Георгий Дмитриев: «Все смотрели на меня как на чудо дивное»

Высоченный мужчина с улыбкой ребёнка и невероятной энергетикой — так коллеги и поклонники характеризуют Георгия Дмитриева, артиста драматического театра им. А.С. Пушкина. В наш город он переехал несколько лет назад и быстро завоевал любовь зрителей. Профессиональный путь Георгия невероятно насыщен: работа в опере и драме, гастроли в США и Европе, музыкальные проекты, авторские постановки…

“Самоубийца”, “Горе от ума”, “Песенки Вертинского” — премьеры этого года, в которых задействован актёр. Также весной он стал лауреатом фестиваля “Театральная весна” в номинации лучшая мужская роль второго плана в драматическом спектакле — за исполнение роли Брандахлыстовой в спектакле “Смерть Тарелкина”.

Говорю через песенки

— Георгий, как вы оцениваете уходящий сезон?

— Это мой пятый сезон в театре Пушкина, для меня он очень успешный, потому что весь построен на спектаклях мечты. Во-первых, состоялась премьера “Горе от ума” — постановки, о которой мечтает каждый артист. Любое прикосновение к такому материалу обязывает — большая ответственность. И роль Скалозуба, и неожиданное решение спектакля стали для меня открытием знакомого материала.

Во-вторых, воплотилась мечта, к которой я шёл многие годы, — премьера постановки “Песенки Вертинского”. Ровно 15 лет назад я впервые исполнил произведения Александра Николаевича, но тогда это был формат концерта. И всегда очень хотелось, чтобы случился спектакль, который шёл бы в репертуаре театра.

Третье значимое событие — премьера “Самоубийцы”. Отмечу, что Николай Эрдман (автор пьесы. — Ред.) “преследует” меня давно. Мой творческий путь начался в театре “Ильхом”. Его основатель и художественный руководитель, мой мастер Марк Вайль, — создатель одной из самых известных и лучших постановок этой пьесы. Спектакль был поставлен в Югославии в конце 1980-х годов, его называют шедевром. В 2016 году я должен был ставить “Самоубийцу” в Русском драматическом театре в Ташкенте. Но так сложились обстоятельства — проект не осуществился.

Поэтому премьера “Самоубийцы” в Красноярске — особая радость. Получилось масштабное полотно, крайне необходимое сегодня. В спектакле есть и смешное, и то, что заставляет думать. Кстати, ещё одно удивительное совпадение произошло недавно на гастролях в Енисейске: я наткнулся на мемориальную доску с надписью: “В этом здании выступал Николай Эрдман” (в Енисейске Эрдман находился в ссылке. — Ред.). Это совпадение неслучайно: Эрдман жил в нашем крае некоторое время, и его пьеса идет в Красноярске с большим успехом.

— Что вам ближе: быть артистом и воплощать в жизнь идеи режиссёра или выступать автором своих постановок?

— Сравнивать сложно, это разные виды деятельности. На протяжении долгого времени я сидел на нескольких стульях: был и оперным певцом, и актёром драматического театра, и режиссёром оперных и драматических постановок. Это было в Ташкенте.

Благодарю высшие силы, которые однажды сказали: хватит, займись чем-то одним, вложи максимальное количество усилий, чтобы стать профессионалом только в этом. Сейчас для меня главное — быть актёром драматического театра.

Да, “Песенки Вертинского” — моя авторская постановка. Но в её основе в большей степени не режиссура, а моё личное желание как артиста через песенки высказаться о чём-то главном, спеть или прочитать тексты Вертинского публике. Его произведения абсолютно актуальны и сегодня. Задача постановок “Я такое дерево” и “Песенки Вертинского” — оказаться на более близком расстоянии со зрителем, поговорить о тонких вещах, затронуть струнки, спрятанные где-то глубоко в душе.

— Когда находитесь на сцене, видите реакцию зрителей?

— Со сцены я практически не могу разглядеть людей в зале. Во-первых, на меня бьет яркий свет. Во-вторых, когда видишь глаза одного зрителя, начинаешь терять внимание других. Нас учили так: в зале — один зритель, голова которого находится на последнем ряду, а ноги — на первом. Поэтому голос, энергетику я посылаю в самый конец зала. Во время спектакля должно возникнуть ощущение единения со зрителем. Любой театр — взаимодействие актёра и публики, без зрителя театр невозможен.Кстати, после спектаклей знакомые часто спрашивают: “Почему ты смотрел именно на меня?” Я уточняю: “А где вы сидели?” В этом и суть — не пропустить ни одного человека, уделить внимание каждому, включить в процесс всех зрителей.

— Настроение зала чувствуете, понимаете, как принимают спектакль в данный момент?

— Конечно. Сегодня зал с первой минуты с тобой. На этом же спектакле через два дня — нужно постоянно прилагать усилия, чтобы включать зрителей в действие.

“Победи его”

— Георгий, расскажите, как вы пришли в профессию? Ваши родители из театральной среды?

— Совсем нет: мама — врач, папа — инженер. Я родился в Ташкенте. У меня был брат, старше меня на шесть лет. Папа относился к технической интеллигенции, именно ее представители раньше были основными театральными зрителями. Отец всегда водил нас с братом на спектакли, сначала в кукольный театр, потом в ТЮЗ. В десять лет я уже ходил на постановки Русского драматического театра. Мы с братом обсуждали, кто из артистов лучше играет, смотрели вполне взрослые спектакли. И вместе с тем дома постоянно слушали пластинки, самые разные. В том числе и классическую музыку.

В детстве я постоянно выступал на сцене — в школе, в пионерских лагерях. Почему меня туда тянуло? Я всегда был очень высоким. Дылдой. А в Ташкенте реакция на рост более острая, там не так много высоких людей. Поэтому у меня была масса комплексов. Когда на рынок приходил я — высокий, светловолосый, торговля останавливалась, все смотрели на меня как на чудо дивное.

Сцена была единственным местом, где я чувствовал себя свободным, выпрямлялся. Это пространство, где можно расправить крылья и взлететь.

— И тогда решили стать артистом?

— Я собирался быть психологом. Но всё изменил случай. Театр “Ильхом” объявил набор в школу драматического искусства. Причём это был совместный проект с Вашингтонским университетом. В школе учились студенты из США.

Мой брат, который страстно мечтал попасть в театр, сразу начал посещать консультации для желающих участвовать в просмотре. Он сразу стал их звездой, не было сомнений в том, что его примут в школу. А мы с друзьями пришли на одну из последних консультаций “от нечего делать”. Конкурс был 20 мест на 300 человек. Я вышел и начал читать… Дальше ничего не помню, слышал смех, оглушительные аплодисменты. И меня спросили, что прочитаю на следующей консультации. Пришлось прийти снова… В школу мы поступили вместе с братом, он тоже был артистом. В 2006 году трагически погиб, а до этого времени мы работали в одном театре.

— Как вышло, что вы стали и оперным исполнителем?

— В школе драматического искусства был предмет “вокал”, его преподавали оперные певцы. Они и отметили, что у меня оперный голос. Представьте: мне всего шестнадцать лет, народный артист Узбекистана Куркмас Мухитдинов дарит пластинку Шаляпина, на которой написано: “Победи его”. Это сносит голову.

В 1998 году я поступил в музыкальное училище. У меня была цель — в 21 год попасть на сцену оперного, именно потому что Шаляпин первый раз выступил на театральной сцене в этом возрасте. И у меня получилось — 3 мая 2001 года состоялся дебют. Я исполнил партию Старого Иудея в опере “Самсон и Далила”. Стал совмещать два театра. Училище окончил экстерном — за три года вместо четырёх, потом шесть лет проучился в консерватории.

— Пластинка с памятной надписью сохранилась?

— Со мной и пластинка, и ноты Вертинского, которые мне стали дарить после первого концерта. Настоящие ноты — дореволюционные. Всё это переехало вместе со мной в Красноярск.

Взлететь, не отрываясь от земли

— Как возникла идея переехать в Сибирь из солнечного Ташкента?

— Красноярск появился в моей судьбе благодаря встрече с Верой Павловной Барановой. Мы познакомились на фестивале в Кисловодске. Каждый год там проводятся “Шаляпинские сезоны”.

Дело в том, что в Кисловодске есть дом-музей “Дача Шаляпина”. Она располагается недалеко от вокзала, на некотором возвышении. В августе 1917 года Шаляпин отдыхал на этой даче, готовился дать концерт в Курортном зале. Это шикарное, красивейшее здание, замечательная площадка для исполнения. Сохранилась такая легенда: на даче Шаляпин распевался, услышал аплодисменты. Вышел на балкон, внизу — толпа. Тогда певец дал трехчасовой концерт прямо с этого балкона.

Теперь на фестиваль в Кисловодск съезжаются артисты из разных городов, общаются, исполняют песни из репертуара Шаляпина. В 2012 году мы встретились там с Верой Барановой, она тогда была художественным руководителем оперной труппы Красноярского театра оперы и балета. Вера Павловна предложила мне принять участие в “Параде звёзд”, который как раз планировали посвятить Шаляпину.

Так в феврале 2013 года я впервые приехал в Красноярск. Познакомился с моими родственниками по линии отца. Мы увиделись первый раз в жизни, но встретились так, как будто всю жизнь знали друг друга. Тогда же я узнал, что такое минус 28. Но сейчас считаю, что это даже тепло.

Собственно говоря, многое шло к переезду. Существует программа переселения соотечественников в Россию из других стран. Я узнал, что Красноярск входит в число городов, куда можно приехать. К тому же меня приглашали в ваш оперный театр. Но всё равно оставались сомнения… Помню, как позвонил в авиакассу, спросил, есть ли билет на конец марта. Мне ответили: “Да, на 27 марта”. Это Всемирный день театра. Знак судьбы, всё сложилось: надо ехать. И документы на переселение удалось подготовить буквально за считаные дни, хотя некоторые ждали месяцами. Да, я был очарован Красноярском. Но изначально не думал, что город станет моей длительной остановкой. Не понимаю, что со мной здесь произошло, но мне очень нравится Красноярск, его жители. Мне здесь хорошо.

— Но артистом Красноярского театра оперы и балеты вы так и не стали?

— Видно, в своё время я перепел, что ли. У меня было огромное количество камерных концертов, музыкальных проектов. Но в опере я не мог выразить то, что мне бы хотелось сказать. Я думал не о том, как спеть, а о том, как сыграть. Хотя это неправильно. В опере как в спорте — любая лишняя эмоция может сказаться на качестве пения. А меня захлёстывали эмоции. И эта “недовыраженность” привела к тому, что в 2015 году у меня на физическом уровне пропало желание петь. Мне просто стало неприятно делать это.

Но поскольку я готовился к переезду, снова занялся вокалом. Прошёл прослушивание в Красноярском театре оперы и балета, но меня не взяли. Никаких претензий к театру нет, это было абсолютно объективно. Более того, я благодарен за такое решение провидения.

Я обзвонил другие театры, естественно, мест не было. Оставил резюме на вахте драматического театра. И снова невероятное совпадение: меня пригласили на прослушивание в день смерти моего мастера Марка Вайля — 7 сентября. Оказалось, что Олег Алексеевич Рыбкин хорошо знал и Марка Вайля, и “Ильхом”.

— Здесь к вам вернулось желание петь?

— Да, сразу, как только я пришёл в театр Пушкина. Важно, что здесь у меня появилась возможность исполнять в спектаклях именно те музыкальные произведения, которые нравятся мне.

— О чём вы мечтаете в профессиональном плане?

— Мне хочется добиться максимального мастерства в своей профессии. Чтобы, насколько это возможно, сделать счастливее зрителей, которые приходят на спектакли.

Я отлично помню уроки и наказы моего мастера. Если мы ошибались на сцене, Марк Вайль говорил: “Как вы можете так поступать? Вот у врачей нет права на ошибку. Они лечат тело, а вы — душу. Почему же вам можно ошибаться?”

Театр — сокровенное место, где могут происходить чудеса. И это не пафос. Сам бывал на спектаклях, после которых выходил другим человеком. Почему я обожаю сцену? Здесь ты можешь взлететь, не отрываясь от земли, почувствовать ощущения, которые даже представить не мог. В этом пространстве могут случаться особенные вещи, происходить откровения. Кто-то сказал, что актёр — проводник с неба в зал. И неважно, какой текст произносишь, ты делаешь это, чтобы зрители стали лучше, счастливее, прекраснее.

— Каким вы уходите со сцены — уставшим или, напротив, полным сил?

— Всегда по-разному. Театр отличается от кино сиюминутностью. Придите на один и тот же спектакль в разные дни, это будут разные постановки. Конечно, все будут говорить и делать одно и то же, свет и музыка будут теми же. Но для зрителя важно и ценно, чтобы складывалось ощущение, что действие рождается сейчас, что это не исполнение заученных мизансцен.В своё время я получил отличную прививку, касающуюся этой темы. Мне было 17 лет. Мы играли спектакль “Носороги” Эжена Ионеско. Причем на английском языке, премьера была в США. У меня была большая роль, 50 минут без остановки текст на английском. Я выучил его за месяц, очень гордился собой. Был уверен, что я прекрасен в этой роли, чувствовал себя богом сцены. И однажды в гримёрке после спектакля, рисуясь, спросил у более опытного артиста: ну как я играл? Он ответил: “Жора, мне кажется, через пару лет ты уйдешь из театра. Тебе станет скучно. Потому что каждый раз ты выходишь с одной интонацией, точно исполняешь, что поставлено. А в театре самое главное — ощущение сегодня. То, что рождается в данную минуту”.

Досье

Георгий ДМИТРИЕВ

Артист Красноярского драматического театра им. А. С. Пушкина.

Образование: школа драматического искусства театра “Ильхом”, Государственная консерватория Узбекистана.

Карьера: 1997–2011 гг. — актёр театра “Ильхом”, в 2001 году принят в стажёрскую группу Большого театра оперы и балета им. А. Навои, с 2004 по 2017 год — его солист.

В 2008-м дебютировал в качестве драматического режиссёра в театре “Ильхом”, в 2012-м — в качестве режиссёра-постановщика на музыкальной сцене.