Алексей Герасимов – дружит с Южным, терял сознание в Малайзии и подглядывал за Надалем

Биография Алексея Герасимова достойна отдельной книги в серии «Жизнь замечательных людей». Когда-то он влюбился в Красноярск и уехал из родного Таджикистана, чтобы стать сибиряком, а перед этим пытался строить карьеру профессионального теннисиста. В игровом плане не получилось, но своё призвание Алексей Юрьевич нашёл на организационно-тренерском поприще – уже долгое время он возглавляет федерацию тенниса Красноярского края.

Первоначально поводом для встречи стал успех Мирры Андреевой на турнире ITF в Испании. Но разговор плавно перетёк в более обширное русло. Мы обсудили всё: поиск талантов, проблемы красноярского спорта, планы и перспективы... Заодно Герасимов оказался отличным рассказчиком и вспомнил несколько забавных историй из своей насыщенной биографии: там были и злой Кирьос, и обиженный Надаль, и многие другие. Но начали мы всё же с разговора о Мирре.

«Хотелось бы верить, что девчонки выйдут на уровень топ-игроков»

– Мирра Андреева выиграла свой третий взрослый титул. При этом ей всего 15 лет. Чем она берёт – талантом или большой работой?

– Работой, причём не просто большой, а огромной. И в первую очередь не своей, а родительской. В России очень много талантов, и наша теннисная школа считается сильнейшей в мире. Ребята уже двадцать лет занимают лидирующие позиции по всем возрастам в юниорском зачёте. Но при переходе во взрослый теннис большинство теряется. У каждого есть свои причины, но зачастую ломаются именно родители, причём психологически.

– Почему?

– Когда дети постоянно побеждают, к этому привыкаешь. Но мальчик растёт и однажды выходит на профессиональном турнире против мужчины, который приехал зарабатывать деньги. Шансов на победу мало – юниор есть юниор. Но не все выдерживают горечь поражений. Со временем их становится больше, и родители не выдерживают: «Иди учиться, зачем тебе этот теннис?». В итоге дети теряются. А родители Андреевых прекрасно понимают, какой талант есть в их дочерях, и адекватно воспринимают все трудности. Я горжусь тем, что у нас есть такие люди, которые готовы ради детей положить семейную жизнь на лоно спортивных побед.

– Но нет ли опасений, что девчонки повзрослеют, начнут проигрывать, и родители всё же сломаются?

– Мы видим, что Мирра уже побеждает во взрослых турнирах среди женщин. Эрика играет в системе WTA и, кстати, неплохо выступила в квалификации к турниру в Санкт-Петербурге – да, в основную сетку не попала, но обыграла двух очень классных спортсменок. Психологически они устойчивы и готовы играть со взрослыми женщинами. А без поражений в спорте не бывает. Понятно, что девчонки не сразу станут чемпионками всея и всего, и родители это понимают. Нам остаётся только болеть за Андреевых и желать побед.

– Какие игровые качества помогают Мирре побеждать в 15 лет?

– Все тренируются практически одинаково, и выбиваются те, у кого есть личностные особенности. Мирру я могу отметить как упорную, настойчивую спортсменку с хорошим видением площадки. Да и в целом в лидерах идут настойчивые и злые. Даже на тренировках иногда ломаются ракетки – девчонки хотят побеждать. Интеллект тоже имеет значение – двоечники в теннис не играют. Наш спорт иногда называют «шахматами в движении»: тут нужно чувствовать соперника, продумывать его действия и понимать, какой следующий шаг он сделает.

– Какое покрытие больше подходит для Мирры? Первые два взрослых турнира она выиграла на грунте, а третий – на харде.

– Предпочтения с возрастом меняются. У нас в Красноярске, где они выросли, есть только два варианта – либо грунт на улице, либо искусственное покрытие в зале. Харды появятся лишь в этом году. Думаю, им больше нравится играть на земляной площадке. Хотя они сами не придают этому значения.

– Но у топ-игроков есть любимые площадки. То, что Рафаэль Надаль предпочитает грунт, – известный факт.

– Я многим пересказываю свой разговор с Андреевыми, когда они вернулись в Красноярск после «Оранж Боула» – это, по сути, юниорский чемпионат мира, который проводится в США на харде. Девчонки приехали в «Сокол» и тренировались на дереве. Многие говорят: на нём играть нельзя, это непрофессионально! Спрашиваю у девчонок: «Вы после американского харда тренируетесь на дереве. Как вам?». Эрика отвечает: «Без разницы, лишь бы была возможность. И играть нам всё равно где». В этом чувствуется профессиональный подход – теннисист будет играть на любой поверхности. Всё зависит от подготовки к тому или иному турниру.

– В будущем от Андреевых можно ожидать побед уровня Шараповой, Кузнецовой, Сафиной и других наших звёзд? Или об этом рано говорить?

– Надежды и уверенность есть. Главное, чтобы не было травм и других катаклизмов. Хотелось бы верить, что девчонки выйдут на уровень топ-игроков. И желательно бы побыстрее. (Смеётся.). Но это уже не от нас зависит. Такие спортсменки, как Андреевы, рождаются раз в 30 лет. Я рад, что мы довели их до высокого уровня. Редкость ещё и в том, что это сёстры, и обе талантливые, и ещё показывают результат – просто суперудача!

– Отделение тенниса работает в спортшколе «Красный Яр». Девчонки оттуда?

– Нет, они начинали в «Теннис-Холле» у Марины Алексеевны Павловой. Она работала в «Соколе», потом уходила в «Холл», там же воспитывала Андреевых. Сейчас вернулась обратно. Девчонки к ней приезжают иногда – и повидаться, и потренироваться.

«В министерстве спорта нам не создают никаких препонов»

– Есть ли в Красноярске таланты, которые уже готовы играть на высоком уровне, но при этом не так раскручены, как Андреевы?

– Ребят много. Только в сборную края входит 34 человека. Понятно, что не все побеждают, но в любом случае тренируются и борются. В этом году команда Красноярска заняла практически все призовые места на первенстве Сибири до 13 лет! Только одну медаль отдали в Томск. А так у нас на пьедестале три мальчика, две девочки и три пары в миксте. Это наша опора, на которую мы возлагаем надежды в будущем.

– Можно поимённо?

– Отмечу Никиту Берсенёва, который входил в восьмёрку лучших юниоров страны. У девчат есть Надежда Фёдорова, Анна Побиткова – они хорошо играют, а не раскручены медийно потому, что нет таких высоких побед, как у Эрики и Мирры. Есть более взрослые спортсмены – например, братья Владислав и Севастьян Тасенковы, которые тоже выступают на турнирах ITF и даже в ATP играли. Сейчас сложно оценить их готовность к серьёзным матчам, поскольку нет международных турниров с теннисистами из Европы. Но создаются новые соревнования, куда приезжают спортсмены из Белоруссии, Казахстана и Средней Азии, причём туда ещё и хорошие призовые закладываются. Ребятишек у нас много, и я надеюсь, что в будущем они также прославят Красноярский край.

– Какой турнир для местных теннисистов считается самым значимым?

– Очень важны чемпионат Сибирского федерального округа и всероссийские турниры по разным возрастам. К сожалению, во многих регионах закрываются федерации, и там не проводятся официальные чемпионаты. Раньше мы могли съездить на Дальний Восток, посмотреть их уровень и себя показать, а сейчас такой возможности нет.

– У нас с местными чемпионатами, полагаю, всё в порядке?

– Да, проводим и первенства, и чемпионаты, как заявлено в календаре. Даже два всеросса есть. В министерстве спорта, надо отметить, нам не создают никаких препонов – наоборот, всячески оказывают помощь. Конечно, хотелось бы ещё финансовой поддержки побольше. (Смеётся.). Но сейчас у нас выстроен хороший диалог, и все взятые на себя обязательства мы выполняем.

«У нас есть юристы, экономисты, программисты, но практически нет тренеров»

– Имеющейся инфраструктуры хватает, чтобы растить молодёжь?

– Отчасти. Нам бы, в идеале, обзавестись крытым теннисным центром на шесть-восемь площадок. Мы же в Сибири живём. У нас на острове Отдыха девять открытых кортов, но на них можно заниматься два-три месяца. Остальное время ютимся под крышей. Есть площадки в «Теннис-Холле», в «Соколе», в «Красном Яре», но хотелось бы единый центр покрупнее и посовременнее. Тогда мы сможем там и тренироваться, и проводить соревнования любого уровня круглогодично.

– А если говорить о городах и районах края?

– Увы, тут всё плохо. Я этого не скрывал и не собираюсь. У нас только в Минусинске есть отделение тенниса в спортшколе. Ребятам дают спортзал, где сотня разметок для всего с ограничением по времени, и асфальтовый корт под летние тренировки. Была стратегия сделать площадку в местном ФОКе, но его строительство заморозили. В Железногорске есть несколько площадок и универсальный зал, в Зеленогорске – зал и асфальтовые корты, но отделения тенниса нет. Там люди играют на коммерческих условиях. В Ачинске был теннисный центр, но непонятно, как он работает. Два зала есть в Норильске – мы, кстати, проводили рабочую встречу с президентом местной федерации. Но там проблема в отсутствии кадров: детей много, взрослых тоже, а вот тренера нет. И пока я ничем не могу помочь.

– Норильск всё-таки необычный город, специфический.

– Да, и просто так человек туда не поедет. Нужен либо молодой тренер, который хочет развить знания и готов поработать вахтовым методом, либо местный житель с образованием и навыками. Там были специалисты, и очень неплохие, но после нескольких лет работы они уехали в Питер. Увы, это естественный процесс, который сложно остановить. В целом эта проблема актуальна для малых городов: одни тренеры уезжают, а другие не настолько компетентны, чтобы идти в ногу со временем.

– А куда детей девать, которые хотят играть на местах?

– Опять же важна работа с родителями. Они вкладывают деньги, нервы, время, здоровье и другие ресурсы. Однако дети растут, и встаёт вопрос об их учёбе, причём не в физкультурных институтах. У нас есть юристы, экономисты, программисты, но практически нет тренеров. Да и потом, я могу воспитать специалиста в Красноярске, но в Минусинск или Норильск он не поедет – считает, что там нет перспектив. А вот в Геленджик, Анапу или Сочи – это пожалуйста. Туда они и уезжают, семьи заводят, быт обустраивают. Ещё наши дети часто эмигрируют в США.

– Да ладно?

– До всех последних событий мы активно работали с американскими университетами, которые с большим энтузиазмом забирали ребятишек. Как это происходит: дети сдают экзамены, отправляют видеозапись своей игры, рассказывают о себе, на них приходит подтверждение из международной федерации, и после этого они принимаются на учёбу. Там полный пансион – проживание, питание, мячики, ракетки, система соревнований... К сожалению, в Россию возвращаются единицы. Обычно дети либо остаются в США, либо переезжают в Мексику, Канаду и другие страны. Понятно, что Сибирь – северный регион, и люди будут искать места потеплее.

– И эту тенденцию не переломить?

– Вряд ли. Она была всегда. Я – единственный в Красноярском крае человек из сферы тенниса, кто родом не отсюда. Сам из Таджикистана, там научился играть, получил образование. В Красноярск переехал уже во взрослом возрасте, и то потому, что на родине начались междоусобные войны и гонения на русских. Оставаться – просто опасно. Были перспективы уехать в Америку, но я всегда любил Советский Союз и решил не дёргаться. В Москве работал, на Алтае, а потом пригласили сюда. Через некоторое время я возглавил красноярский теннис и пытаюсь сделать всё, чтобы он не умер. Пока вроде получается. (Улыбается.). В других регионах сложнее.

«В Красноярске есть свой «Ролан Гаррос» на девяти кортах»

– В чём главная проблема, с которой часто приходится сталкиваться?

– Некоторые деятели во власти считают, что теннис – элитный вид спорта, и ему не место среди культивируемых. Ещё есть мнение, что Красноярск должен быть пристанищем для зимних видов спорта. После Универсиады летало поветрие, что в городе из летнего надо оставить только футбол, баскетбол и волейбол, потому что медийность и болельщики, а остальное ни к чему. А у нас в теннисе есть ребята, которые прославляют Красноярский край и Россию своими успехами. И вот как от них отказаться? Это неправильно. К счастью, я всё чаще нахожу понимание в министерстве спорта, что теннис нужно сохранять.

– Борьба – тоже летний вид спорта, но красноярская Академия борьбы выпустила кучу олимпийских чемпионов. Может, идея теннисного центра, о которой вы говорили, будет такой же эффективной?

– Да, но тут всё во многом зависит от политических решений. Вот пример. Под центр нужен земельный участок. Я встречался с одним из бывших губернаторов, и он сказал: «Земли нет, но мы можем её найти под инвестора, который готов вложить несколько сотен миллионов». А это нереально, чтобы пришёл человек и зарыл в теннисный корт кучу денег. Центр – не прибыльный бизнес, он окупится через несколько десятков лет! Кто будет ждать столько времени? Для инвесторов это будет, как сейчас модно говорить, социальной ответственностью. И найти их – задача властей, как я считаю. Как, например, строился «Бобровый лог»? Понятно, что его не просто так взяли и построили. Всё решалось наверху, и благодаря этому мы имеем классный горнолыжный комплекс. Здесь та же история.

– Есть хотя бы надежды на улучшение?

– Могу рассказать по кортам на острове Отдыха. Этот объект был передан в безвозмездное управление Центру развития тенниса, который в этом году провёл реконструкцию семи кортов из девяти. Мы заменили покрытие, дренаж, и на это потратили примерно пять-шесть миллионов. В планах есть полная реконструкция объекта – новые раздевалки, душевые, освещение, заборы... Но опять же возникают правовые нюансы.

– Какие?

– По закону нельзя передавать объекты в безвозмездное управление на срок более пяти лет. Так бы бизнес мог вложиться и спокойно чувствовать себя. А так, предположим, человек стал спонсором, а к нему придут и скажут: «Спасибо, друг, за работу, и до свидания». Будет ли он потом вкладываться? Вопрос. Спасибо нашим инвесторам, которых я убедил, по сути, пойти на риск. Благодаря им этот объект обретает вторую жизнь. А ведь он десятки лет увядал – побитые столбы, порванная сетка, неправильная разметка...

– Корты на грунте, верно?

– Да. Если точнее, на теннисите – это специальное покрытие из тёртого кирпича, керамзита и каких-то добавок. Это профессиональный грунт, на нём «Ролан Гаррос» проводят. Можно сказать, что в Красноярске есть свой «Ролан Гаррос» на девяти кортах. (Улыбается.). Раньше мы завозили карьерный песок, но сейчас он не используется.

– Не было ли планов создать травяной корт? Как на Уимблдоне?

– В нашем климате это нереально. Трава требует тщательного ухода. В принципе травяных кортов мало, и большинство из них находятся в Великобритании – там готовятся к Уимблдону, в котором, на мой взгляд, много эпатажа. В Сибири такого не сделать, да и не нужно. Конечно, мы можем положить искусственную траву, а смысл? В России всё равно нет официальных турниров на траве. Всё только на грунте и харде.

– И даже на юге?

– В Сочи есть крытые травяные корты в профилакториях. Мы там играем, когда идут затяжные дожди. Но это больше в порядке исключения – организаторы вынуждены переносить туда матчи, когда грунт заливает водой.

«Даниил немного выше уровнем, чем Женя и Марат»

– Немного о мировом теннисе. Первая ракетка мира – Даниил Медведев. Надолго ли он в лидерах?

– Этого никто точно не скажет. По сути, лотерея. Всё зависит от того, как он сыграет на US Open, как подготовятся Новак Джокович, Рафаэль Надаль, Стефанос Циципас... А это, между прочим, скрытая от общественности информация! Есть, кстати, история на этот счёт.

– Расскажите.

– Я в 2013 году ездил на Australian Open как гость нашего прославленного Михаила Южного. У меня был спецпропуск, по которому можно ходить куда угодно. Там все в одной куче: тренеры, спортсмены, приглашённые... Между офисным зданием, где раздевалки, и теннисным кортом есть небольшой переход – примерно шесть-восемь метров. В один прекрасный день я шёл по нему и увидел, что на площадке разминается Рафаэль Надаль с тренером по фитнесу. Увидев меня, они перестали заниматься, улыбнулись, мы поздоровались, обменялись приветствиями, парой слов... Но к разминке они не вернулись, пока я не зашёл за угол! А мне интересно стало, как всё происходит... Я из-за угла стал подглядывать, смотрю – Рафа на скакалке прыгает, с тренером общается... Заметили меня – перестали заниматься и отвернулись. Обиделись, видимо. (Смеётся.).

– Все наработки держат при себе.

– Вот поэтому многое скрыто. К тому же, сидя в Красноярске, сложно понимать, в каком состоянии сейчас находится Даниил Медведев. У него была травма кисти – как узнать, залечил ли он её или нет? Ещё многое зависит от фарта и сетки. Пятисетовые матчи – стресс для организма, и день отдыха мало что решает. К финалу можно подойти в истощённом состоянии. А соперник может всех размазать в трёх сетах и выйти на решающий матч в отличной форме. Тут не угадаешь.

– Сейчас Медведева активно ставят в один ряд с Евгением Кафельниковым и Маратом Сафиным. Можно ли их сравнивать?

– Считаю, что нет. Это абсолютно разные люди по темпераменту и стилю игры. Но, имея опыт проведения большего количества матчей, Даниил немного выше уровнем, чем Женя и Марат. У них всё-таки присутствовала доля русской удачи. Превосходные матчи, которые Сафин провёл с Федерером на Australian Open, в историю вошли на века. Медведев отыграл пять сетов с Надалем – тоже красиво! Конечно, в плане удержания первого места он превзошёл и Сафина, и Кафельникова. Но не забываем, что Джоковича не пустили в Австралию, а Надаль проиграл на «Ролан Гаррос». Будем наблюдать за тем, как у Дани сложатся эти две недели.

– Что скажете по Андрею Рублёву?

– Это очень перспективный парень, и он ещё покажет свой лучший теннис. Возможно, у него есть внеспортивные проблемы, поскольку он стал более вспыльчивым – на одном из последних турниров, например, не сдержался и наорал на судью. Хотя за Медведевым такое тоже наблюдается. (Улыбается.). Это больше элемент эпатажа, своеобразное шоу. Люди ведь приходят смотреть не только на теннис.

– А на что ещё?

– Ну вот есть Ник Кирьос – ничуть не великий теннисист, но на него толпами ходят! Он и станцует, и через сетку перепрыгнет, и место линейного судьи займёт. Многое идёт на публику. Бывает такое, что матчи отменяют из-за непогоды, но никто не уходит, потому что теннисисты начинают дурачиться – то выкрутасы какие-нибудь, то ещё что-то... Люди остаются на трибунах! Не удивлюсь, если организаторы специально ставят такую задачу. Современный теннис – это бизнес-модель, в которой всё завязано на деньгах.

«У меня первая мысль: «Ё-моё, вот это я попал...»

– Но любое шоу должно иметь рамки дозволенного? Вспоминается теннисист Бублик из Казахстана, который крайне нецензурно ругается на корте. Это может и оттолкнуть.

– Конечно, везде должны быть рамки разумного. Бублик в принципе невоспитанный парень, и на корте судьи его не любят. Он и полотенцами кидается, и матом ругается – это неприятно, соглашусь. Есть свод правил о поведении спортсмена. На 116 листах прописано, что можно, а что нельзя. Кто перешагивает красную черту, получает денежный штраф, и он достаточно ощутим. Понятно, что в мировом теннисе сумасшедшие призовые, но отдать три-пять тысяч долларов за то, что ты кинул ракетку в судью или неприлично выругался, всё равно неприятно.

– И всё же истории повторяются.

– Здесь надо понимать, что теннисист находится в эмоционально-критическом состоянии. Он как натянутая струна! Там сильный стресс, и каждому нужно от него избавляться. Роджер Федерер, например, всё держит в себе, и только после финала мы видим, как он плачет. Это не слёзы горя или радости – это расслабление нервной системы. Но он человек воспитанный и не может себе позволить некоторые непотребности. Хотя не факт, что мы всё видели. (Смеётся.). Серена Уильямс тоже как-то кинулась на судью с матами – получила штраф и дисквалификацию. В теннисе тебе никто не подскажет. Тренер на трибуне сидит, ему максимум болеть можно: «Давай-давай!». Но если судья услышит: «Сгибай ноги!» или «Бей ему под левую!», то может счесть это за подсказку и дать штрафное очко. После трёх выгоняют с игры.

– Сурово.

– Поэтому игрок на корте, по сути, один. Есть только соперник и судья. Ему никто не помогает. Отсюда возникает страшно возбуждённое состояние. Если человека вывести, то происходит эмоциональный взрыв, который проявляется по-разному. Один бутылки швыряет, другой ракетки ломает, третий всех матом кроет...

– То есть разряжается?

– Да. Потом, конечно, человек остывает и извиняется. У меня, кстати, есть личный опыт на эту тему.

– Ну-ка?

– Играл я турнир-сателлит в Малайзии. Раньше была такая система: заезжают 60 человек, играют три недели в отборах, а на четвёртую неделю остаются 32 лучших, у кого больше очков. То есть ты везде видишь одни и те же лица – на корте, в столовой, на отдыхе... Хорошо, что сейчас такого сумасшествия нет, и все фьючерсы проходят за неделю. Так вот, у меня матч с бразильцем, я первый сет забираю, а во втором при счёте 5:5 на его подаче стою и теряю сознание. А он подаёт – хорошо, что не в меня, иначе я бы просто упал.

– О Господи.

– Кое-как доиграл гейм и на переходе сел на скамейку. А там ящики со льдом и полуторалитровые бутылки с водой. Я одну себе на голову выливаю, а вторую – в рот, хотя так не должен был делать. Болельщики увидели это, похлопали мне. В итоге оклемался, но в третьем сете проиграл. Пожал руку сопернику, судье, а потом на эмоциях ракетку в сумку швырнул.

– И что дальше?

– Ракетка рикошетит и летит в зрителей, которые мне хлопали! А там дети, женщины! У меня первая мысль: «Ё-моё, вот это я попал...». Бегу к болельщикам, извиняюсь. Думал, они этой ракеткой меня на месте прибьют. (Смеётся.). Но нет, отдали, трогать не стали. Вечером иду на ужин, а мне навстречу супервайзер с менеджером, и оба смеются: «Мы видели, как твоя ракетка летела!». (Показывает жестом взлёт самолёта.). А мне неловко как-то. Но самое главное было потом.

– Что же?

– По-хорошему мне должны были выписать штраф на 200 долларов – сумасшедшие деньги для меня! И дисквалифицировать могли. Но я подхожу к стенду, где висели штрафы, а рядом с моей фамилией – ноль! И я вздохнул: «Слава Господи!». Видимо, зрителям понравилось. (Смеётся.).

– Я так понимаю, в Малайзии ещё и жара влияет?

– Да, тут всё в совокупности. Влажность – 98 процентов, почти сотня. Дышать нечем. И температура под полтинник на солнце. Мы ещё играли на харде, а это в пятьдесят градусов, считай, сковородка!

– Там же ноги сгорят.

– Чем, кстати, хороша земля – она не жжёт. Да, сохнет, но играть можно. А хард, по сути, тот же бетон. Кроссовки горят, что жуть! Профессионалы всегда имеют при себе две-три пары и после каждого сета их меняют, потому что невыносимо терпеть. И одежду меняют, потому что от такой жары становишься как губка.

– А нет каких-то температурных нормативов?

– Понятно, что в аномальную погоду никто не играет, и матчи переносятся – как это было, например, на Олимпиаде в Японии. Видимо, какие-то нормативы есть. Но надо понимать, куда ты едешь. В Малайзии пятьдесят на солнце – норма. Не нравится жара – езжай в Норвегию. Там холодно.

– Есть ещё подобные истории?

– Могу вспомнить случай, который был на Кубке Кремля, где я работал судьёй. Играют Кирьос и Рублёв. Матч принципиальный, все ставят на Андрея. А ещё есть молва: если наши играют в России, то им якобы подсуживают. И вот Рублёв подаёт, скорость 212 километров в час, и мяч летит рядом с линией. Я в тот момент то ли переволновался, то ли моргнул неудачно, но промолчал, а это значит, что подача верная. Кирьос на меня посмотрел и пошёл к главному судье, запросил у него проверку следа. Система показывает, что мяч линию задел! И тут он идёт на меня, начинает возмущаться – мол, стоишь тут, ничего не видишь...

– Оскорбляет?

– Кстати, нет. Просто пытался меня задеть. А я, согласно кодексу судьи, реагировать не имею права. Стою и молча смотрю ему прямо в глаза. После того момента Кирьос выдал невероятное!

– Например?

– Я судил много турниров, но впервые видел, как игрок принимает подачу не за задней линией, а на средней, или на хафкорте. Рублёв подаёт 220 км/ч, а Кирьос принимает на средней и забивает! Зал аплодировал чуть ли не стоя, а Андрей стоял в шоке – он не понял, как такое вообще произошло! И после розыгрыша Кирьос должен был уйти в правый угол, а пошёл по центру и швырнул своё полотенце в меня. Оно пролетело, задев моё плечо. После матча ребята меня спросили: «Как ты вообще выдержал?». А я его понимаю! Он думает, что его засуживают, хотя я просто переволновался. Потом, кстати, ошибок не было.

– То полотенце не думали потом продать на аукционе?

– А он потом его забрал. Я стоял на месте, а полотенце лежало где-то за мной. Когда был переход площадки, Кирьос подошёл и забрал его.

– Нет на него обиды?

– Да откуда бы? Просто психанул и бросил – бывает. Я, может, так же бы сделал. Эмоции нужно куда-то девать.

«Детские впечатления повлияли на восприятие Красноярска»

– Если говорить о вашей карьере, то насколько удачно она сложилась?

– Сложилась бы удачно – я бы здесь не сидел. (Улыбается.). Мне, честно говоря, вообще повезло попасть в теннис. Как и любой ребёнок в СССР, я перепробовал кучу видов спорта: в футбол играл, из лука стрелял, борьбой занимался, боксировал, на карате ходил, дзюдо... При этом был лишний вес, и меня как-то хотели забрать в тяжёлую атлетику. Но моя мама – заслуженный тренер СССР по теннису, и это сильно повлияло на выбор направления.

– А из-за чего не получилось?

– Как я уже говорил, в родном Таджикистане начались междоусобицы. Возникла пауза, и я много потерял в профессиональном росте. Когда же вернулся в теннис и переехал в Россию, большой проблемой стало отсутствие денег. Мама, конечно, крутилась как могла, плюс были некоторые спонсоры, но этого категорически не хватало, чтобы делать нормальную карьеру. В один прекрасный момент я сам себе сказал: «Хватит!». Тогда стало понятно, что ничего великого не светит, а играть просто так уже не хотелось. Таких соревнований, куда сейчас ездят теннисисты на заработки, практически не было. Я принял решение, что пойду по стопам матери и стану тренером, и до сих пор об этом не жалею. Всегда было интересно работать с детьми.

– А почему Красноярск-то в итоге? Не самый тёплый город.

– Провидение, наверное. Я приезжал сюда ещё мальчиком в конце восьмидесятых, когда в «Соколе» проходил международный турнир «Кубок Сибири». В то время он считался очень крутым. Там давали призы, которые в обычных магазинах не найти – холодильники, телевизоры, соболиные шкуры, даже счета в долларах открывались! Это был турнир турниров. Да и сам «Сокол» тогда был чуть ли не самым большим теннисным центром в СССР: пять кортов с идеальным деревянным покрытием, на каждом – электронное табло... И сам город очень впечатлил, конечно.

– Что конкретно?

– Мне понравилось большое количество снега. В Таджикистане он только в горах бывает. Красноярск показался очень большим – мосты, природа... Мы на экскурсии ездили, на «Сопке» с горки катались. Видимо, детские впечатления повлияли на восприятие Красноярска. Я потом, когда стал взрослым, приезжал сюда несколько раз, а затем принял предложение о переезде. Перед этим поработал в Москве, но там оставаться не захотел.

– Почему?

– Там люди другие. У них нет принципов – есть только деньги и они сами. Я этого терпеть не могу. А в Сибири люди добрые, которые любят общение и уважают тебя как человека. Будучи здесь, мне говорили: «Подписывай договоры, всё будет как в сказке – квартира, машина, работа». Когда узнали, что у меня ещё и мама тренирует, её сразу сюда переманили. Так и начинали. Правда, в один прекрасный момент человек, который нас позвал работать, сказал: «Я ухожу». И мы с мамой остались у разбитого корыта. Есть только съёмная квартира, работа и контейнер с вещами из Таджикистана. В этот момент нужно было принимать решение: а что дальше?

– И что же?

– В тот момент внутри сидело что-то, и оно не отпустило. Может, впечатление от Красноярска. Может, «Сокол» с его кортами и детьми. Может, осознание важности в своей работе. Я понимал, что нужно поднять планку в нашем теннисе.

«60 тысяч в месяц – 720 в год. Кто ж откажется от такого?»

– В Красноярске тогда не было тренеров?

– Были, но их уровень не считался настолько мощным. О нашем теннисе, кроме Кубка Сибири, никто ничего не знал. Вспоминается, кстати, история на эту тему.

– Давайте.

– Я, будучи юниором, ездил за сборную Таджикистана на один крупный турнир в Ташкент. Там играла в том числе команда из Красноярска. Приезжали 10-12 человек с тренерами, и все такие расфуфыренные! (Смеётся.). Ракетки – японские, сумки и одежда – Yonex, всё на брендах. У меня же белые тапочки, маечка, шортики, кепочка – всё, понятное дело, советское. И ракетка деревянная. А тут приезжают люди в полной экипировке! Мы смотрели и думали: «Это что вообще за монстры?». А когда они выходили на корт и проигрывали нам под ноль, то всё становилось на свои места. Вся показуха – это оболочка, под которой нет спортсмена.

– Но потом же всё изменилось?

– Уже в девяностые появился Саша Сиканов. Из Челябинска переехал Алексей Гаврилов. Подтянулся Денис Урбаев. Мы вчетвером составили костяк сборной Красноярска, которая стала ездить по городам и показывать результаты. Был даже период, когда в финале чемпионата России по взрослым несколько лет подряд играли только Сиканов и Гаврилов! Понятно, не было Сафина, Кафельникова, Чеснокова, Черкасова и прочих топов, но плеяда наших теннисистов была очень хорошей. По сути, именно тогда на теннисной карте страны появился Красноярск. Потом пошли молодые ребята, которые не уронили планку.

– Я так понимаю, успехи пошли после строительства «Теннис-Холла»?

– Честно говоря, оно не повлияло ни на что. Хорошо, что есть такой комплекс, это бесспорно. Но случилась трагедия – погиб Владимир Гулидов, директор «Красцветмета» и фанат тенниса. У нас как принято? Всё держится на одном человеке. У «Теннис-Холла» сейчас на первом месте коммерция, а это не то, о чём мечтал Гулидов. Он хотел проводить соревнования, растить детей... Сейчас же в «Холле» проходит один турнир в год – международный памяти Гулидова. И он очень дорогой. В прошлом году призовой фонд составлял миллион рублей. Помнится, что-то подобное проводил Новокузнецк, так там всё было в районе 250 тысяч! Понятно, что платят сертификатами и прочими бонусами. Это крутой турнир, спору нет! Но он проходит одну неделю в году. Остальные 51 неделя – коммерция. Хотя Андреевых всё же там воспитали.

– А разве теннис не должен держаться на коммерции?

– Я всегда считал и считаю, что дети должны заниматься бесплатно. В своё время эту идею удалось реализовать с помощью депутатов горсовета. В 2010 году открылось отделение тенниса в спортшколе «Красный Яр». Там два корта, где дети играют бесплатно. Да, условия не самые лучшие, и ремонт бы не помешал, а ещё плохо, что места больше нет. Но при этом на первенстве СФО всех рвут именно выходцы из «Красного Яра». Они – костяк сборной края, за ними будущее. Вот так надо работать! Много лет теннис считался чисто коммерческим видом спорта, в нём даже разряды не присваивались. В спортшколе же ребёнок получает полное обеспечение, инвентарь, а потом становится чемпионом. Это здорово, так и должно быть! Но одной школы мало.

– Нужна ещё?

– Вот есть Академия летних видов спорта, которая работает со сборной. Есть спортшкола, где растут дети. А между ними пустота, провал. По-хорошему нам нужна краевая спортшкола. Я так вижу систему: дети из города переходят в край, а потом уже идут к нам в сборную. Сейчас такого нет.

– То есть дети заканчивают «Красный Яр» и потом распыляются?

– Увы, так и происходит. Понятно, что в сборную попадают не все, но некоторые и шанса не получают! Это плохо, неправильно, и такое надо исправлять. Пока, к сожалению, готового решения нет. Те регионы, которые имеют пошаговое развитие, всегда будут на острие. В той же Москве детей ведут с первых шагов и до мастерства. Их никто никуда не отпускает. За них получают очень хорошие бонусы. Кстати, вот и ещё одна проблема – финансовая.

– Денег нет?

– У нас отсутствует финансирование юных спортсменов. Вот мы радуемся за Эрику Андрееву, а она уже не за Красноярский край выступает – приписана к городу Жуковскому, что в Подмосковье. Родителям поступило предложение, от которого они не смогли отказаться.

– Какое же?

– Эрика с 15 лет получает зарплату в спортшколе. Я задаю вопрос в нашем министерстве: «А мы можем платить ребёнку?». Оказывается, можем, но только с 16 лет. А там спортсмен уже в 15 зарплату имеет. Почему? «Им законодательство позволяет, нам – нет». С Миррой такой же вопрос встал: её тоже хотят видеть в Жуковском. Пытался пробивать ей зарплату здесь – предложили 15 тысяч рублей на полставки. (Усмехается.). А в Подмосковье только губернаторская надбавка за результаты составляет 25 тысяч! Плюс средняя зарплата в районе 30-40. То есть ребёнок в сумме спокойно получает полтинник.

– Солидно.

– И это не только в теннисе такая история. Другие виды спорта тоже страдают. Понятно, что в тяжёлой атлетике ребёнок с 16 лет начинает показывает результат. А гимнастика? Там дети уже в восемь лет как мастера спорта! Теннис – тоже юный вид. Конечно, есть параллельный зачёт, но Подмосковье хочет приписывать все результаты себе и делиться не собирается. И ничего с этим не сделать.

– Всё дело, как обычно, в деньгах.

– Понятно, что родители на них ведутся. Условно 60 тысяч в месяц – 720 в год. Кто ж откажется от такого? А мы не можем перебить эту сумму.

«Красноярску не хватает простого отношения к деньгам»

– Обида есть?

– Есть, и очень большая. Почему мы не можем финансировать своих же детей на месте? Да, можно найти спонсоров, допустим. Но кто согласится отдавать свои кровные непонятно кому? В этом плане Красноярск уступает другим сибирским городам, где помогают более охотно. Вспоминается история с нашей известной Елизаветой Куличковой из Новосибирска.

– Так?

– Там обеспеченный президент федерации, у которого есть деньги, и много кто из больших чиновников играет в теннис. Они как-то собрались и решили, что будут платить девочке 30 тысяч в месяц для поддержания. Немного, да, но в нулевых было неплохим подспорьем. Плюс ракетки покупали, перелёты компенсировали... Я был свидетелем, когда Лиза выиграла юниорский Australian Open – тогда летал на турнир и болел вместе с её отцом, которого уже давно знаю. Так вот, приходим мы в офис-центр, Лиза подписывает какие-то документы, а её папе звонит человек из Новосибирска. Поздравляет: мол, смотрели в прямом эфире, очень рады за вас... А за границей входящие звонки тоже платные. Он говорит: «Если хочешь поздравить – кинь смску, дешевле будет, у меня так деньги на счету сгорят». В шутку сказал, конечно. Мы посмеялись, а через две минуты ему на телефон приходит десять тысяч! Тот в шоке показывает мне: «Смотри!».

– Какое-то простое отношение к деньгам.

– Вот Красноярску его не хватает. Всегда присутствует какая-то расчётливость. Люди ищут выгоду. Я четыре года работал в Новокузнецке – там совсем всё иначе! Люди с достатком открыты к помощи. Понятно, что деньгами не сорят, но если ты аргументируешь, то помогут без проблем. Вот есть талантливый парень, но у него в семье проблемы, а он играть хочет – помогите ему кроссовки купить, ракетку... Да без вопросов, вот деньги! Лишь бы пацан играл. Вот, кстати, ещё история.

– Ну-ка?

– Занимался у меня один мальчишка, папа которого – директор завода. Я иду к нему: «Помогите деньгами, турнир провожу, на призы надо». Он спрашивает сумму, а мне любая сойдёт, лишь бы была. Прошу хотя бы десять тысяч. Тот смеётся: «А что так несерьёзно? Мы с мужиками десятку на ужин потратить можем, что это за деньги такие?». А мне и тридцать тысяч – большие деньги, я им рад буду! Он: «Без проблем, давай письмо». Я пишу: мол, прошу дать 30 тысяч. Как думаете, сколько пришло?

– Неужто дописал нолик и перевёл 300?

– Эх, если бы... (Усмехается.). Пять тысяч рублей!

– То есть посидеть с мужиками за десятку – это копейки, а помочь спорту – максимум пятёрка?

– (Машет рукой.). Вот после такого я был очень удивлён условиями в Новокузнецке. Там все свои планы смог реализовать за полтора года. Турниры Tennis Europe, ITF, зона первенства Европы, мужской фьючерс на 15 тысяч – куча соревнований! Приезжали известные ребята. У меня есть почётные грамоты от губернатора Амана Тулеева, мэра Новокузнецка, Шамиль Тарпищев благодарность выслал. Там проще отношение. В Красноярске даже отделение в спортшколе пришлось выбивать!

– Каким образом?

– Я пришёл на совещание в горсовет, где обсуждались поправки в бюджет. С депутатами мы хорошо знакомы – они либо сами играют, либо детей водят. И один из них меня спрашивает: «А почему мы должны согласовать траты бюджета на теннис?». Я ему в ответ: «А чем дети-теннисисты отличаются от футболистов, волейболистов и других? Те могут заниматься бесплатно, а эти – нет. Какая разница?». Ещё была реплика, что теннис является самофинансируемым видом спорта.

– Это как?

– Якобы у наших детей богатые родители, которые гоняют на «Мерседесах» и могут себя обеспечить. И таких видов два. Теннис и... парусный спорт.

– Да ну?

– Я вот тоже сильно удивился. Как вообще эти виды можно сравнивать? И где у нас родители на «Мерседесах»? Это же бред! Но тогда, слава богу, отделение всё же открыли.

– Насколько мне известно, родители Андреевых – не миллионеры.

– Они с достатком, но не богатеи, и для этого очень много работают. Правда, не знаю, как они сейчас живут, когда у девчонок столько поездок. Эрика в одном месте играет, Мирра – в другом, и родители за ними в разные стороны. Сейчас, скорее всего, есть менеджеры, которые возят девчонок, но долгое время семья Андреевых жила в режиме нон-стоп.

«Я съездил, пообщался, услышал задачи и понял: «Это моё»

– В Красноярске сколько лет живёте, если брать в сумме?

– До Новокузнецка 14 лет, потом четыре года там работал, и вот уже семь лет непрерывно живу здесь. Грубо говоря, 21 год в Красноярске. Но семья у меня никуда не уезжала – даже когда я работал на Кузбассе, она жила здесь. Это я мотался между городами как мог. (Улыбается.).

– Ездил в Новокузнецк, могу представить. Двадцать часов на поезде – то ещё удовольствие.

– Я и на поезде ездил, и на машине, даже в аварии попадал. Потом самолёты пустили, стало проще. Так и катался.

– Но в итоге вернулись в Красноярск. Семья?

– Она в первую очередь. А второй момент – у меня закончился контракт, и мне предложили альтернативный вариант работы, который меня не устроил. Я же туда ехал с целью найти тренеров, организовать работу и вывести Новокузнецк хотя бы на сибирский уровень в теннисе. А в итоге вывел на международный! Один из людей, имеющих теннисный центр в Сибири, когда узнал о моём переезде в Новокузнецке, позвонил и признался: «Я бы хотел видеть тебя у себя, но им повезло больше». Но хочу отметить, что здесь совпало многое.

– Например?

– Я работал в «Соколе», когда у него сменился собственник. Пришёл новый директор, и мы с ним не сошлись характерами. В этом момент на меня вышли из Новокузнецка и сделали предложение. То ли сами решились, то ли кто им подсказал – не знаю. Я съездил, пообщался, услышал задачи и понял: «Это моё». Когда тебе дают всё, что можно, и ты просто реализуешь задуманное – это ли не счастье? Правда, сейчас в Новокузнецке кризис, и дела не так хороши. А в Красноярске мы спокойно развиваем теннис, хоть и живём в зимнем регионе. (Улыбается.).

«Южный и Собкин многое привнесли в мою карьеру»

– С кем-то из звёзд поддерживаете отношения? Помнится, в молодости вы и с Сафиным играли, и с Кафельниковым.

– Мы в хороших отношениях с Мишей Южным. Какие-то вопросы можем решить с ним без проблем. Когда я работал в Новокузнецке, он приезжал к нам стабильно раз-два в год, ещё и своего тренера Собкина привозил. Эти люди многое привнесли в мою карьеру, и я им очень благодарен. Важно общаться с людьми, которые остались в теннисе. Михаил сейчас работает над собственной программой, которая подразумевает поиск и поддержку молодых талантов. Это, безусловно, коммерческий проект, но он может выстрелить на имени Михаила. Его знают, уважают и могут прийти на помощь. Плюс при поддержке своего опытного тренера он может решить многие задачи. А те же Марат и Женя ушли в любительско-профессиональные турниры и немного далеки от детского спорта.

– Кафельников в последнее время светится больше в политических новостях.

– Ну Сафин тоже депутатом Госдумы был, так что не всё так просто! (Смеётся.).

– С ними общаетесь?

– С Кафельниковым я вообще никогда прям близко не общался. Был период, когда поддерживал связь с Сафиным, но сейчас в этом нет необходимости. Мне проще Тарпищеву набрать и обсудить вопросы касаемо нашего тенниса. Всё же Шамиль Анвярович – человек уважаемый, всеми известный, и его просьба, изложенная на бумаге, имеет большой вес.

«Люблю смотреть российское. Особенно хоккей и вживую!»

– У вас спортивная семья?

– Супруга как-то просила научить её играть в теннис, но я категорически отказался. Не дай бог, мне этого на работе хватает! Думаю, она на меня в обиде до конца жизни будет. (Смеётся.). Танцы, фитнес – это завсегда, но не теннис. Сыну 12 лет, и он, кстати, мог бы быть талантливым теннисистом. Я его пару раз водил на корт и понимал, что у него есть отличное чувство мяча. Но он сказал: «Папа, это не моё. Хочу в футбол». Сейчас играет вратарём в «Енисее-2010», и я очень надеюсь, что у него всё получится.

– Хотели бы видеть сына на поле Центрального стадиона в профессиональной команде?

– Надо смотреть, захочет ли он сам в будущем. И очень многое зависит от тренера. Я сам через это прошёл и прекрасно понимаю, от кого что зависит. Но ребёнок со своим фанатизмом, думаю, далеко пойдёт. Он иногда рассказывает такие вещи, о которых я даже знать не знал! А тренеры, надеюсь, сделают всё для результата.

– Сами за футболом следите?

– Честно говоря, нет. Я больше хоккей люблю. (Улыбается.).

– Отечественный или зарубежный?

– Наш, российский. Я приверженец всего отечественного. Понятно, что в теннисе слежу и за иностранцами тоже, но что касается других видов спорта, то люблю смотреть российское. Особенно хоккей и вживую! Если я еду в другой город на мероприятие и знаю, что там будет матч, то стараюсь спланировать свой график так, чтобы попасть на стадион. Правда, иногда в планы может вмешаться сын. (Смеётся.).

– Каким образом?

– В декабре прошлого года с семьёй летали в Москву, и сын сразу всё выведал! «Папа, там футбольный матч, «Динамо» с «Уфой» играют!». Всё, идём на футбол, хоккей отменяется!

– На матчи «Сокола» ходите?

– Стараюсь, но не всегда получается. Их график с моим не совпадает. (Смеётся.). Хотя вот были на прощальном матче Сёмина – шикарное мероприятие! Но я не смог купить билет. В электронной системе этого сделать было нереально.

– И как выкрутились?

– Узнал у людей, которые к нам в теннис приходят поиграть, как можно достать билет. Те помогли. Мог бы, конечно, пойти в высокие кабинеты, но я не любитель такого. У меня ещё опасение было, что из-за ажиотажа и левых билетов половина зала пустовать будет. А там народу куча!

– Как вам шоу?

– Очень понравилось. Классно! Молодцы, что сделали матч по следж-хоккею. Мой сын никогда его не видел. Теперь же он знает, что есть люди, которые даже в тяжёлых ситуациях находят силы и борются за своё место в этом мире. Такое очень важно понимать.

– В Красноярске матчей такого уровня, как сёминский, практически не бывает.

– Я, когда переехал сюда, первым делом спросил: «Хоккейная команда есть?». Говорят: есть, мы мимо её арены каждый день проезжаем. А я тогда на улице Воронова жил. Мне её показали, и я остался в недоумении: «Это вот там в хоккей играют?». Было удивление, почему в таком красивом и богатом городе нет команды наивысшего уровня. И до сих пор непонятно.

– Сейчас ходят разговоры, что «Сокол» будет в КХЛ через год-другой.

– Но это надо было делать давно, согласитесь? Я в Новокузнецк приехал и уже на второй день был на хоккее!

– Там шайба сильно развита, но у нас хоккей с мячом больше знаменит.

– А почему бы и нам шайбу не развить? Сейчас есть классные арены «Платинум» и «Кристалл» – хоть заиграйся! Но «Енисей» – это бренд, тут без вопросов. Ребятам большое уважение. И стадион у них отличный.

– За какую команду болеете?

– Я болел за московское «Динамо», а потом за ЦСКА – в своё время сам играл за армейцев. Но вообще нет особой разницы, за кого болеть – просто нравится смотреть, как команда играет в хоккей. Не просто отбывает номер на льду, а именно играет. Неважно, какой счёт – хоть 0:0, но лишь бы была игра. Иногда бывает, что включаю хоккей, вижу, как команда очки дарит, и тут же выключаю в обиде на них. (Улыбается.). Мне нравится именно вид спорта, а не определённая команда. Я могу и футбол глянуть, если это игра, а не сливание в одну калитку.

«Найдём ещё парочку ребятишек, которые будут прославлять Красноярск»

– Вы родились в Таджикистане, но живёте в Красноярске более 20 лет. Считаете себя красноярцем?

– В первую очередь я всё же русский. (Улыбается.). Но могу точно сказать: Красноярск – моя вторая родина. Возможно, более значительная, чем первая. У нас с городом есть какая-то невидимая нить, которая связала и не отпустит. Я отклоняю все предложения о работе в других местах, хотя меня много куда зовут.

– Есть варианты?

– Сейчас во многих городах существует проблема с тренерскими кадрами. Было одно время, когда в Сибири турниры проходили только в Новосибирске и Красноярске. Томск, Иркутск, Новокузнецк – всё мимо. Потом появились корты, центры, но нет кадров. Хорошую академию создали в Рязани, но там вечно урезают финансирование, и люди уезжают. Те условия, которые есть, не всех устраивают. Невозможно привезти толкового специалиста из другого города на зарплату в 50 тысяч!

– А сколько тогда?

– Сотню можно легко заработать! Хочешь работать – будет больше. Но не все могут обеспечить такие условия. В той же Рязани куча открытых и закрытых кортов, плюс интернат для детей – всё шикарно, но денег нет, и академия пустует. В Тюмени та же история, в Казани – похожая. Меня звали работать во многие города, но я не готов срываться. Если ничего экстраординарного не случится в Красноярске, то буду жить и работать здесь.

– Какие планы на ближайшие пять лет?

– Мне бы хотелось появления спортсменов, которыми мы будем гордиться. Неважно, Андреевы ли, Ивановы, Петровы или Тимофеевы. У нас для этого есть много возможностей. Сборная тренируется бесплатно, мы её в прошлом году одели-обули, инвентарём обеспечили. Можно спокойно ездить на соревнования и брать медали. Вижу, что есть таланты, и мы можем им помочь. Думаю, найдём ещё парочку ребятишек, которые будут прославлять Красноярск.

«Перестали завозить мячи. Я думал, шариками играть будем»

– Как нынешняя мировая ситуация скажется на российском теннисе?

– Не думаю, что положительно. Нам не с кем обмениваться опытом. Дело в том, что русский теннис очень силён: к нам боятся ехать, потому что точно проиграют, а наши спокойно пробиваются на самый верх. Пока турниры есть, играть можно. А вот что будет через год-другой – не знаю.

– Но Андреевы же играют? Мирра в Испании недавно победила.

– Участие нам не запретили. Но чтобы уехать из Красноярска и играть в Европе, нужно порядка 200-300 тысяч рублей. Это и перелёты, и визы, и проживание. Некоторые, имея возможность сыграть за границей, приезжают на российские турниры. Вот, кстати, снова история.

– Так?

– Я был в Казани и общался с девочкой, которая хотела полететь в Венгрию на 15-тысячник. Но в итоге не решилась. Поехала в Казань – заработала 200 тысяч. И говорит: «Полетела бы в Венгрию – потратила бы 280 тысяч только на билеты. Рада, что осталась здесь». Вот в таком режиме и живём. Сейчас ещё вопрос в том, что будет с инвентарём.

– Есть проблемы с доставкой?

– Перестали завозить мячи. Я думал, шариками играть будем! Пытался привезти их из Китая, даже вышел на один из заводов, и мне сказали, что всё сделают в лучшем виде по приемлемой цене. Но есть один момент – надо найти способ, как доставить товар в Россию. Вот до сих пор ищу. (Улыбается.). В Иркутске ребята какими-то путями завозят, в Екатеринбурге как-то выкручиваются. А так и ракетки подорожали, и экипировка. Понятно, что приходится подстраиваться под условия.

– Лишний раз ракеткой по корту лучше не бить?

– Да, сейчас это очень дорого, и потом её можно просто не купить. Есть же клавиатуры без русской раскладки, вот и тут можно нарваться на палёную ракетку. (Смеётся.). Раньше бывало такое: поехал кто-нибудь в Китай, купил ракетку, приезжает и хвастается: «Вот взял себе как у Надаля, настоящую, но по дешёвке». Да быть такого не может! Настоящая ракетка не может стоить сто долларов! Смотришь по виду – нормальная. Сравниваешь с официальной, а у них даже цвет разный. И игровые свойства у палёнки другие – бренчит, звенит... Не хотелось бы к такому возвращаться.

– То есть ещё и в качестве вопрос?

– Да, таковы обстоятельства. Тут, может, друзья-казахи нам в помощь. Оттуда уже и предложения есть, и завозы. Но дружба дружбой, а деньги платить надо. Если раньше мы закупали мячики из расчёта один доллар за штуку, то сейчас они повышают ценник – два с половиной доллара. А что изменилось-то? Говорят: «Логистика другая». Ага, ага...

ДОСЬЕ

Алексей ГЕРАСИМОВ

Дата рождения: 6 декабря 1977 года (Душанбе, Таджикская ССР).

Деятельность: председатель Федерации тенниса Красноярского края, главный тренер сборной Красноярского края по теннису.

Карьера: в молодости играл на взрослых турнирах серии ITF. Работал тренером в Москве, Барнауле, Новокузнецке. В Красноярске с 1997 года (с перерывом в 2011-2015 годах).

Звания: мастер спорта России, судья всероссийской категории.

Семья: женат, воспитывает сына.

Увлечения: футбол, хоккей.