«Маск тогда в коротких штанишках ещё ходил»: Сергей Крикалёв рассказал о форс-мажорах в космосе

Сергей Крикалёв — известнейший советский и российский космонавт. Он прославился суммарным временем, проведённым в космосе, — 803 дня. Встреча с ним проходила 23 июня в МВДЦ “Сибирь” в рамках проекта “Лекторий Палладиум”. Любой желающий в зале мог задать вопрос Сергею Крикалёву.

— Сергей, что в бытовом плане наиболее непривычно в космосе?

— Взаимодействовать с предметами в первую очередь, конечно. Что-то оставить на столе нельзя. Только положил, а оно уже летает. Просто так рядом стоять, как мы сейчас с вами, невозможно. Нужно обязательно каким-то образом закрепиться.

— Космос — это своего рода полигон для соревнований. Мы все слышали “первый человек в космосе”, “первый человек в открытом космосе”, “первая женщина в космосе” и так далее. Как вы думаете, к какому рубежу мы подходим? Кто будет следующим “первым”?

— Знаете, я бы переопределил ваше понимание. Сам космос — площадка для испытаний, а рекорды, которые устанавливаются в космосе, это уже побочные эффекты. Всё больше появляется новой техники, технологий, материалов, приборов. И их надо проверять, чтобы делать полёты более безопасными и надёжными.

— Как вы думаете, это правда, что американцы были на Луне?

— Это как говорить: “Я нырнул на глубину 20 метров и достал оттуда камешек”. То есть единоразовый рекордный рывок в полётах сделать можно, но для того, чтобы создать на Луне базу, начать на ней систематические испытания, нужны совершенно другие технологии и иной уровень подготовки. Да, действительно такой полёт у них состоялся, но он был именно рывком. Мы сейчас хотим лететь в сторону Луны, прийти на Луну и там остаться.

— Что касается испытаний: непременно вас готовят к различным форс-мажорам и непредвиденным обстоятельствам. Было ли у вас такое, когда казалось, что ситуация неисправима?

— Собственно, вся подготовка и космонавтов, и техники на Земле заключается в том, чтобы не доводить до таких ситуаций. Мы должны работать не на везение, а на гарантию. Да, бывают внештатные ситуации, но именно потому и нужна многолетняя подготовка: чтобы распознавать неисправимое до того, как оно произошло.

Из частого бывают отказы техники, например системы сближения стыковки. Мне приходилось одному работать за пределами станции. У коллеги тогда полностью запотело стекло изнутри скафандра, протереть его с той стороны невозможно. Он говорил, что пытался хотя бы носом достать до стекла, но всё было тщетно. Фактически мне пришлось и его возвращать, и себя на станцию из открытого космоса.

— В космосе возможно не почувствовать своё состояние?

— Вообще, такая работа всегда сопровождается учащённым сердцебиением, высоким пульсом. Нас отслеживает Земля, контролирует наше состояние по медицинским показаниям. Нередко нас останавливают: “Так, стоп-стоп, притормози”. Смотрят на пульс, газообмен, выделение тепла, углекислого газа. Состояние, конечно, ты сам чувствуешь, но, как в спорте, можешь быть близко к пределу своих возможной и не оценивать, хватит сил или нет. Кстати, занятия спортом на Земле, как правило, помогают в космосе.

— Есть ли в космонавтике такое понятие, как пенсия?

— Пенсия есть как мера социальной защиты. Но часто нас спрашивают: “До какого возраста можно летать?” Такого предела нет, но есть ограничения по здоровью. У кого-то оно ухудшается раньше, у кого-то позже. Особенность нашей работы ещё в том, что квалификация требуется высочайшая. В сильно молодом возрасте не получается начать летать. То есть на момент, когда человек прошёл все ступени подготовки, он отправляется в космос уже в профессионально зрелом возрасте.

— Сколько времени суммарно вы провели в космосе?

— 803 дня.

— Не было ли у вас такого ощущения, как будто вы что-то упустили на Земле?

— Когда я отправился в длительный полёт, был в космосе больше десяти месяцев, такое ощущение возникло. Улетал — дочке был год. Чувствовал, что упускаю какой-то существенный период её жизни.

— Сейчас у вас есть какое-то хобби?

— Хобби появилось у меня ещё в институте, тогда я начал летать на спортивных самолётах. Попал в сборную Ленинграда, потом в сборную России по высшему пилотажу. И до сих пор продолжаю летать.

— Вы поддерживаете частные космические инициативы или всё-таки космос — территория государства?

— У государственных и частных инициатив разные площадки. Продвижение каких-то рискованных вещей — дело государства. И вполне нормально, что там, где рисков меньше и всё более понятно, территория частников.

В Америке появилась частная компания, которая начинает создавать модули для станций. Это нормальный и естественный процесс. Многие системы для кораблей у нас тоже были сделаны частниками. РКК “Энергия” — это, кстати, частная компания, акционерное общество. Поэтому, когда говорят про Илона Маска, хочется напомнить, что у нас частники в космической сфере есть уже лет тридцать. Маск тогда в коротких штанишках ещё ходил. Другое дело, что многие заказы частникам исходят от государства, но в этом отношении ситуация одинакова как у нас, так и в Америке.

— За частниками будущее?

— За ними не будущее, а часть площадки. Государство и частники всегда будут заниматься разными вещами. Я могу привести аналогию с авиацией. Новые технологии, новые самолёты делает государство, а перевозкой пассажиров занимаются частные компании. Частники редко создают что-то новое, такое происходит только по государственному заказу. Испытания проводит государство.

— Вы знакомы с космонавтами или желающими ими стать из Красноярска или Красноярского края?

— Пока нет. Я уже был в вашем городе, но предыдущие визиты были достаточно короткими. Возможностей встретиться с энтузиастами-космонавтами не было. Но я общался с людьми, которые профессионально занимаются созданием ракетной или космической техники.

— Можете назвать разницу между советской и российской космонавтикой?

— В российской космонавтике больше ограничений: финансовых, ресурсных. В советское время приоритет у нашей отрасли был более высоким, сейчас приходится аккуратнее подходить к использованию государственных ресурсов.

— Космические отходы безопасны для экологии?

— Более чем. Ничто не выбрасывается “в форточку”, всё, конечно, утилизируется: укладывается в грузовой корабль, который нам привозит новую воду, пищу, оборудование. Грузовой корабль не имеет никакой теплозащиты, поэтому, когда он на космической скорости входит в плотные слои атмосферы — как правило, где-то над океаном, — возникающая температура намного превышает температуру огня в печи и сжигает все отходы в прах. Сгорает в пыль даже металл, из которого сделан корабль. Раньше обсуждался вопрос экологии при запуске ракет, ведь имеется определённый выхлоп. Но сейчас большинство двигателей — это кислород-керосин. Керосин при сгорании образует углекислый газ, а кислород сам по себе безопасный. Также были двигатели, которые работали на кислороде-водороде и при сгорании получалось H2O, то есть вода.

ДОСЬЕ

Сергей КРИКАЛЁВ, советский и российский космонавт, исполнительный директор по пилотируемым космическим программам госкорпорации “Роскосмос”.

Образование: Балтийский государственный технический университет имени Д. Ф. Устинова (Военмех), специальность “Ракетостроение”.

Научное звание: кандидат психологических наук.

Карьера: начал карьеру в РКК “Энергия” имени С. П. Королёва в 1985 году. Сергей Крикалёв летал в космос в составе советских, российских, американских и международных экипажей.

Достижения: Обладатель рекорда по суммарному времени пребывания в космосе — 803 дня за шесть стартов. Восемь раз выходил в открытый космос.

Награды: Награждён звездой Героя Советского Союза и звездой Героя Российской Федерации.