тоже составляющие деятельности волонтёров. «Например, мы объясняем, как работает полиция, — рассказывает Оксана. — Как говорила одна бабушка: моего сына никто не ищет. Мы спрашиваем: почему вы так думаете? Отвечает: весь день стояла у окошка, никого из полиции не видела. Люди считают: если подали заявку, во двор приедет целый гарнизон и начнёт проверять территорию. Но это не так. У сотрудников полиции своя технология: сбор информации, отработка связей, непосредственно поиски. Каждый уголок двора просматривать не всегда разумно. Мы объясняем это, рассказываем, куда обращаться дальше, если по прошествии времени поиск не дал результатов».

Думали, она ещё маленькая

— Психологически сложнее всего проводить поиски утонувших — неважно, детей или взрослых, — говорит Оксана Василишина. — Мы, опытные волонтёры, прекрасно понимаем: с рекой шуток нет. Если человек пропал на водоёме, то, скорее всего, он пропал именно здесь. А родственники считают: он выплыл, пошёл через лес, потерял память, прибился в домике у какой-нибудь бабушки и живёт там… Они цепляются за последнюю соломинку. Переубедить их в обратном мы не имеем права, понимаем, что человек мёртв, но сказать не можем. Это очень тяжело, особенно когда ищем утонувших детей. Родители до последнего надеются, что ребёнок пропал не на воде, выплыл, заблудился, просят: ребята, давайте ещё лес обыщем. Мы идём и обыскиваем.

Некоторые поиски ведутся годами. И бывает так, что люди находятся даже через десятилетия. «Два года назад нам поступила заявка: в психоневрологическом учреждении в Овсянке находится девушка 25 лет, которую нашли в Красноярске в шестнадцатилетнем возрасте. Кто она и откуда — неизвестно. Найти родственников попросили неравнодушные сотрудники диспансера, — рассказывает Оксана. — Всё это время полицейские подавали информацию о найденной девушке во все регионы, но нигде её не искали — такой подросток не пропадал. Мы опубликовали ориентировку в интернете, через три дня отозвались родственники — бабушка и дядя. Девушку считали погибшей, потому что много лет назад мама опознала её в другом погибшем ребёнке, его тело было сильно обгоревшим».

За годы поисковой деятельности Оксаны произошло несколько таких случаев.

— Ещё одна похожая ситуация. Лет двадцать назад в Красноярске нашли девочку. В силу своего развития она выглядела как четырнадцатилетний подросток, — говорит Оксана. — Все эти годы прожила в интернате. Когда мы выставили в соцсети ориентировку, её нашли. На самом деле в момент пропажи ей был уже 21 год. Поэтому тогда не сопоставили данные о найденном в Красноярске ребёнке и пропавшей в Томске девушке.

Случается, что семейные конфликты разлучают близких людей на многие годы.

— После ссоры с семьёй подросток приехал в наш город из европейской части страны. Это было примерно двадцать лет назад. Остался здесь, — приводит ещё один пример Оксана. — Не так давно его родственники подали волонтёрам заявку на поиск, коллега этого теперь уже мужчины откликнулся, рассказал, где его найти. Таких ситуаций, когда родные перестают общаться, а потом решают найти друг друга, достаточно много.

Пойдём за мороженым?

Пропавшие подростки — особая тема. В этом возрасте у ребят отсутствует инстинкт самосохранения, они могут сесть на попутку, автостопом отправиться путешествовать. У них нет страха, нет жизненного опыта. Они не понимают, что водители бывают разные. И если что-то произойдёт в пути, найти потом ребёнка очень тяжело.

Чтобы рассказать о правилах безопасного поведения, волонтёры проводят занятия для учеников младших классов в красноярских школах.

— Такие уроки безопасности мы решили организовать после нескольких случаев нападения на детей, — говорит Оксана. — К тому же практика показывала, что ребята не знают элементарного: с кем можно уходить, к кому нельзя садиться в машину… Для них преступник, похищающий детей, — во всем чёрном, в маске и с пистолетом. А на самом деле увести ребёнка может любой человек, который выглядит вполне обычно.

Волонтёры провели социальный эксперимент: из пятнадцати детей младшего школьного возраста тринадцать ушли с незнакомцем в течение 30 секунд.

— Их уводил наш волонтёр-психолог. Мы проработали, что говорить детям: мама зовёт, пойдём купим мороженое, найдём ниточку на шарик… Какие-то простые предлоги, и дети уходили, — рассказывает Оксана. — Ребята постарше уже задумываются, куда и с кем можно идти. Поэтому мы проводим занятия в младших классах. И это даёт эффект. Недавно родители одной из девочек рассказали нам: два года назад в подъезде их дочь схватил мужчина, потащил на верхние этажи. Она вспомнила, как надо вести себя, — стала громко кричать. Выскочили соседи и отбили ребёнка. Всегда говорим детям: в любой подобной ситуации — хотя бы кричите.

Волонтёры читают лекции и для родителей, рассказывают, что делать, если пропал ребёнок. Сначала некоторых мам и пап приходится убеждать в необходимости знания такой информации. Ведь большинство родителей считают: с нами такое не произойдёт.

— Но все-таки лучше знать, что делать. Потому что, когда пропадают дети, родители так паникуют, что не могут вспомнить даже цвет глаз своего ребёнка. Их накрывает состояние ужаса, — объясняет Оксана Василишина. — В такой ситуации в первую очередь нужно взять себя в руки, не паниковать и срочно обратиться в полицию. До сих пор существует расхожее мнение, что заявление правоохранители принимают только через трое суток после пропажи человека. Это не так. Подать заявление можно, даже если ребёнок или взрослый отсутствует всего час.

Не знала, как об этом говорить

На поиск детей волонтёры выезжают в любое время суток. У Оксаны всегда собрана сумка со всем необходимым — рациями, личными вещами.

— На любой звонок я реагирую мгновенно, — говорит она. — Ночью сразу просыпаюсь, мне не нужно время на раскачку. Но вот не пропускать через себя каждую ситуацию не получается. Наверное, отстраняться и не нужно, иначе поиск превратится в рутинную работу, а так быть не должно. Такой деятельностью занимаются неравнодушные люди, которые не могут пройти мимо чужой беды. Восстанавливаться помогает понимание того, что от меня что-то зависит. Ведь если не вести поиск, всё может закончиться совсем по-другому. Да, иногда происходят трагедии — оказывается, что пропавший человек мёртв, но это тоже результат. Ведь родственникам важно знать, что случилось с близким им человеком.

Сейчас Оксана занимается только поисковой деятельностью.

— Теперь меня ничего не держит, я могу сорваться на поиск в любой момент, — говорит она. — Это очень важно. Раньше случались такие ситуации: находишься на работе, а у тебя вызов — пропал ребёнок. Ты понимаешь, что заниматься работой уже не можешь. Ты весь в этом поиске: нужно отвечать на звонки, координировать работу волонтёров, общаться с госструктурами. При этом давит осознание: сижу здесь, выехать на поиск сама не могу.

Оксана Василишина отмечает: за эти годы у неё уже выработались определённые «поисковые» привычки, рефлексы: «Идёшь по улице — рассматриваешь людей, даже боковым зрением отмечаешь детей, пожилых людей. Смотришь, всё ли у них в порядке. Наверное, моим детям и внукам тяжело со мной. Постоянно пытаюсь не допустить возникновения какой-то опасной ситуации. Повторяю: не оставляйте маленьких без присмотра, не подходи к реке, не высовывайся в окна…»

За это время изменилось и отношение красноярцев к поисковой работе.

— Первое время было так: разместишь листовку в социальной сети — ни репоста, ни отзыва… Люди равнодушно относились к нашей деятельности, — отмечает Оксана. — Но мы постоянно показываем, как ведутся поиски, рассказываем о себе. И горожане стали более отзывчивыми. Многие сами становятся инициаторами поисков: теперь, если видят одинокого маленького ребёнка, потерявшуюся бабушку, вызывают полицию, обращаются к нам.

Степень неравнодушия и отзывчивости красноярцев Оксана особо поняла и прочувствовала в этом году, когда опубликовала в социальных сетях пост с личной просьбой о помощи. Врачи диагностировали у неё злокачественную опухоль четвёртой стадии.

— Меня долго уговаривали обратиться в платную клинику. Говорили: давай объявим сбор денег. Но я была против, — вспоминает она, — думала, что такую сумму не собрать. Не понимала, как преподать эту просьбу, чтобы не возникло вопроса, почему собираю деньги на платную медицинскую помощь, если есть бесплатная. Ведь у нас создан хороший онкодиспансер, где успешно лечат рак. Моя ситуация была такой: когда красноярские врачи поставили диагноз, мы решили запросить второе мнение — в московской частной клинике. И мнения специалистов разошлись. Здесь мне предлагали сразу сделать операцию, а потом проводить химию. А там — сначала немного убить очаг, поскольку опухоль очень большая, а потом оперировать. Позже, когда мы приехали в Москву, то прошли обследование на более современном оборудовании, и оно показало другие результаты.

Оксану всё-таки уговорили объявить сбор. За три дня удалось собрать три миллиона рублей.

— Я была в шоке от такого результата, — говорит она. — Была в шоке, когда сын знакомых — восьмилетний мальчик — просил своих гостей подарить ему на день рождения деньги, чтобы «перевести тёте Оксане». Поразило, что жена бывшего мужа перевела деньги, позвонила и спросила, как у меня дела. Вообще, я получила столько слов поддержки: мне звонили, отправляли СМС. К сбору присоединились госструктуры, депутаты, спортсмены. Так что теперь благодаря полученным средствам позади успешная операция, идёт дальнейшее лечение, проводятся необходимые обследования. Надеюсь, что всё будет хорошо.

Теперь Оксане сложно разграничивать личное и общественное: номер её сотового телефона известен всем, и позвонить можно в любое время суток, личные страницы в соцсетях она использует для размещения информации поискового отряда.

— Если честно, я уже боюсь писать в социальных сетях что-то личное, потому что это сразу становится общественным. Поехала в Москву на обследование, разместила фотографию, тут же во всех новостях увидела себя, — говорит она. — Поэтому многое не публикую, особенно суждения, комментарии на какие-то темы. Сотовый телефон всегда со мной, только когда проходила лечение в стационаре, оставляла его координаторам. А так постоянно с ним — и работаю, и отдыхаю, и сплю.

Оксана Василишина признаётся, что при таком режиме жизни спланировать долгий, «далёкий» отпуск не получается.

— Начинаются поиски — прекращается всё: запланированная встреча, отдых, поездка. Поэтому сложных туров никогда не планирую, — рассказывает она. — Как уезжать, когда понимаешь: если что-то здесь случится, не смогу быстро вернуться. А ещё по своему опыту знаю: стоит куда-то уехать из Красноярска, что-нибудь обязательно случается. Но мы замечательно отдыхаем и здесь — в окрестностях краевого центра. Вместе с волонтёрами выезжаем на природу, жарим шашлыки. Новый год встречали все вместе, семьями. Для детей устраивали отдельный утренник. За эти годы мы так сдружились, сроднились, не оставляем друг друга в любых, самых сложных жизненных ситуациях.

Не пропускать через себя каждую ситуацию не получается. Наверное, отстраняться и не нужно, иначе поиск превратится в рутинную работу, а так быть не должно. Поисковой деятельностью занимаются неравнодушные люди, которые не могут пройти мимо чужой беды.

Только в августе Красноярская региональная общественная организация «Поиск пропавших детей — Красноярск» приняла 143 заявки на поиск. В списке пропавших было пятнадцать детей в возрасте до 13 лет, одного из них найти так и не удалось, ещё одного ребёнка нашли мёртвым. Остальные найдены. Также в списке восемь подростков, до сих пор ведутся поиски одного из них.