Михаил Бенюмов: "Скрипач должен быть умным"

В поисках идеала и гениев

Заслуженный деятель искусств России, художественный руководитель и дирижёр Красноярского камерного оркестра Михаил Бенюмов считает, что начинать воспитывать музыканта нужно с раннего детства — лет с шести-семи. Только в этом случае у маленького человека будет шанс выйти на профессиональную сцену.

Михаил Бенюмов знает, о чём говорит, ведь всю жизнь занимается педагогикой, и опыт в этом деле у него огромный. Почти все музыканты камерного оркестра — это его ученики, которых он воспитывал с малых лет. Сегодня музыканты, выращенные Бенюмовым, — краса и гордость музыкального мира Красноярска. А его оркестр стал настоящей визитной карточкой нашего города. Следующий год станет для Красноярского камерного оркестра юбилейным — коллектив отметит своё 20-летие.

— Насколько я знаю, история Красноярского камерного оркестра ведётся со студенческого коллектива.

— Я работаю в Красноярской академии музыки и театра со дня основания, то есть с 1978 года. Периодически руководил симфоническим и камерным оркестрами вуза. Начиная с 1985 года студенческий камерный оркестр стал постоянной творческой единицей и начал достаточно активную концертную деятельность. И в один прекрасный момент нам стало ясно, что тех часов, которые отводит оркестровому классу учебный план, недостаточно. Сами ребята обратились ко мне с предложением о создании нового профессионального коллектива. Тогда было время перестройки и было модно открывать различные товарищества, общества и так далее. И мы, посовещавшись, учредили предприятие, которое назвали “Куранты-2001”. Это было в 1991 году. Имя коллектив получил от французского слова “courir”, что в переводе на русский обозначает “бежать”. Этим я хотел обозначить некую устремлённость в новое тысячелетие, движение в будущее молодых, из которых тогда состоял оркестр. Конечно, я тогда не мог знать, что именно в 2001 году на башне администрации Красноярска появятся настоящие городские куранты. “Куранты-2001” просуществовали недолго. 20 мая 1993 году мы стали муниципальным коллективом и получили название “Красноярским камерный оркестр”.

— А из того состава “Куранты” кто-нибудь работает до сих пор?

— Да, несколько человек: Данила Шестаков, Светлана Шестакова, Антонина Рогаткина.

— Вас не смущал статус городского коллектива? Существует стереотип, что за этим кроется некая местечковость, то ли дело оркестр филармонии или государственный академический коллектив...

— Абсолютно нет. Объясню почему. Красноярск пережил две волны “культурной революции”. Первая волна была инициирована краевыми властями. Павел Стефанович Федирко — мудрый и сильный человек — своей волей решил превратить Красноярск (в 70-е годы прошлого века весьма провинциальный город) в одну из культурных столиц России. Он смотрел далеко вперёд: думал о том, что пройдут годы и резко встанет кадровый вопрос во всех областях — науке, промышленности, образовании, медицине… Понимал, что люди, получившие хорошее образование в Москве, Санкт-Петербурге, ни за что не согласятся жить в городе, где нет современной мощной культурной инфраструктуры. И он сделал всё, чтобы в Красноярске появился оперный театр, симфонический оркестр. И ещё один верный шаг — открытие института искусств. Ведь покупать музыкантов со стороны в сотни раз дороже, чем воспитывать их самим. Результат налицо: в составах оркестровых коллективов Красноярска сегодня свыше семидесяти процентов выпускников академии, а наш оркестр на сто процентов состоит из музыкантов, получивших образование в Красноярске.

Если первая волна может быть названа золотой, то вторая — серебряной. Она совпала с тяжёлым временем — с эпохой перестройки. Тогда месяцами не получали зарплату, закрывались предприятия. Голода не было, но предголодное состояние ощущалось. Именно в этот момент администрация города и глава Красноярска, которым тогда был Валерий Александрович Поздняков, поддержали все жизнеспособные культурные проекты, которые к тому времени сложились и заявили о себе в сфере культуры. В городе были созданы муниципальные коллективы: наш оркестр, духовой оркестр, оркестр русских народных инструментов, ансамбль солистов “Тебе поемъ”, мужской хор и ансамбль танца “Енисейские зори”. С 1993 года Красноярск вошёл в число городов, жители которых могут слышать музыку во всех жанрах. Этим наш город до сих пор отличается от многих достаточно крупных городов России. У нас нет, конечно, десятков симфонических и камерных оркестров, как в Москве, но тем не менее Красноярск на сегодняшний день входит в восьмёрку ведущих музыкальных центров России.

— Трудно ли быть “придворным” коллективом, ведь статус муниципального коллектива даёт не только какие-то бонусы, но и накладывает обязанности?

— Памятуя, что придворными музыкантами были такие музыканты, как Моцарт и Гайдн, это, в первую очередь, почётно. То, что городская власть поддерживает творческие коллективы, положительно характеризует её. Князь Эстерхази покровительствовал Гайдну, а Красноярскому камерному оркестру и другим муниципальным творческим коллективам — администрация города, внося свою лепту в поддержку профессионального искусства. Это вопрос не сервильных отношений, а творческого сотрудничества. Например, благодаря поддержке муниципалитета мы смогли выступать в городах Германии, Италии, Испании, в столице нашей страны — Москве. Для нашего коллектива были приобретены несколько лучших в мире музыкальных инструментов: квартет струнных — две скрипки, альт и виолончель, изготовленные лучшими мастерами Кремоны. В проекте покупка пятого инструмента. Поддерживают городские власти и наш проект — фестиваль “Сибирь — Европа”, который уже стал красноярским брендом. Абсолютно очевидно, что без такого сотрудничества немыслимо развитие искусства в Красноярске. Как и без развития искусства невозможно развитие города. Вместе мы делаем одно очень нужное дело. Я благодарен муниципалитету за внимание, которое оказывается нашему коллективу. Исполняющий обязанности главы города Эдхам Шукриевич Акбулатов — постоянный слушатель в концертных залах города, человек, который любит, понимает и поддерживает искусство. И, самое главное, он глубоко понимает ту фундаментальную роль, которая отведена искусству в современном обществе.

— А вмешательство в творческий процесс со стороны власти когда-нибудь были?

— На моём веку нет. Наоборот, если бы не поддержка властей, то некоторые произведения мы бы никогда не сыграли, а красноярцы и не услышали бы. Имею в виду новые сочинения красноярских, российских и зарубежных композиторов, написание которых было прямо инициировано администрацией города. Например, оратория аргентинского композитора Хорхе Босса “Я — Суриков, русских казак”. Это произведение, как сочинение того же автора “В поисках утраченного танго”, были исполнены в рамках городского мероприятия — Зимнего Суриковского фестиваля искусств. Именно в нашем городе состоялись эти и другие мировые премьеры. Думаю, нам всем есть чем гордиться.

— А вообще цензура нужна?

— Иногда нужна. Кое-где хочется её применить, например, когда видишь разгул порнографии и насилия на экранах. Причём под ударом оказываемся в первую очередь не мы, взрослые, а наши дети. Глядя на всё это, они, даже если не вступят на скользкий путь, уж точно потеряют всякий интерес к такой сфере, как любовь. Потому что после такого порнографического удара трудно вообще полюбить: происходит полная подмена понятий. В своей семье я устранил эту угрозу волевым решением. Когда увидел, что в 12 часов дня транслируется по одному из местных каналов — в то время моей младшей дочери было пять лет, — я решил полностью отказаться от телевидения. Попросил отсоединить антенну. Так мы продержались лет десять, наверное. Теперь надо искать противоядие Интернету, а это уже сложнее. В этом вопросе я поддерживаю Китай, который имеют цензуру против подобных вещей. Нельзя вырастить здоровое поколение, если ты пропагандируешь насилие и наркоманию.

— Многие отмечают удивительное явление. Почему-то во времена, когда в нашей стране свирепствовала цензура, на свет появлялись такие гениальные композиторы, как Шостакович, Прокофьев… Сегодня, когда можно всё, русская земля отчего не рождает гениев. Нет ни Прокофьевых, ни Шостаковичей. Да и с Пушкиными и Толстыми как-то туговато. Отчего так происходит?

— Эти личности появились на стыке переломного момента истории России. Те же Шостакович и Прокофьев воспитывались в учебном заведении, которое сложилось и окрепло ещё в царской России. Первым выпускником Петербургской консерватории был Пётр Ильич Чайковский, а основателем этой консерватории был Антон Рубинштейн, а ректорами — Римский-Корсаков и Глазунов. Эти имена говорят сами за себя. После Октябрьской революции мы утратили не только экономическую мощь, которую стремительно набирала наша страна при царе, но и под корень была подрублена культура России. Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак — люди, которые пришли ещё из того мира. Сейчас эта культурная волна переживает затухание.

Почему Шостакович создавал гениальные творения? Потому, что он был человеком высочайших идеалов, человеком без кожи, который ощущал чужую боль острее, чем собственную. И отсюда его совпадение с эпохой величайших испытаний, которые выпали на долю русского народа. Этим испытаниям он противопоставлял высокий идеал. В свете этого идеала многие явления эпохи высвечивались как героические, другие — как омерзительно уродливые, а то и просто глупые и смешные. Искусство не может основываться на цинизме. И только когда в России появится новый идеал, тогда появятся и новые Шостаковичи. С другой стороны, чем раньше появятся такие люди, тем быстрее вернётся идеал.

— В последнее время сферу художественного образования постоянно лихорадит: реформы идут за реформами. Зачем пытаются разрушить систему, благодаря которой появилось столько замечательных музыкантов?

— Я не сторонник теории заговоров. Хотя поневоле начинаешь верить в эту версию. Потому что логического объяснения тому, что происходит с системой художественного воспитания, у меня нет. Наша система образования в области искусства не давала сбоев, она была лучшая в мире. Российские музыкальные и хореографические дипломы — единственные дипломы, которые не требуют подтверждения за рубежом. Русским дипломам там доверяют больше, чем собственным. Но сейчас всё в корне меняется. Не ища виноватых, могу сказать, что законодательная база нашего художественного образования, похоже, разрушается до основания. Если так будет продолжаться и дальше, у нас не будет не только Ойстрахов, Коганов и Мацуевых, но и просто добротных оркестровых музыкантов, а следовательно, и хороших оркестров. В области исполнительства мы будем получать всё более и более затухающую синусоиду, которая напоминает кардиограмму умирающего человека. Чего стоит только идея, что ребёнок может сориентироваться в области профессионального искусства только с пятнадцати лет! На чём это основано?! Понятно, что такую идею выдвинули люди, которые не понимают, что в пятнадцать лет принимать решение в некоторых музыкально-исполнительских специальностях, также как в хореографии и в спорте, уже безнадежно поздно. Японцы, например, считают, если до четырёх лет не определить ребёнка профессионально, то он уже не станет хорошим скрипачом. Мне кажется, что они преувеличивают, но точно знаю, что если не начинать заниматься с ребёнком в 6-7 лет, то навёрстывать упущенное затем будет очень сложно. Такова человеческая природа, физиология и психология. Если в 12 лет ты не играешь с оркестром, то не можешь рассчитывать на карьеру солиста. Если в 15 лет ты не играешь очень добротно, качественно, то и музыкантом оркестра вряд ли будешь. Что за фантастическая идея, что можно учиться до 15 лет, как все, а потом вдруг решить стать солистом балета Большого театра или концертирующим скрипачом? Такого не бывает.

Проблем и без подобных новаций хватает. Достаточно сказать, что сегодня в Красноярске нет учебного заведения, где талантливый ребёнок мог бы заниматься музыкой с полной самоотдачей. В своё время была попытка создать подобное специальное профессиональное заведение среднего звена при Красноярской академии музыки и театра, что вроде ЦМШ. И надо сказать, что этот музыкальный лицей давал прекрасные результаты. Но потом оказался вне закона как не соответствующий вновь принятым стандартам общего среднего образования.

— Должен ли музыкант быть умным или достаточно дара свыше, некой органики, везения, чтобы добиться успеха?

— Каждому, конечно, своё. Но искусство — это не та область, где горе от ума. К Паганини часто приставали с вопросом, в чём секрет его мастерства. И однажды, разозлившись, маэстро сказал: “Скрипач должен быть умным”. Этот ответ — рецепт выхода из тысячи ситуаций, в которые попадает музыкант. Для того чтобы разобраться в сути вещей, проанализировать информацию, нужен не только талант, но и интеллект. Настоящим музыкантом способен быть тот, кто способен к длительному интеллектуальному и психологическому сосредоточению. Потому что мы играем не руками, а головой.

— Кем быть сложнее — оркестрантом или солистом?

— Вопросу противостояния солиста и оркестранта большое внимание уделял отец Моцарта — Леопольд Моцарт. Он ставил оркестранта выше солиста. Он говорил, что хоть артист оркестра не должен играть такие сложные пассажи, как солист, но он должен с листа с первого взгляда понять произведение и исполнить его так, как будто он сам его написал. Ведь в чём заключается специфика работы оркестранта — у него нет такого количества времени, как у солиста, чтобы выучить произведения. Каждый концерт оркестр играет, например, две симфонии, увертюру и несколько аккомпанементов или оркестровых пьес. И почти каждый раз — новые. Ни один солист в таком режиме существовать не может. Его репертуар может быть большой, очень большой, но он стабилен. Так что репертуарный горизонт у оркестранта шире. Я уверен, что настоящие солисты выходят именно из оркестра. Во всяком случае, игра с оркестром (и даже в оркестре) очень важна для любого солиста.

— Одно время Ваша жена — пианистка, заслуженная артистка России Лариса Маркосьян — была директором оркестра. Сегодня она солистка коллектива. Как это — работать с женой?

— Невозможно. (Смеётся.)

— А в оркестре есть, кроме Вас с Ларисой Владимировной, семейные пары? Не мешает ли семейственность работе?

— У нас несколько семейных пар. И их присутствие в оркестре, наоборот, влияет положительно: ведь это замечательно, когда в одном коллективе работают люди, которые любят и поддерживают друг друга. На том и стоим.

— А как Вам живётся в квартире, где все домочадцы без исключения музыканты? Как выходите из положения, когда нужно репетировать всем одновременно?

— Это проблема наших соседей. Каюсь: иногда приходилось играть на скрипке и до часу ночи, и до полвторого. Бывает такие ситуации, когда ну никак не успеваешь позаниматься днём. За 33 года, которые мы живём в этом доме, нам ни разу никто не сделал замечания. Я очень благодарен своим соседям за понимание. А пространство нашей квартиры делим просто. Лариса репетирует в большой комнате, где стоит фортепиано. Дочь Римма занимается на скрипке в своей комнате. Я — на кухне. Очень удобно: можно заодно и чаю попить.